Счастье для начинающих - Сэнтер Кэтрин

Это был мой первый опыт переодевания в спальном мешке, и, скажем так, мои усталые мышцы не слишком ему обрадовались.

– Ты похожа на хорька, – сказала Уинди, светя на меня фонариком. – Хорька с конвульсиями.

– Вот так я себя и чувствую, – откликнулась я.

Уинди перекатилась на бок, чтобы полностью отдаться наблюдению за мной. Когда я наконец выпростала свою дневную одежду из спального мешка и бросила на рюкзак, она спросила:

– Так, значит, никаких книг, да?

– Сейчас вроде как жалею, – ответила я. – То, что я себе об этом походе нафантазировала, несколько…

– Далеко от реальности?

Я кивнула.

– Ага.

– Могу одолжить тебе мою, если хочешь, – предложила Уинди.

– Твой учебник?

– Просто захватывающе.

– Не сомневаюсь. – Хотя я очень сомневалась.

– Это для моего семинара позитивной психологии.

– Собираешься получить диплом по психологии?

Она кивнула.

– На самом деле два. По психологии и по социологии. – Тут она улыбнулась. – Я собираюсь стать психологом для животных.

Я даже поперхнулась.

– Что, правда?

– Ага, работать с собаками.

– А есть такая работа?

Уинди кивнула.

– И довольно прибыльная.

– У меня есть собака, – сказала я.

– Не говори, какая. – Она прищурилась. – У тебя кокер-спаниель.

– Нет.

Уинди как будто удивилась, что ошиблась.

– Лабрадудль? Смесь лабрадора и пуделя?

Я покачала головой.

– Обычно я очень хорошо умею считывать людей. – Она снова прищурилась. – Гаванский бишоп, – объявила она наконец. – Национальная собака Кубы.

– Нет.

– Сдаюсь.

– Такса, – сказала я. – Частично лысая, жесткошерстная такса. С ожирением. И ненавидит всех, включая меня.

Уинди нахмурилась:

– А по тебе и не скажешь, что у тебя сродство с таксами.

– А еще она любит кусать за ноги, – добавила я. – И сожрет практически что угодно. Туалетную бумагу, губки, предметы гигиены. Я возила ее к ветеринару, когда она глотала палочки от леденцов, заколки, точилки. У нее напрочь отсутствует чувство самосохранения. А еще у нее дерматит, – добавила я. – Хвост у нее совсем лысый, как у крысы. Она выглядит ужасно.

– Вот уж точно, – согласилась Уинди.

– Я натираю ей хвост мазью, а она ее слизывает, а от мази у нее понос. По всему моему коврику из морской травы. – Я покачала головой. – В доме уйма ковриков, а она выбирает морскую траву.

Я посветила фонариком на Уинди, лицо которой скривилось в сочувственной гримаске.

– Иногда у животных есть любимое место, куда они ходят тошниться.

– Она грызет мебель, коврики для мыши и электрические шнуры. Она ненавидит всех собак и всех людей. Она бросается или рычит на всех, кто заходит в мою квартиру, на всех, кто проходит мимо по коридору. Мне приходится выжидать, когда остальные люди и их животные улягутся спать, и только потом ее выгуливать. И круглые сутки надо оберегать лодыжки. Она невероятно злобная. Пиранья в собачьем обличье.

– Не слишком весело, – сказала Уинди.

– Я думала, взяв собаку, буду больше выходить. Ну знаешь, заходить к соседям, выгуливая по вечерам собаку. Ходить на собачью площадку. Подружусь с другими собачниками. А в действительности наоборот. Какая-то изоляция. Она настолько кровожадная, что мне приходится все время держать ее в квартире. А когда я ухожу куда-то, то чувствую себя виноватой.

Уинди сморщила носик.

– Та еще радость.

– Она превращает мою жизнь в ад, – сказала я. – Она – худшее домашнее животное на свете.

Уинди всмотрелась в мое лицо, и ее собственное расплылось в улыбке.

– Но уже слишком поздно.

– Верно, – согласилась я. Слишком поздно. Потому что я уже ее люблю.

Все еще улыбаясь, Уинди покачала головой:

– Правда, любовь – ужасная штука?

Мне не следовало бы продолжать в таком духе, но Уинди так хорошо умела слушать, задавала вопрос за вопросом, что меня просто прорвало. Как я стала одержима мыслью завести собаку и как на протяжении нескольких месяцев каждый вечер заходила на Petfinder.com, разглядывая фотографии собак из приютов, видео с ними, описания характеров. Мне хотелось кого-то пушистого и очаровательного, общительного и гипоаллергенного, и я до бесконечности перелистывала раздел с метисами пуделя. Догадки Уинди не слишком далеки от цели: я заносила в «закладки» бесчисленных лабрадудлей, кокапу, золотистых дудлей и шнудлей. Я составляла списки черт моей идеальной собаки и задавала в поисковик цвет, тип шерсти, характер, возраст и близость центра передержки к моей квартире. Я вплотную подошла к тому, чтобы взять несколько – сплошь светленьких и пушистых, с блестящими глазками и умильными мордашками.

Наконец однажды вечером я поняла, что готова. Я нашла идеальную собаку. Я написала по электронной почте в один питомник, предложив взять веселого щенка цвета карамели по имени Лола, заполнила заявку, была принята и договорилась о дате, когда через неделю приеду и познакомлюсь с Лолой, и я собиралась уже ринуться с головой… когда кто-то бросил Пикл, привязав ее к фонарю на тротуаре перед моим домом.

Впервые ее увидев – шелудивая шерсть и голый хвост в струпьях, – я решила, что это опоссум.

Едва стало ясно, что это собака, заодно стало ясно, что это брошенная собака. А еще, что с ней невероятно скверно обращались. Шерсть у нее свалялась, кожа была в струпьях, она была покрыта блохами. В тот день она на меня не залаяла, вообще ни на кого не залаяла. У нее сил не было.

Я не могла ее там оставить. Я нашла ветеринарную клинику, которая работала допоздна и где ее приняли. Как выяснилось, в дополнение ко всему прочему, у нее была сломана лапа. Лечение обошлось бы в триста долларов.

– А что, если мне это не по карману? – спросила я.

Ветеринар посмотрел на Пикл, потом снова на меня.

– Тогда, наверное, милосерднее было бы ее усыпить.

Я заплатила триста долларов. И так она стала моей.

Когда она выздоровела, к ней вернулась непреходящая ненависть ко всем живым существам. В теории я восхищалась ее отвагой, но на практике она была первосортной занозой в заднице.

– Похоже, у нее какое-то посттравматическое нервное расстройство, – сказала на это Уинди.

– Мы же о собаке говорим, – напомнила я.

– Тот, кто привязал ее к фонарю у твоей квартиры, действительно ей жизнь исковеркал. Защитные стратегии, какие у нее выработались, когда ее жизнь была небезопасной, имели смысл в то время, а теперь она не может их отбросить.

– Подвергнем психоанализу мою собаку?

– Эй! Это моя профессия.

– Ну ее-то в чувство не привести, – сказала я. – Я вызывала тренера. За семьдесят долларов в час! Он разработал для меня целую программу, и я месяцами следовала ей от и до, и ничего не получилось.

– Он сказал тебе, что надо стать альфой?

– Да.

– А как по-твоему, почему не сработало?

– Потому что Пикл – альфа, – сказала я. – Она гораздо злее меня.

– Неправильно! – воскликнула Уинди. – Не сработало, потому что он велел тебе стать не такой альфой.

Я не могла взять в толк, о чем она говорит.

– Расхожие взгляды о собаках основаны на поведении в стае волков, – объяснила Уинди. – Но собаки не волки. Волк – дикое животное. Собака – одомашненное. Волки хотят быть с другими волками, но собаки хотят быть с людьми.

– Только не моя.

– Люди всегда ненавидели волков, – продолжала Уинди. – В каждой культуре есть мифы о Страшном Сером Волке, и в каждой местности, где люди и волки пытались существовать бок о бок, волки были истреблены.

– Правда?

– Как же вышло, что одно из самых ненавистных враждебных человеку животных стало его лучшим другом?

Я не знала, риторический это вопрос или нет, и уже собиралась предложить ответ, когда Уинди продолжила:

– Собаки произошли от волков. Волки бродили вокруг человеческих поселений – главным образом в надежде на объедки. Но тех, кто был слишком агрессивен, перебили. Выжили только те, кто ладил с людьми, кто был достаточно дружелюбен и неагрессивен, они-то и могли давать потомство.