Рождество и красный кардинал - Флэгг Фэнни

— Если немедленно не вмешаться, — сказал ортопед, — и оставить все как есть, то при такой патологии она очень скоро начнет терять подвижность и в итоге совсем не сможет ходить.

Френсис схватила Освальда за руку — так ей показалось легче.

— О боже!

— А когда она еще вырастет, болезнь затронет центральную нервную систему. Чем быстрее мы сложим заново неправильно сросшиеся кости и избавим скелет и мышечную систему от лишних нагрузок и деформаций, тем лучше. Но для этого потребуются две, если не три операции. Для молодого неокрепшего организма это очень серьезное испытание. Понадобится вся ее воля к жизни, все силы.

— То есть вы хотите сказать, она может умереть? — встревожилась Френсис.

— Любая серьезная операция несет в себе такой риск, но, насколько я могу судить, нашей малышке есть ради чего жить. Позвольте внести ясность. Ей будет необходима эмоциональная поддержка со стороны всех нас, причем на длительный срок. И даже когда реабилитация закончится, нет никакой гарантии, что Пэтси полностью излечится.

— О боже, — повторила Френсис.

— И все-таки мое мнение такое: надо идти на радикальные меры. Но вы теперь знаете: независимо от результатов процесс будет долгий и трудный.

— Лечение дорого стоит? — спросил Освальд.

— Хотелось бы ответить «нет», мистер Кэмпбелл, но увы. Да, дорого.

Доктор Гликман поглядел на фотографию внучки, перелистнул календарь и поверх очков пробежал глазами по датам.

— Я вот что сделаю — буду оперировать бесплатно. Это лишь малая часть расходов. И все-таки кое-что. Если вы обещаете, что она будет хорошо питаться и к концу июля прибавит парочку фунтов, назначаю операцию на утро второго августа.

Френсис заверила, что уж по части хорошего питания она сделает все и больше, даже если придется пичкать малышку едой по двадцать раз на дню, и они будут готовы к операции в срок. Другой вопрос, откуда они возьмут такую прорву денег, — но Френсис не стала об этом говорить при докторе.

Весь следующий месяц каждый встречный-поперечный считал свои долгом сунуть Пэтси конфетку, или булочку, или угостить мороженым. Все знали, что к концу июля девочке надо обязательно набрать вес. Но главная сложность заключалась в деньгах. Долгое пребывание в больнице, многомесячная терапия — даже без вознаграждения доктору получалось больше ста тысяч долларов. У Френсис и Милдред было кое-что отложено — но куда их сбережениям до такой суммы! Жители Затерянного Ручья развернули целую кампанию по сбору средств и поставили в продовольственной лавке рядом с кассой контейнер с надписью: «Фонд Пэтси». Очень скоро весть разошлась по округе и подключились другие организации. В Лиллиане, соседнем городке, Элизабет, глава родственного эзотерического ордена «Рисунок в Мелкий Горошек», организовала распродажу выпечки и невостребованных вещей. В зале приемов Затерянного Ручья каждую субботу устраивали рыбные трапезы — спасибо Клоду Андервуду, — и на благотворительные посиделки стекался народ со всего округа. Друзья Батча из «Лосиного клуба» в Альберте организовали барбекю — явился весь Затерянный Ручей и сотни людей из других мест. К удивлению Освальда, члены Ассоциации Аккордеонистов тоже решили внести свою лепту и дали в парке бесплатный концерт. На сцену они вышли в коротких кожаных штанах. Исполняя «Польку пивной бочки», мистер Краузе приметил в толпе Освальда и помахал ему. Френсис, Милдред и Пэтси тоже пришли, сели рядом с Освальдом и стали слушать музыку, как и вся прочая публика. Пэтси как раз принялась за вторую порцию сахарной ваты… и у Освальда душа ушла в пятки. В первом ряду, наискосок от них, сидел Брент Бун, заезжий гость, должностное лицо, и не сводил с девочки глаз.

Уши у Освальда налились краской. Через несколько минут Бун поднялся, подошел к пивной бочке, на которой было начертано: «Фонд Пэтси», бросил десять долларов и направился прямиком к нему.

Освальд перестал дышать.

Покачав головой, Бун смерил его взглядом, промычал сквозь зубы: «Мексика, мать твою» — и скрылся в толпе.

Август неумолимо приближался, а Освальд словно оставался в стороне. Денег-то у него, ясное дело, не водилось. И в один прекрасный день он решился.

Батч отвез его в Пойнт-Клир. Когда Освальд в последний раз был с Пэтси в «Гранд-отеле», то приметил в вестибюле небольшую художественную галерею. Туда-то он и направился со своими акварелями.

Красивая дама внимательно изучила рисунки — один за другим, — но свое мнение высказывать не спешила. Спросила только:

— Сколько вы хотите за ваши работы, мистер Кэмпбелл?

Как ни удивительно, вопрос застал Освальда врасплох. Он в жизни ничего не продавал. И уж тем более собственные труды.

— Почему бы вам не назвать свою цену? — выдавил он наконец.

Она еще раз проглядела рисунки. Пересчитала.

— Всего восемнадцать, так?

— Да.

— Могу вам предложить двести пятьдесят долларов.

— Вы шутите.

Освальд не верил своим ушам. Куча денег!

— Рада бы заплатить больше — акварели просто замечательные — но галерея у нас маленькая.

— Да нет, все отлично. Согласен.

Вручая ему чек, галерейщица сказала:

— Интересно было бы посмотреть, что у вас есть еще.

Выходя, Освальд глянул на чек и чуть не лишился чувств. Двести пятьдесят долларов стоил каждый рисунок!

К концу июля почти вся сумма была собрана — и не за горами были новые поступления. Рой и Освальд планировали устроить Пэтси в лавке торжественное прощание утром перед отъездом. В шесть сорок пять Рой открыл замок и свистнул Джеку.

— Эй, парнище, где ты? Твоя дама сердца на подходе!

Никакого ответа.

— В чем ты сегодня увяз, безобразник? Хоть бы не в мармеладе опять, времени нет тебя купать.

Рой еще посвистел, поискал птицу глазами, прошелся по магазину, подошел к входу для покупателей. И увидел Джека на полу в углу рядом с овощными полками — любимым местом для проказ.

— Ты зачем туда забрался? Снова за помидоры принялся? Вот уж Милдред до тебя доберется!

Пичуга неподвижно лежала на боку.

— Да что с тобой такое, дурашка? — Рой взял любимца в руку.

Застывшее тельце, тусклые глаза, устремленный в никуда взгляд… На Роя будто целая груда кирпичей обрушилась. Джек был мертв.

Потрясенный до глубины души Рой замер на месте, не силах поверить, что застывший комочек у него в руке и есть Джек. Тишина окутала все вокруг, слышны были только удары сердца. Рой не шевелился, пока не появился Освальд и не постучал по витрине. Увидев за стеклом знакомую фигуру, Рой сделал шаг, потом другой, потом третий… Когда он открыл дверь, Освальду бросилось в глаза, что его друг бледен как полотно.

Что-то стряслось.

— Давай в кабинет, — чужим голосом произнес Рой.

Освальд последовал за ним.

— В чем дело, Рой?

Рой прикрыл дверь и положил Освальду руку на плечо.

— Джек умер.

— О господи! — выговорил Освальд. — Что произошло?

Рой сел к столу и потряс головой.

— Не знаю. Я его обнаружил минуту назад.

Он схватился за телефон и набрал номер приятеля-ветеринара.

— Посмотри, нет ли у него на теле повреждений, — велел приятель.

Рой осмотрел трупик.

— Крови нет. Все как обычно.

— Не знаю, что тебе и сказать. Он мог съесть что-то или подцепить какую-то заразу. Словом, сто причин. А у птиц все скоротечно. Сегодня птаха бодра и весела, а завтра ее уже нет. Соболезную.

Рой повесил трубку и поглядел на Освальда:

— Он не знает.

Они замолчали, ведь сказать было нечего, и просидели так некоторое время.

Внезапно Освальд хлопнул себя по лбу:

— Послушай, Рой, а как же Пэтси? Что мы ей скажем?

Рой поднял глаза.

— Срочно звони Френсис — пусть не пускает Пэтси сюда, пока мы что-нибудь не придумаем. Я повешу на дверь табличку «Закрыто».

Пока Рой опускал жалюзи и гасил свет, Освальд набрал номер Френсис.

— Алло?

— Френсис, это Освальд. Я сейчас в лавке. Где Пэтси?