Уходи и будь счастлива - Сэнтер Кэтрин
– Родная, я знаю, что ты пережила шок.
Я ждала.
– Мы все пережили шок.
Я продолжала ждать.
– Даже Чип.
Вот оно!
– Я беспокоюсь о нем. Он, похоже, – она остановилась, подбирая слово, – дрогнул.
– Что значит дрогнул? – спросила я.
– Думаю, он как бы сбился с пути. Его мать говорит, что он все время пьет, возвращается домой под утро, даже не моется.
Чип постоянно принимал душ. Три раза в день.
Мама сжала мою руку.
– Ваши отношения были особенными.
– Согласна.
– Разве ты не хочешь вернуть их?
– А разве они для меня потеряны?
– Нет, – с силой сказала она. – Конечно, нет. Но… он навещает тебя?
– Редко, – сказала я.
Вообще не навещает.
– Я хочу сказать, что пора поправляться и налаживать свою жизнь.
Почему все должно лежать на моих плечах? Почему бы Чипу самому не поправиться и не начать навещать меня?
– Под «поправляться» ты подразумеваешь «снова начать ходить»?
Она сделала вид, будто эта идея даже не приходила ей в голову.
– Ну, разве это было бы не чудесно? Разве не стоит за это побороться?
Стоит побороться? У меня глаза чуть не вылезли из орбит. Что, по ее мнению, я здесь делала? Играла в компьютерные игры и пила пиво? Я боролась. Каждое утро, проснувшись и вспомнив о том, во что превратилась моя жизнь, я боролась. С каждым вдохом я боролась. Каждую секунду каждого дня я боролась.
Я сделала медленный вдох и задержала дыхание. А потом сказала:
– Я сейчас просто рада тому, что могу самостоятельно покакать.
Глаза мамы расширились, но, прежде чем она успела мне ответить, в дверь постучали.
– Войдите! – хором сказали мы с мамой, продолжая смотреть друг другу в глаза.
Дверь распахнулась, и на пороге с безумным видом появилась Китти.
Мама не видела Китти три года. Не видела ни ее торчавших во все стороны светлых волос, ни татуировок, ни пирсинга. Я даже не уверена, что она сразу узнала ее.
Но когда узнала, она замерла на месте.
Не отрывая от мамы взгляда, Китти вошла в палату и остановилась по другую сторону моей кровати. Я наблюдала за тем, как они пожирают друг друга глазами.
Когда мама снова заговорила, ее голос прозвучал очень тихо:
– Я думала, что ты приходишь сюда только по вечерам.
– Я хотела увидеться с тобой, – сказала Кит.
Мама вопросительно подняла бровь:
– Не могу в это поверить.
– Мне нужно кое-что сказать.
– Мне кажется, что мы уже все друг другу высказали.
– Только не я.
Эти слова пробудили во мне любопытство. Но не в моей маме.
– Как ты можешь заметить, – сухо сказала она, – я сейчас очень занята.
– Я хочу, чтобы ты рассказала Маргарет, почему я ушла из дома.
Мама в упор посмотрела на Кит:
– Нет.
– Она имеет право знать.
– Я не согласна.
– Она злится на меня за то, что я уехала. На меня!
– С этим я ничего не могу поделать.
– Но ты можешь сказать ей, почему это случилось.
Так они общались всегда – Кит давила на маму, пока та не взрывалась. На этот раз ждать этого пришлось недолго. Мама немного наклонилась вперед и почти прошипела:
– Разве ей и без этого не пришлось многое пережить?
Когда мама говорила таким тоном, я сразу же затыкалась. Но Кит всегда была смелее меня:
– Не думаю, что ты беспокоишься о ней. Думаю, что ты беспокоишься о себе.
– Это просто нелепо, – сказала мама, отводя глаза в сторону.
И в тот момент я поняла, что о чем бы они с Кит сейчас ни разговаривали, Кит была права.
– Скажи ей, – продолжала давить Кит. – Скажи прямо сейчас. Это продолжается слишком долго.
– Нет.
– Скажи ей, или я сделаю это сама.
Взгляд у мамы был совершенно сумасшедший. Она не ожидала такого поворота событий. И все произошло так быстро – неожиданное появление Кит и ее требования. Только что мама пыталась манипулировать мной и стояла на твердой почве, и вдруг она сама стала объектом шантажа со стороны Кит. Я чувствовала, что у нее голова пошла кругом. Она лихорадочно пыталась найти способ остановить Кит.
Кит повернулась ко мне:
– В тот вечер я уехала потому, что мы с мамой поругались.
– Прекрати, – сказала мама. Все ее тело было напряжено.
– Ну да, – сказала я. – Ты столкнула ее в бассейн.
– Я сделала это потому, что она не хотела ответить на мой вопрос.
– Замолчи! – снова сказала мама, глядя на Кит. – Чем я могу тебе пригрозить? Тем, что больше никогда не стану разговаривать с тобой?
– Ты уже не говоришь со мной. И не уверена, что вообще когда-либо говорила.
Но мама продолжала искать способы заставить Кит замолчать:
– Я вычеркну тебя из своего завещания! Не отдам тебе бабушкин рубиновый перстень!
– Мне не нужно твое завещание, – сказала Кит. – И мне не нужен перстень. Мне нужно лишь, – и тут ее голос сорвался на крик, – чтобы моя единственная сестра поняла, что, черт возьми, происходит!
Мама моргнула.
Кит опять повернулась ко мне:
– Помнишь, я какое-то время работала у генеалога?
Я покачала головой:
– Смутно.
– Она занималась тем, что помогала людям отыскать их предков и проследить семейную историю.
Я прищурилась:
– Что-то припоминаю.
Я не понимала, к чему она клонит.
– Она уговорила меня сделать анализ ДНК. У нее была большая скидка в лаборатории. Она как раз посылала им несколько образцов, и я из любопытства решила сделать и свой анализ.
Я нахмурилась:
– Этого я не помню.
– Я не рассказывала вам, – продолжала Кит. – Я вообще никому об этом не говорила. К чему мне было это делать? Результаты не должны были быть особенно интересными.
Это правда. Мы могли проследить свою родословную в той же мере, как и большинство американцев. У мамы были ирландские, английские, немецкие, канадские и французские корни. По слухам, даже индейские, племени гурон. А семья отца, напротив, была исключительно норвежской. Его предки эмигрировали в чисто норвежский город в штате Миннесота, где жители вступали в брак только с местными на протяжении многих поколений. До того дня, когда отец моего отца переехал в Техас и нарушил семейную традицию.
– Угу, – сказала я. – Значит, ты отправила на анализ свою кровь?
– На самом деле слюну.
Последовала пауза.
Кит посмотрела на маму.
Мама посмотрела на Кит.
– И ты обнаружила что-то интересное? – наконец спросила я.
– Да, – сказала Кит.
Мама затрясла головой:
– Тебе не стоит делать это.
– Нет, стоит! Раз ты не хочешь сама сделать это!
Мама стала шарить глазами по комнате с таким паническим выражением на лице, которого я у нее никогда прежде не видела. Казалось, она искала способ остановить то, что происходило. Но она ничего не могла поделать, разве что силой заткнуть Кит рот.
– Все, что случится, будет на твоей совести, – прошипела она, наконец.
– Ну, – прищурилась Кит, – я думаю, что по меньшей мере небольшая часть этого будет на твоей.
Вся фигура и выражение лица моей матери, казалось, молили о пощаде. Она покачала головой, словно говоря: «Не нужно!»
А Кит склонила голову набок, словно отвечая: «Ты не оставила мне выбора!»
В ответ на это мама шумно втянула в себя воздух и, не сказав больше ни слова, вышла из комнаты, громко стуча каблуками. Ее сэндвич и сумочка остались лежать на столе.
Когда она ушла, я посмотрела на Кит.
– Может быть, тебе не стоит ничего мне говорить, – сказала я. – Может быть, мы просто сойдемся на том, что у тебя были причины, а я пообещаю больше не злиться на тебя.
– Тебе нужно это знать.
Я покачала головой:
– Не уверена, что хочу.
Но Кит кивнула:
– Давно уже пора тебе это сказать.
Я вздохнула.
– Когда я получила результаты анализа, они оказались довольно неожиданными.
Я не понимала, как такая мелочь могла проложить пропасть между мамой и Кит.