Сельма Лагерлёф - Иерусалим
— Похоже, ты хочешь, чтобы я убил Хелльгума.
— В деревне говорят, что все опять пойдет хорошо, если ты заставишь Хелльгума уехать.
— Новое учение всегда влечет за собой ссоры и распри, — сказал Ингмар.
— Тебе, во всяком случае, представляется удобный случай показать народу, чего ты стоишь, — многозначительно сказал Ингмар-сильный.
Ингмар отвернулся от старика и запустил лесопильню. Больше всего ему хотелось бы знать, перешла ли Гертруда на сторону Хелльгума, но он был слишком горд, чтобы выдать свою тревогу.
В восемь часов Ингмар пошел в Ингмарсгорд завтракать. Как обычно, его ждали вкусные блюда, а Хальвор и Карин были как-то особенно ласковы с ним. Увидев их, Ингмар усомнился в рассказах Ингмара-сильного. На сердце у него стало легко, и он был почти уверен, что старик все преувеличил.
Вдруг его снова охватило беспокойство, так что он не мог проглотить и куска.
— Ты давно была у учителя, Карин? — вдруг спросил он.
— Да, — быстро отвечала Карин, — я больше не хожу к этим безбожникам.
Ингмар погрузился в долгое молчание. Над этим ответом надо было хорошенько подумать. Говорить ему теперь или молчать? Если он заговорит, то поссорится с семьей, но в то же время он не хотел никакой неясности.
— Я никогда не замечал, чтобы в семье учителя были безбожники, — едва слышно произнес он, — ведь я прожил у них четыре года.
Карин тоже не знала, не будет ли лучше промолчать. Нет, она должна сказать правду, если даже это огорчит Ингмара:
— Если люди не следуют Божьему гласу, значит они — безбожники.
Ингмар перебил ее:
— Очень важно, какое обучение получают дети, а ведь Сторм он выучил всю деревню и тебя с Хальвором тоже.
— Да, но он не учил нас вести праведную жизнь, — возразила Карин.
— Мне кажется, Карин, ты всегда вела такую жизнь.
— Я скажу тебе, Ингмар, чем была наша жизнь раньше. Мы как будто шли по круглому бревну: то мы твердо стоим на нем, а то вдруг падаем. Если я возьму своих единомышленников за руки и почувствую поддержку, то смогу пройти, не оступившись, по узкой тропе праведности.
— Да, — сказал Ингмар, — однако тогда в этом мало твоей заслуги.
— Это и сейчас еще трудно, возможно.
— Ну, а как же вы теперь ладите с учителем?
— Все приверженцы нашего учения забрали своих детей из школы. Мы не хотим, чтобы наши дети воспитывались в старых заблуждениях.
— И что же сказал на это учитель?
— Он сказал, что по закону дети обязаны посещать школу.
— Я тоже так думаю.
— Он отправил урядника к Израэлю Томассону и Кристеру Ларсону и велел привести детей.
— И теперь вы в ссоре со Стормом?
— Да, мы не общаемся.
— Вы, вероятно, не в ладу со всей деревней?
— Мы держимся в стороне от всех, кто погряз в грехах.
Чем дальше шла беседа, тем тише они говорили, осторожно взвешивая каждое слово, потому что всем троим казалось, что разговор грозит принять печальный оборот.
— Я могу порадовать тебя насчет Гертруды, — сказала Карин, стараясь говорить весело. — Хелльгум часто беседовал с ней зимой и теперь сообщил, что сегодня вечером она присоединится к нам.
Губы Ингмара задрожали. Ему казалось, что он весь день ждал, когда его застрелят, и вот теперь раздался выстрел.
— Так она хочет присоединиться к вам?.. — произнес он почти беззвучно. — Как много случилось здесь, пока мы работали в лесу.
Ингмару казалось, что Хелльгум все время старался привлечь на свою сторону Гертруду и расставлял сети и приманки, чтобы поймать ее.
— Что же теперь со мной будет? — спросил Ингмар каким-то странно беспомощным тоном.
— Ты должен принять нашу веру, — быстро отвечал Хальвор. — Хелльгум вернулся, и, когда ты с ним поговоришь, то сразу же убедишься в истинности нашего учения.
— Может случиться, что я и не присоединюсь к вам, — сказал Ингмар.
Карин и Хальвор ничего не возразили, и в комнате воцарилась мертвая тишина.
— Может статься, что я не пожелаю иметь другой веры, кроме веры моего отца, — продолжал Ингмар.
— Не решай ничего, не поговорив с Хелльгумом, — сказала Карин.
— Если я не присоединюсь к вам, вы, вероятно, не захотите, чтобы я жил с вами? — спросил Ингмар, вставая с места.
Не получив ответа, Ингмар почувствовал, как будто все разом обрушилось на него. «Лучше всего сразу решить этот вопрос», — подумал, приободрившись, он.
— Я хотел бы знать, как вы решите тогда вопрос с лесопильней, — продолжал Ингмар.
Хальвор и Карин переглянулись, оба не решались ничего сказать.
— Ты не должен забывать, Ингмар, что, кроме тебя, у нас нет никого на свете, — сказал Хальвор.
— Да-да, ну, а как же лесопильня? — настойчиво спросил Ингмар.
— Прежде надо распилить заготовленные бревна, — сказал Хальвор.
При этих уклончивых ответах Ингмара словно что-то озарило.
— Вы, может быть, хотите отдать лесопильню в аренду Хелльгуму?
Хальвор и Карин были смущены настойчивостью Ингмара. После разговора о Гертруде он был совершенно вне себя.
— Поговори сначала с Хелльгумом, — тихо предложила Карин.
— С ним-то я поговорю, но прежде я желал бы знать, на что могу рассчитывать.
— Ты сам знаешь, как мы любим тебя.
— И все-таки вы хотите отдать лесопильню в аренду Хелльгуму? — настойчиво переспросил Ингмар.
— Мы бы очень хотели найти Хелльгуму подходящую работу, чтобы он мог остаться в Швеции, и мы с ним думали, что вы могли бы работать вместе, в случае, если ты примкнешь к истинной вере; Хелльгум очень дельный работник.
— С каких это пор ты стал бояться говорить прямо, Хальвор? — сказал Ингмар. — Я только хочу знать, отдадите вы лесопильню Хелльгуму или нет?
— Да, мы отдадим ему лесопильню, если ты не познаешь истинной веры, — сказал Хальвор.
— Благодарю тебя, Хальвор, теперь я знаю, насколько мне выгодно присоединиться к вам.
— Ты хорошо знаешь, что мы не это хотели сказать, — возразила Карин.
— О, я прекрасно понимаю, что вы хотели сказать! — выкрикнул Ингмар. — Я вижу, что потеряю и Гертруду, и лесопильню, и родной уголок, если не примкну к вам!
С этими словами Ингмар быстро вышел из комнаты, не желая оставаться дольше.
Выйдя на улицу, он подумал: «Самое лучшее решить все сразу. Я должен знать, на что могу рассчитывать».
И он медленно направился к школьному дому.
Когда Ингмар подошел к калитке школы, начался теплый весенний дождь. В садике виднелась травка и наливались почки. Лужайки так быстро зеленели, что, казалось, было заметно, как растет трава. Гертруда стояла на крыльце и любовалась весенним дождем, и две большие ольхи простирали над ней свои ветви, покрытые пробивающейся молодой листвой.
Ингмар остановился в восторге; картина была такая прекрасная и мирная, что все волнение его разом улеглось. Гертруда еще не заметила его. Он тихо притворил калитку и подошел к ней.
Вдруг Ингмар снова остановился, смущенно глядя на Гертруду. Когда они расстались, она еще была ребенком, но за этот год, что они не виделись, она превратилась в стройную, красивую девушку. Голова красиво сидела на шее, кожа была белая и нежная, как пух, на щеках играл легкий румянец. Взгляд ее был глубок и печален, и все выражение лица из плутовского и веселого превратилось в серьезное и задумчивое.
Когда Ингмар увидел такую Гертруду, любовь горячей волной хлынула в его сердце. Кругом все было тихо и торжественно, но Ингмару казалось, словно звонят громкие воскресные колокола. Все это было так чудесно, что ему захотелось упасть на колени и возблагодарить Бога.
Когда Гертруда заметила Ингмара, черты лица ее вдруг окаменели, брови сдвинулись, и между ними пролегла легкая морщинка.
В этот день мысли Ингмара текли быстрее обыкновенного. Он сразу заметил, что Гертруда нисколько не обрадовалась встрече с ним, и это больно кольнуло его. «Они хотят отнять ее у тебя, — подумал он, — они уже ее отняли».
Праздничное настроение рассеялось, волнение и тревога снова охватили его.
Ингмар прямо спросил Гертруду, правда ли она собирается примкнуть к секте Хелльгума, и девушка сказала, что так оно и есть.
— Ты понимаешь, что хелльгумианцы не позволят тебе общаться с теми, кто не разделяет их веры?
И Гертруда тихо ответила, что обдумала и это.
— А отец и мать тебе разрешили? — спросил Ингмар.
— Нет, — отвечала Гертруда, — они еще ничего не знают.
— Гертруда…
— Тише, Ингмар, я делаю это для душевного покоя, сам Господь призывает меня.
— Ах! — воскликнул Ингмар. — Совсем это не Господь, а…
Гертруда бросила быстрый взгляд на Ингмара и тогда он произнес:
— Скажу тебе только одно: я никогда не примкну к хелльгумианцам, а если ты перейдешь к ним, мы будем разлучены навсегда!
