Кнут Гамсун - А жизнь продолжается
Кузнец побледнел:
— Настоящего? Да я был в подмастерьях у самого Орне, корабельного кузнеца в Тромсё.
— Ага, и не способен выковать мало-мальски прочный лом.
— Значит, не способен? Ну раз ты такой умелец, может, покажешь мне, как надо ковать? Ха-ха-ха!
Подручному вовсе не до того, ему некогда, однако же он берет лом и, перекрестясь, опускает в горн. Адольф приставлен раздувать мехи. Кузнец наблюдает за ними, не скрывая злорадства. Вообще-то Подручный не кузнечит, но у него золотые руки, стало быть, ему по плечу и кузнечное дело. Если он за что берется, быть такого не может, чтобы не получилось, а кроме того, ему уже доводилось и стоять у наковальни, и закаливать сталь.
Конечно же, у него получается. Он отбивает лом, он зорко следит за жаром, у него наготове горсть песка, если жар будет очень силен. Снова отбивает, потюкивая легонечко молотком, в третий раз опускает лом в горн, теперь уже в слабый жар, да еще как ловко и бережно!
— Ну и что ты обычно делаешь дальше? — презрительно спрашивает он кузнеца.
— Кунаю в чан — и готово!
— А я делаю не так.
Нет, он поступил иначе. Сунул лом в ящик с песком, подержал его там даже не секунду, а долю секунды и, увидев, что металл приобрел нужный синеватый оттенок, осторожно погрузил в воду самым концом, на пробу; убедившись, что синева почти сошла, снова окунул и, тихонько помешивая, остудил.
Они резанули по острию напильником — ему ничего не сделалось. Кузнец одобрительно кивнул. Тогда они надавили острием на наковальню — оно и тут выдержало. Кузнец снова кивнул.
— Я попробую по-твоему, — сказал он покладисто. — Покажи теперь, как затачивать бур!
— Мне некогда. Но вообще-то буры затачивают таким же манером, — наставлял Подручный. — А для кирок жар надо убавить, потому как это уже сплав железа со сталью. Намотай себе на ус. И помни, закалка требует внимания и осмотрительности!
Подручному было позволительно важничать, на этот раз ему повезло, а может быть, он вовремя остановился. Вполне вероятно, что, производя все эти манипуляции, он немножко перехватил. Как бы там ни было, он отстоял себя и доказал свое превосходство.
Он повернулся к Адольфу:
— Дорогу придется кое-где переделывать. Она узковата для автомобиля, боюсь, он будет задевать крыльями горную стену. Нам надо будет или нарастить полотно слева, или взорвать справа породу. Я приду сегодня вечером и прикину, что обойдется дешевле. Ну а в остальном, я надеюсь, у вас все в порядке?
Адольф не замедлил пожаловаться:
— Ну прямо, когда там Франсис.
— А что Франсис?
— Да все то же.
Подручный:
— Ну не дурень ты, Адольф, что обращаешь на него внимание! Баранья твоя башка! Передай-ка ему от меня, чтоб вел себя на линии тихо и мирно!
Так, с этим покончено…
Однако заминкам и проволочкам и неприятностям нет конца. Наутро на работу в гараж не явился Александер.
— Этого еще не хватало! — с горечью восклицает Подручный.
— Он коптит лосося, — объясняет Стеффен.
— Так мы и будем возиться с этим гаражом до второго пришествия.
— Дак ведь если консул погрузит лосося на пароход, он хорошо заработает.
— Хорошо заработает! — передразнивает Подручный. — И чего отвлекаться на всякие мелочи? Я прокладываю в горах дорогу, строю гараж в городе, разве я недостаточно делаю для усадьбы и города и населения, для всеобщего прогресса и процветания? Чтоб тебе пусто было, мелешь что ни попадя!
— Я только и сказал, что Александер в коптильне. Нечего придираться!
— Ты бывал в Северном селении?
Стеффен:
— Я сам из Северного.
— Тогда ты должен знать парня по имени Беньямин.
— Мы с ним соседи.
— Которому двадцать четыре. У них усадьба?
— Да.
— Сходи за ним и приведи сюда!
— Что, прямо сейчас?
— Да. Пускай приходит в рабочей одежде и захватит с собой поесть.
Когда появляется Беньямин, полдня, считай, уже пропало. Целых полдня! — сокрушается про себя Подручный. Он немногословен, лишь коротко отдает команды, вероятно, хочет немного порисоваться перед новичком, и кто знает, может, у него на то есть свои причины. Беньямин — добродушный парень, правда, не очень-то разворотливый и не бог весть какой рукастый, но он добросовестно выполняет все, что ему ни поручат. Это ему достанется Корнелия. Среднего роста, среднего сложения, жирные черные волосы, на носу веснушки. И ему достанется Корнелия. Но это мы еще поглядим. Ничего в нем такого нет, ну ничего выдающегося. Он молод, только и всего, а мужчина должен быть в годах.
Они усердно проработали до самого вечера и стали уговариваться на завтра. Александер тоже, наверно, придет, их будет уже четверо, и они много успеют. Только бы пароход прибыл по расписанию. Тогда они посадят на него доктора с сыном после ужина, не в ущерб рабочему времени.
Но это еще под вопросом, на стене лавки вывешена телеграмма: пароход опаздывает, он задержался севернее, на Сенье.
Утром они приступают к работе, вчетвером, дело спорится. Беньямин — парень надежный, хотя, если откровенно, звезд с неба не хватает, так что не будем преувеличивать, вдобавок у него пышная борода, удивительно, чего только люди не выдумают. Но Подручный почти что признал его. Он говорит:
— Ты бьешь камни прямо как капитан или император. Этого у тебя не отнимешь.
Два-три часа они укладывают бетон, и тут вдруг у мыса раздается гудок. Как назло, когда работа в самом разгаре! Их будто пружиной подкинуло, Александер тут же умчался, он должен принять швартовы, остальные спешно идут за ним. Город ожил, встречать пароход высыпали взрослые, дети, собаки, даже Йорн Матильдесен и тот притащился на пристань вместе со своей женой Вальборг из Эйры, на ней красное с зеленым клетчатое платье, а он стоит рядом оборванец оборванцем, хоть бы людей постыдился!
Появляется доктор Лунд, голова у него забинтована, поэтому он без шляпы, мальчика везут на дрогах на пружинном матрасе. Кроме фру Лунд с младшим сыном, их провожают еще аптекарь Хольм, консул со своими домочадцами и прочие городские шишки, все это до того прискорбно, все хотят выказать свое участие. «Доктор, как же это вас угораздило?» — «И не спрашивайте, беда меня точно подстерегала!» Фру Лунд плачет, это ее не красит, но сейчас ей ни до чего, она подойдет то к сыну, то к мужу и нежно погладит по рукаву, а говорить почти не в состоянии. Фру Юлия утешает ее как может и собственноручно оправляет на ней завернувшийся воротник.
— Больше всего досталось мальчугану, — объясняет доктор. — Его надо было немедленно отправить в больницу, а теперь, наверное, придется ломать ногу заново!
— Вам обоим досталось! — произносит милая фру Эстер, покачивая головой.
Сам мальчуган страдальцем не выглядит. Когда его спрашивают, сильно ли у него болит, он улыбается и отвечает, что да, лежать в деревянных лубках мало радости, они ужас какие твердые!
Мальчика без труда перенесли на матрасе на борт, после чего Александер погрузил на пароход и отправил на юг несколько ящиков с копченой лососиной, дорогостоящий товар, на вес золота. Ну а потом четверо строителей помчались в гараж наверстывать упущенное.
Народ повалил с пристани, только им глазеть по сторонам было недосуг, они работали. Вдруг откуда ни возьмись возле гаража появилась докторша и зовет Августа. На минутку!
Пришлось все бросить и выйти к ней. Раз это касается малютки Эстер, чего ради нее не сделаешь, — другой такой нет.
— Давайте, ребята, заливайте дальше, я быстро!
Нет, так быстро он не вернулся, фру Эстер была безутешна и нуждалась в утешении. Август получил полный отчет о происшествии с Осе, под конец она перестала плакать и просто рассказывала. Видно, ей полегчало. Ей не с кем было поделиться этой страшной тайной, доктор не стал ее упрекать, зато потребовал, чтобы она молчала. О, доктор оказался на высоте, не попрекнул ее ни единым словом, хотя это она во всем виновата.
Он промыл глаз и вставил его обратно и перевязал, но ведь прошло уже несколько дней, и туда уже наверняка проникла зараза, сам он считает, ее занесла Осе своими грязными пальцами. Прямо страшно и подумать. А теперь он опасается и за другой глаз. Вдруг он ослепнет…
— Ничего подобного! — как всегда уверенно заявил Август и мотнул головой. — Быть такого не может!
— Ты так думаешь?
— Голубушка вы моя, если у меня нарвет палец и его придется отнять, это вовсе не значит, что обязательно начнут нарывать остальные девять.
— И правда, — уступает она ему. Да и как тут не уступить.
А еще Август может рассказать ей историю из времен своих кругосветных плаваний, про матроса, которому вышибло глаз: он завернул его в бумагу и пошел к доктору, и доктор вставил ему глаз на прежнее место.
