Агата Кристи - Пропавшая весной
– Ты полагаешь, что наша Эверил тоже сбежит в каком-нибудь порту и вернется назад? – упавшим голосом проговорила Джоанна.
– Я вообще сомневаюсь, что нам удастся отправить Эверил в такой круиз.
– Чепуха! Мы ей просто прикажем. В конце концов, мы родители ей или нет?
– Джоанна, дорогая, – со вздохом произнес Родни. – Пойми, мы вынуждены считаться с обстоятельствами. Ты не можешь заставить совершеннолетнего человека делать то, что ему не хочется. Мы не имеем права ни держать Эверил взаперти, ни силой отправить ее подальше из Крайминстера, если она сама того не хочет. Признаться, мне и самому не хотелось бы так поступать. Все это лишь полумеры, они не решат всей проблемы. Мы с тобой можем только попытаться убедить Эверил теми аргументами, с которыми считается она сама. Ты понимаешь меня?
– И что это за аргументы? – спросила Джоанна, с недоверием просмотрев на мужа.
– Реальность. Истина. Факты.
– А почему бы тебе не пойти к доктору Руперту Каргиллу и не припугнуть его публичным скандалом? – спросила вдруг Джоанна.
Родни снова вздохнул и покачал головой.
– Я боюсь, Джоанна, что это лишь усугубит проблему. Да, очень усугубит!
– Что ты имеешь в виду?
– Я боюсь, что в этом случае Каргилл бросит все к черту и уедет вместе с нашей Эверил туда, где никто их не найдет.
– Ты думаешь, он способен бросить все, и карьеру, и свое будущее крупного ученою?
– Вне всякого сомнения. Впрочем, его научная карьера не пострадает, но его поступок, непременно, вызовет определенный общественный резонанс, который, в его обстоятельствах, послужит ему отнюдь не на пользу.
– Но тогда, если он и сам отдает в этом себе отчет…
– Да ты понимаешь, Джоанна, – резко возразил Родни, – что его в настоящее время нельзя считать нормальным человеком! Джоанна, ты вообще хоть что-нибудь знаешь о любви?
Смешнее вопроса Джоанна представить себе не могла!
– Но только не о такой любви, Родни, осмелюсь тебе возразить! – обиженно воскликнула она.
И тут Родни ее чрезвычайно удивил. Он горестно улыбнулся и развел руками.
– Бедная моя Джоанна! – произнес он так, словно разговаривал с маленьким ребенком.
Поцеловав ее осторожно и бережно, одним лишь касанием губ, он повернулся и спокойно вышел из комнаты.
Все-таки очень любезно с его стороны, думала она, понять, как она несчастна, как она страдает, наблюдая за несчастьем своего собственного ребенка.
Да, это было сложное время. Эверил молчала, не отвечая никому ни слова, и не разговаривала даже с матерью.
«Я хотела сделать как лучше – думала Джоанна. – Но что можно поделать с девчонкой, которая не желает даже выслушать вас?»
На все вопросы матери Эверил, бледная и невозмутимая, отвечала, если только отвечала, лишь одно:
– В самом деле, мама! Сколько можно? Все одно и то же! Все говорим, говорим, говорим… Я прекрасно понимаю вашу точку зрения, но ведь вы с папой совсем не хотите считаться с фактами!
Так продолжалось до тех пор, пока однажды, прохладным сентябрьским вечером, Эверил, бледная, с ввалившимися глазами, застав обоих родителей в гостиной, сама не начала разговор.
– Я думаю, – сказала она, – что все-таки будет лучше, если я вам все расскажу. И Руперт, и я – мы считаем, что так дальше продолжаться не может. Мы вместе с ним должны куда-нибудь уехать отсюда. Я надеюсь, его жена не откажет ему в разводе. Но если и откажет, то мы все равно уедем.
Джоанна взмахнула руками, готовая разразиться ответной гневной речью, но Родни остановил ее.
– Предоставь это мне, Джоанна. Ты не возражаешь, Эверил? Я сам поговорю с нею. Давай-ка пройдем ко мне в кабинет, милая моя!
– Ты, папа, прямо как директор школы! – чуть усмехнулась Эверил.
– Я ее мать! Я настаиваю… – взорвалась Джоанна.
– Пожалуйста, Джоанна. Я хочу поговорить с Эверил с глазу на глаз. Ты можешь оставить нас одних?
В голосе Родни была такая решительность, такая твердость, что Джоанна уже было повернулась и направилась к двери, совершенно растерянная и сбитая с толку. Но тихие, отчетливые слова Эверил остановили ее.
– Не уходи, мама. Я не хочу, чтобы ты уходила. Все, что скажет мне папа, пусть будет сказано при тебе.
«Хоть здесь, хоть в этой мелочи признали мои материнские права» – подумала Джоанна. – И на том спасибо!»
Отец и дочь обменялись пристальными, оценивающими взглядами, словно бойцы перед схваткой. Да они и выглядели как два театральных врага, поставленные режиссером в разных концах сцены.
– Понятого, – усмехнувшись, протянул Родни. – Ты боишься!
– Не понимаю, папа, что ты имеешь в виду? – холодно спросила Эверил.
Джоанна с удивлением смотрела во все глаза на начинающийся поединок.
– Очень жаль, что ты не мальчишка, Эверил! – ни к селу ни к городу вдруг произнес Родни. – Иногда ты бываешь так похожа на твоего двоюродного деда Генри. У него был наметанный глаз, и он сразу мог определить, в чем слабость его позиции, а в чем слабость позиции его противника.
– В моей позиции нет слабых мест, – быстро отпарировала Эверил.
– А я докажу тебе, что есть! – серьезным тоном, со сдержанной силой произнес Родни.
– Эверил, ради Бога, обещай нам, что не станешь совершать глупых поступков, о которых потом будешь сама жалеть всю жизнь! – с жаром воскликнула Джоанна. – Да мы с отцом просто не позволим тебе этого!
В ответ Эверил слегка усмехнулась, но даже не посмотрела в сторону матери, не отрываясь, напряженно она смотрела на отца, словно замечание матери относилось к нему, а не к ней самой.
– Джоанна, пожалуйста, предоставь это мне! – повторил Родни.
– Я полагаю, – заметила Эверил, – мама тоже имеет право говорить все, что она думает.
– Спасибо тебе, Эверил! – с сарказмом сказала Джоанна. – Сейчас так и сделаю. Дорогая моя, ты должна понимать: все, что ты собираешься сделать, даже не подлежит обсуждению! Ты еще молода и полна романтических иллюзий. Ты все воспринимаешь в ложном свете. Ты готова совершить под влиянием чувства такой поступок, о котором впоследствии будешь очень сожалеть, К тому же подумай, какой удар ты нанесешь нам с папой! Ты об этом подумала? Я уверена, ты вовсе не хочешь принести нам горе и разочарование в своих детях! Мы ведь с папой очень любим тебя, дорогая моя!
Эверил спокойно все выслушала, но ничего не ответила. Она не сводила пристального взгляда с отцовского лица. Лишь по губам Эверил скользнула насмешливая улыбка, когда Джоанна закончила свою краткую речь.
– Ну, папа, ты что-нибудь добавишь к маминым словам? – спросила Эверил.
– Нет, – покачал головой Родни. – Я скажу свои собственные.
Эверил вызывающе подняла подбородок.
– Давай, говори. Я слушаю.
– Эверил, – начал Родни. – Ты в самом деле отдаешь себе отчет в том, что такое замужество, что такое брак?
Глаза Эверил открылись шире, в зрачках мелькнула неуверенность.
– Ты хочешь сказать мне, что это – таинство? – помедлив, произнесла она.
– Нет, – покачал головой Родни. – Разумеется, можно считать брак таинством или не считать его таковым, не в этом дело. Я просто хотел сказать тебе, ч то брак – это договор.
– Вот как! – с усмешкой сказала Эверил, но в голосе девушки и в ее взгляде явно проглядывало сомнение.
– Женитьба или замужество, – продолжал Родни, – это всегда договор, заключаемый двумя людьми, совершеннолетними, в твердой памяти и ясном рассудке, с полным осознанием того, что они предпринимают. Брак– это своеобразное партнерство, в котором каждый из партнеров связывает себя определенными обязательствами по отношению к другому партнеру. Условия этого договора предусматривают все возможные ситуации – болезнь и здоровье, богатство и бедность, хорошее положение дел и плохое положение дел.
Эверил слушала отца, широко раскрыв глаза, не понимая, к чему он клонит.
– От того, что эти же самые слова произносятся в церкви под благословение священника, они не перестают быть самым настоящим договором. Точно так же всякое соглашение, заключаемое двумя людьми по доброй воле, по сути является договором. И хотя некоторые принятые на себя сторонами обязательства не подвластны отмене или утверждению судебным порядком, они тем не менее связывают стороны, согласившиеся их принять. Надеюсь, ты не станешь отрицать логичности моих построений?
Некоторое время девушка ничего не отвечала, с сомнением глядя на отца.
– Может быть, ты и прав, папа, – сказала она наконец. – Но в наши дни брак выглядит совсем по-другому, нежели в ваши времена. Многие люди вовсе не венчаются в церкви и не произносят слов клятвы, а просто живут вместе, и все.
– Не спорю. Бывает и так, – согласился Родни. – Но дело в том, что восемнадцать лет назад Руперт Каргилл связал себя подобным договором, причем подтвердил его клятвой в церкви. А теперь скажи мне, пожалуйста, кто его заставлял клясться? Он принял свой договор по доброй воле и в здравом рассудке. Он обещал исполнять его условия до конца своих дней.
