Ба Цзинь - Осень
— Но ведь брат говорил, что сегодня будет дома, — с сомнением произнес Цзюе-минь.
— Тогда, значит, это тетя Чжоу уехала в паланкине, — сказала Цинь и добавила: — Зайдем-ка сначала в комнату Цзюе-синя.
Они направились к Цзюе-синю. Когда они шли по коридору, до них донеслись еле слышные звуки разговора.
— Что они там делают? — удивился Цзюе-минь. Раздвинув дверную занавеску, они вошли.
Цзюе-синь сидел на вертящемся стуле около письменного стола; напротив стояли Шу-хуа и Юнь. Здесь же, за столом, подперев руками подбородок, примостилась Шу-чжэнь, рядом с ней стояла Ци-ся. Услышав шаги, Шу-хуа подняла голову и увидела Цзюе-миня и Цинь. На лице ее появилось выражение радости, но она, не сказав ни слова, сделала им знак сохранять молчание.
Цзюе-минь и Цинь молча подошли к столу. Сначала они не понимали, что здесь происходит, но когда подошли поближе, им все стало ясно: так это механический «вызыватель духов»! Они с трудом удержались от смеха.
Глаза Цзюе-синя были закрыты, казалось, он крепко спит. Его руки опирались на небольшую дощечку в форме сердца, которая снизу имела две деревянных стойки с укрепленными на них колесиками. С краю в дощечке проделано небольшое отверстие с вставленным в него карандашом. Когда нажимали рукой на дощечку, колесики приходили в движение и карандаш начинал беспорядочно чертить иероглифы на подложенном снизу листе бумаги.
Дощечка называлась «вызывателем духов»; лет пять шесть тому назад эта «игрушка» пользовалась большим успехом, и сам Цзюе-минь также забавлялся ею вместе с другими, но сейчас он уже больше не верил в этот вздор.
— Сестра, видишь ли ты нас? — сказала Юнь, с трудом сдерживая слезы. Она напряженно вглядывалась в дощечку и лежавший под ней лист бумаги.
Дощечка двигалась над листом бумаги, слышно было, как поскрипывали колесики.
— Смотрите, смотрите! — вдруг вскрикнула Шу-хуа, пристально глядя на бумагу.
Цзюе-минь сзади подошел к Шу-чжэнь. Она обернулась, испуганно взглянула на него и сказала тихо и торжественно:
— Хой здесь.
Ничего не ответив, Цзюе-минь посмотрел на Юнь. По ее розовым щекам катились блестящие слезинки, во взгляде девушки можно было прочесть противоречивые чувства; казалось, она всю жизнь готова смотреть на эту дощечку, на эти линии и неразборчивые иероглифы на бумажном листке. Улыбка сбежала с лица Цзюе-миня. Он взглянул на Цинь и увидел сочувствие, светившееся в ее глазах.
— Сестра, знаешь ли ты, что у нас здесь все идет хорошо? И бабушка и мама часто вспоминают о тебе. Братец Мэй скоро женится, — со слезами говорила Юнь, обращаясь к дощечке, как будто в самом деле беседовала с духом своей сестры.
Карандаш скользнул по бумаге очень быстро, и Юнь не могла разобрать ни одного иероглифа. Вдруг Шу-хуа вскрикнула:
— Смотрите, иероглиф «я»!
Юнь взглянула на карандашные черточки и действительно увидела иероглиф «я». Начертив два иероглифа «я», карандаш снова стал чертить беспорядочные линии, но затем как будто вновь начал изображать какие-то знаки.
— Смотрите, слово «страдание»! — воскликнула Шу-хуа.
— А это иероглиф «испытывать», — с горечью произнесла Цинь.
— «Я испытываю страдания», — с болью пробормотала Шу-хуа.
— Сестра, сестра, не нужно страдать! Скажи мне все, о чем ты думаешь. Я здесь. Видишь ли ты меня? Что же заставляет тебя страдать даже сейчас? Мы ведь были с тобой так дружны, ты ничего не должна скрывать от меня… — В голосе Юнь звучала скорбь; лицо ее было залито слезами. Она не отрываясь смотрела на движущийся «вызыватель духов».
Несколько слезинок скатилось по щекам Шу-хуа. Шу-чжэнь все время вытирала глаза рукою. Даже Цинь, которая не верила в этот вздор, почувствовала, что на глаза ей навертываются слезы.
— «Прошедший»… — произнесла Шу-хуа первый иероглиф, а затем стала читать дальше: — «прошлое»… «не»… «вспоминать»… Она говорит: «Не в силах вспоминать о прошлом»!
— Не в силах вспоминать… — как во сне повторила Юнь и добавила: — Действительно, незачем вспоминать…
Обращаясь к «вызывателю духов», она снова спросила:
— Сестра, можем ли мы с тобой встретиться еще?
«Вызыватель духов» начертил: «не знаю», а затем на бумаге показались слова: «брату Мэй тяжело».
— Удивительно, ведь она все знает! — изумленно сказала Шу-хуа.
— Сестра, защити же нашего Мэя, у него такое слабое здоровье, — всхлипывая, попросила Юнь.
На этот раз «вызыватель духов» двигался особенно долго, написав подряд много иероглифов; Шу-хуа медленно прочитала:
«Людские дела изменчивы, будущее — смутно; прежде всего надо спасать самого себя, нельзя откладывать этого на долгое время; я ухожу».
— Сестра, не уходи! Сестра, сестра… — молила Юнь. Казалось, она хотела вернуть самое дорогое, что было у нее в жизни. Ее широко открытые глаза неотрывно смотрели на маленькую дощечку и на лист бумаги, испещренный неразборчивыми знаками. Слезы капали на бумагу.
— Она ушла, — разочарованно сказала Шу-хуа, вытирая мокрые от слез глаза.
Шу-хуа не ошиблась. Карандаш перестал чертить знаки: на бумаге появлялись лишь кружки и кривые линии. Цзюе-синь по-прежнему казался погруженным в сон. Руки его лежали на дощечке, глаза были плотно закрыты, из слегка приоткрытого рта медленно стекала струйка слюны.
— Сестра, сестра… — жалобно, с отчаянием продолжала звать Юнь, в ее голосе звучали ласка и печаль.
Но тут Цинь, положив руку на плечо Юнь, ласково сказала:
— Не надо, Юнь, это бесполезно. Все уже кончилось, да к тому же и писала-то ведь не Хой.
— Разве ты не видела? Она же многое нам сказала, — с горечью возразила Юнь, которая верила во все, что видела. К тому же, ей так хотелось поговорить с умершей сестрой! Она не могла поверить, что все эти иероглифы вовсе не были написаны духом Хой.
— Мы поговорим об этом позже, а сейчас ты должна немножко успокоиться, — убеждала ее Цинь, исполненная сочувствия. Она понимала, что происходит в душе Юнь, и ее мучили те же воспоминания. Она сама была бы рада, если бы Хой могла с ними поговорить. Но не в пример Юнь, она не верила в существование духов и знала, что действие «вызывателя духов» — лишь одно из явлений гипнотизма.
Видя, что брат еще не пришел в себя. Цзюе-минь, растолкал его.
Цзюе-синь открыл глаза и с изумлением уставился на присутствующих. Его удивляло, почему Юнь плачет, глаза Шу-хуа и Шу-чжэнь мокры от слез, а на лице Цинь застыло выражение скорби.
— В чем дело? В чем дело?… — спросил он.
— Приходила Хой и долго беседовала с нами, — отвечала Шу-хуа.
— Что она говорила? Расскажите же поскорей! — проговорил Цзюе-синь, изменившись в лице.
Шу-хуа стала подробно рассказывать ему о происшедшем: как вначале на бумаге появился иероглиф «Хой», как они поняли, что это именно Хой, что они спрашивали у нее и как она отвечала, как сказала о том, что она одинока, что ей тяжело… Все остальное Цзюе-минь и Цинь уже знали. Цзюе-минь с чувством жалости смотрел на Цзюе-синя и думал о том, как в этом слабом теле может умещаться столько переживаний.
Цзюе-синь слушал, позабыв обо всем на свете. Он напряженно вглядывался в лицо Шу-хуа, как будто опасаясь, что слова, слетавшие с ее губ, могут исчезнуть. Не успел он услышать и несколько слов, как глаза его заблестели, и слезы потекли капля за каплей. Но он не вытирал их, напряженно слушая Шу-хуа.
Ее рассказ заставил Юнь, которую только что успокоила Цинь, снова расплакаться. Низко опустив голову, Юнь закрыла лицо платком. Ей не хотелось, чтобы все видели, как у нее от слез по лицу размазались крем и пудра.
Увлеченная своим рассказом, Шу-хуа не замечала, что Цзюе-минь делает ей знаки замолчать. Ее слова безжалостно жгли сердце Цзюе-синя, мучили его душу, не давая ни минуты покоя. Шу-хуа и в голову не приходило, что она поступает очень жестоко. Однако Цзюе-минь понял это и, вмешавшись в разговор, быстро спросил:
— Откуда у вас эта штука? Как это вы о ней вспомнили?
— Цзюе-синь достал ее из старого сундука, где она, как говорят, лежала уже много лет, — отвечала Шу-хуа.
Цзюе-синь испытывал страшные мучения, сердце его пронзила острая боль. В то же время он чувствовал и нечто вроде удовлетворения. Ему хотелось, чтобы люди говорили о Хой, называли ее имя, — тогда ему казалось, что Хой не умерла, что она не забыта. Слезы принесли ему облегчение, ослабили его душевное напряжение. Он слегка вздохнул и откинулся на спинку стула.
— Брат, ну зачем тебе понадобилось возиться с этим «вызывателем духов»? Ведь ты прекрасно знаешь, что все это — вздор, зачем же себя мучить зря? — с легким укором произнес Цзюе-минь, взглядом успокаивая брата.
— Ты говоришь — вздор? Не верю! Ведь совершенно ясно, что все это говорила Хой! — запротестовала Шу-хуа.
Цзюе-минь бросил укоризненный взгляд на Шу-хуа и мягко ответил:
