Альберто Моравиа - Равнодушные
Микеле ответил не сразу. Он смотрел в окошко на залитые дождем фасады домов.
— Понял, — сказал он наконец.
— Тогда почему же ты не остался?
— Потому… что я ее не люблю.
Такой ответ вызвал у Лео улыбку,
— Ясно. Значит ты считаешь, что жить надо лишь с женщиной, которую любишь?
— Да, я так думаю, — серьезным тоном ответил Микеле.
— Ну, если так! — пробормотал Лео в некотором замешательстве. — Но я, к примеру, — спокойно добавил он, — обладал многими женщинами, которых не любил, хотя бы той же Лизой. И, несмотря на это, никогда потом не раскаивался… И поверь, я наслаждался ничуть не меньше, чем другие…
— Не сомневаюсь, — сквозь зубы процедил Микеле. — Но ты уверен, что в мире все до одного похожи на тебя? «Хоть бы ты убрался ко всем чертям», — хотелось ему добавить,
— Меня другое удивляет, — невозмутимо продолжал Лео. — Когда я вижу, что юноша без связей, почти без денег, ну как ты, гордо отвергает такую женщину, как, скажем, Лиза, которая, при всех ее недостатках, женщина привлекательная… мне начинает казаться, что мир перевернулся вверх дном.
— И пусть себе переворачивается, — пробормотал Микеле, но Лео этого не услышал.
— Впрочем, по мне, так поступайте, как хотите, — заключил Лео. Он закурил и поплотнее закутался в пальто.
Микеле посмотрел на него.
— А по-твоему, я не должен отказываться от, Лизы? — спросил он.
— Ну, разумеется, — подтвердил Лео, вынув изо рта сигарету. — Прежде всего потому, что Лизой пренебрегать не стоит. Как раз сегодня я ее хорошенько разглядел… Она полновата, но сбита крепко… У нее красивая грудь, бедра… — добавил он, подмигнув Микеле… — И к тому же, дорогой мой, в постели она доставит куда больше наслаждений, чем любая из этих сентиментальных синьорин… Лиза темпераментна… Она настоящая женщина… И второе… где еще ты найдешь в наше время любовницу с квартирой? А в твоем положении снять номер в гостинице либо комнату ты не можешь — это тоже большое удобство: приходишь, уходишь, приезжаешь, когда тебе вздумается. Никто тебе — ни слова, распоряжаешься, как в своем доме. Между тем в твои годы обычно приходится водить возлюбленную в самые скверные места — дешевые ресторанчики и гостиницы, о которых потом даже вспоминать неприятно. Добавь к этому, что Лиза не будет стоить тебе ни лиры… Понимаешь, ни лиры! Право же, не знаю, чего еще можно желать?…
«Да, — с грустью подумал Микеле. — Чего еще можно желать?» Он сидел, немного согнувшись, молча глядя то на Лео, то на дорогу. Уже стемнело, но фонари еще не зажглись… Влажные сумерки опустились на улицу, до того людную, что сквозь толпу не видно было, где она кончается. Люди, зонты, машины — все сливалось в дождливой дали в темное пятно, и лишь по желтым, мерцающим огням можно было различить проносящиеся мимо отдельные машины. «А что делать дальше?» — спрашивал себя Микеле. Всякий раз, когда он смотрел, как вокруг него кипит жизнь, собственная нерешительность повергала его в смятение.
— Брось, не раздумывай долго, — обратился к нему Лео. — Все куда проще, чем тебе кажется. Лиза тебя ждет не дождется. Вернись к ней сегодня же, и она встретит тебя с распростертыми объятиями.
Микеле повернулся.
— Значит, я должен притворяться, будто люблю ee?И потом…
— Зачем притворяться? — прервал его Лео… — Кто тебя заставляет… Не усложняй. Главное, что она готова лечь с тобой в постель… Вот и будь доволен.
Микеле снова задумчиво посмотрел на дорогу.
— Пусть остановит машину на площади, я там сойду, — предупредил он. — Но представь себе, — продолжил он начатый разговор, — что кто-то тебя оскорбил… Этот кто-то тебе не слишком неприятен, и, несмотря на оскорбление, ты не в силах его возненавидеть… Ты притворишься разгневанным и дашь ему пощечину или же промолчишь?
— Зависит от того, какое оскорбление нанесено, — ответил Лео.
— Величайшее!
— Но в таком случае, — возразил Лео, — этот человек не может быть мне хоть мало-мальски симпатичен. А тогда твой вопрос теряет всякий смысл.
— И все-таки. Как бы ты себя повел в такой ситуации?
— Конечно, я бы дал ему пощечину, — решительно ответил Лео.
На площади автомобиль остановился. Когда Микеле стал вылезать из машины, Лео потянул его за рукав.
— Заставь Лизу, — сказал он, подмигнув Микеле и выразительно прищелкнув пальцами, — …потрудиться. — Затем откинулся на сиденье, крикнул шоферу свой адрес, и машина помчалась дальше.
Пять минут спустя Лео уже был дома. Он прошел в свой кабинет — почти голую комнату, в которой стояли лишь коричневая этажерка и американский письменный стол да висели книжные полки. Сел в кресло; в дождливых сумерках эта удобная, но стандартная мебель навевала невыносимую тоску, казалась лишней, ненужной. И вообще, было самое скверное время дня — уже не вечер и еще не ночь. Свет с улицы был слишком слабым, чтобы ясно различать что-либо, а свет настольной лампы казался слишком ярким в этой серой полутьме. Однако Лео быстро поборол тягостное чувство. Он зажег свет, прочел деловое письмо и стал писать ответ. В этот момент зазвонил телефон. Не выпуская ручки, он поднял трубку и поднес к уху.
— Алло?
— С кем я говорю? — донесся до него женский голос. «Мариаграция», — подумал Лео.
— Мой номер триста четырнадцать — девяносто шесть.
— Я говорю с синьором Мерумечи? — переспросил женский голос…
— Да.
— Это я — Мариаграция… Карла предлагает отправиться в «Ритц» потанцевать… Хочешь пойти с нами?…
— Хорошо… Я буду у вас примерно через час.
— Кстати, — добавила Мариаграция. — Когда мы сможем с тобой встретиться?
Лео по опыту знал, что теперь разговору не будет конца.
— Решим это попозже, — ответил он и резко положил трубку. После чего закончил письмо и неторопливо написал еще одно.
Дел в истинном значении этого слова у него не было. Вся его работа заключалась в том, что он старался извлечь как можно больше выгоды из принадлежавших ему домов, которые сдавал внаем, да иногда осторожно спекулировал на бирже. Однако его капиталы росли с каждым годом. Он тратил лишь три четверти своих доходов, а на оставшиеся деньги покупал новые дома. Запечатав в конверт оба письма, он закурил и перешел в спальню. За час он должен был успеть побриться, одеться и приехать к Арденго. Он зашел в ванную, помылся, аккуратно и тщательно побрился, вернулся в спальню и стал одеваться. Его страстью были превосходно сшитые костюмы из превосходной ткани. Сам ритуал одевания доставлял ему огромное наслаждение. Он надел белую шелковую рубашку, выбрал галстук серебристо-черного цвета, натянул серо-красные шерстяные носки и, наконец, после долгих и сложных манипуляций облачился в темно-синий приталенный костюм моднейшего покроя. Затем стал любоваться собой перед зеркалом. Возможно, оттого, что в полутьме он казался более приятным, моложавым, либо оттого, что он был в совершенном восторге от своего великолепного костюма, но только Лео твердо уверовал в то, что лицо у него красивое, благородное и в меру печальное. Он посмотрел на часы. Прошло уже сорок пять минут. Он торопливо вышел из дому, заскочил в гараж, выкатил автомобиль, а десять минут спустя уже звонил в дверь виллы семейства Арденго.
В гостиной горела всего одна лампа, возле которой неподвижно сидела на диване Карла. Она уже успела одеться и приготовиться к выходу. На ней было легкое персикового цвета платье, она накрасилась, причесалась и припудрилась.
— Мама сейчас придет, — сказала она.
— Прекрасно, — ответил Лео, садясь и энергично потирая руки. — Как себя чувствуешь?
— Хорошо.
Они помолчали. Лео взял руку Карлы и поцеловал ее.
— Так что будем делать?
— Съездим в «Ритц», потанцуем, — рассеянно ответила Карла. — Вечером ты поужинаешь с нами, да?
Послышался скрип открываемой двери. Карла мгновенно отдернула руку. Вошел Микеле.
— О, какой шикарный вид! — воскликнул он с наигранной веселостью. — Добрый вечер, Лео… Чем же вы здесь занимаетесь, богатые, счастливые, роскошно одетые?
— Собираемся в «Ритц» потанцевать, — тем же рассеянным тоном ответила Карла.
— Танцевать? — Микеле сел. — Я тоже не прочь… возьмешь меня с собой, Карла?
— Пригласил всех Лео, — ответила она, пристально глядя на возлюбленного.
«Я и не думал, черт побери, никого приглашать», — Котел возразить Лео, но промолчал.
— Почему, Лео, — слабо запротестовал Микеле. — За чай я еще пока в состоянии заплатить сам.
Карла снова посмотрела на Лео.
— Какой может быть разговор! — поспешил сказать Лео. — Я приглашаю и, само собой, плачу за все.
Секунду все трое молчали.
— Но, Микеле, — добавила Карла, — ты пойдешь с нами только при условии, если переоденешься…
