Пэлем Вудхауз - Том 16. Фредди Виджен и другие
— Да-а!
— Он ее обнимал.
— Ну что такое!
— Увидев меня, он вскочил, и я вспомнила про это письмо. Помнишь, насчет очков.
— Каких очков?
— Спинк писал мне прошлым летом, что Росситер-сын носит очки. Соответственно, я спросила, кто он. Он ответил: «Стэнвуд Кобболд», и прибавил, что они обручились.
— Что им понадобилось в библиотеке?
— Видимо, услышали грохот и пошли посмотреть. А там сели на тахту. Нет, ты подумай, в половине третьего! Терри совершеннейшее дитя. Слава Богу, что она пристроена.
— И заметь, жених будет очень богат, если Эллери даст дуба. А он даст, как без этого.
— Лучше ты пошли ему телеграмму. Такую дружескую, сердечную.
— Сейчас, душенька.
— А папе скажи, что он мне нужен.
— Скажу, скажу.
Дезборо вернулся довольно скоро.
— Телеграмму я послал. «Эллери запятая старик запятая как ты там вопрос твой сын обручился леди Терезой точка очаровательная девушка точка поздравляю восклицательный знак». Хорошо?
— Замечательно. Папу видел?
— Никак не мог отыскать, потому и задержался. Наконец, Клара сказала, что они с Терри уехали в Лондон. Собирались пойти в ресторан.
— У папы же нет денег! Я подарила ему пять фунтов на день рождения, но их он, я думаю, истратил, когда ездил в прошлый раз. Как он расплатится?
Дезборо поспешил сменить тему.
— Знаешь, — осторожно сказал он, — в утренней газете очень занятная статья о современных девушках. Сейчас покажу.
Глава XX
Решение лорда Шортлендса было одним из тех решений, которые принимают в час беды. Когда он узнал о хитрой уловке, при помощи которой Майк не допустил его старшую дочь в библиотеку, ему тут же пришло в голову, что надо бы убраться из замка.
Повествование Терри он слушал со смешанными чувствами. Как человек разумный, он понимал, что перед лицом этой грозной фигуры Майку пришлось что-то делать, и все-таки жалел, что тот не сделал чего-нибудь другого. Выслушав рассказ, он за тридцать секунд уговорил младшую дочь поскорее одеться и поехать с ним в город.
Конечно, побег давал только отсрочку, но ему представлялось, что после ланча в «Баррибо» или в чем-то подобном будет легче встретиться с Аделой. Кроме того, он помнил, что большая часть десяти фунтов, подаренных ему зятем, еще при нем. Словом, он походил на узника, который собирается позавтракать перед казнью.
Сели они на поезд 11.03, с одной остановкой в Севеноксе. Граф прибыл в столицу почти таким же мрачным, а вдобавок и растерянным. Его измученный разум не мог вместить рассказов Терри. За кого же она, в сущности, выходит — за Майка, за Стэнвуда или за обоих?
«Туманно, туманно», — думал он. Заботливые дочери не обрушивают такие рассказы на отца, проведшего почти бессонную ночь. Одно было ясно: самое время поспешить в клуб и спросить там карту вин; что он и сделал, договорившись с Терри встретиться в «Баррибо» не позже половины второго. После этого он устремился к клубу, как стрела.
Терри, со своей стороны, пошла побродить, поглядеть на прохожих, а главное — на витрины, особенно те, где красовались шляпы, туфли, косметика и драгоценности. Это подбодрило ее, и она, равно как и лондонцы, ощутила свое сходство с каким-нибудь духом весны. Да, на шляпу ей денег не хватило бы, но что с того? Безоблачная радость не нуждается в шляпах. Словом, Терри плыла сквозь мир, полный солнца и роз.
Как известно, радость приходит поутру.[28] Сомнения и заботы, смущавшие Терри в ночи, исчезли при свете дня. Теперь она могла оценить по достоинству бормотание Стэнвуда, которое казалось недавно таким зловещим. После того что было в библиотеке, и коту ясно, что Майк любит только ее. Предполагая, что он увлекся какой-то актриской, Стэнвуд расписался в полном невежестве.
Да уж, этот Стэнвуд! Близко общаясь с ним, всякий убедится, что он несет чепуху, но нельзя же, в конце концов, доходить до таких глупостей. Надо быть с ним похолодней, вернувшись в замок, решила она; но тут же увидела, что можно сделать это и раньше.
Блуждая примерно час по залитым солнцем улицам, она добралась до Беркли-сквер, где остановилась, сокрушаясь о том, что этот прелестный оазис испорчен министерством и многоквартирными домами. Тогда она и заметила, что к ней ковыляет именно Стэнвуд в таком жалком виде, что враждебные мысли мгновенно покинули ее.
— Что с вами? — вскрикнула она.
Он отряхнулся, словно выходя из транса.
— Привет!.. — глухо проговорил он, по всей вероятности, не помня об их последней встрече. Видимо, какие-то беды оттеснили ее в разряд событий, не стоящих внимания.
— Привет… — повторил он, глядя на Терри, как гиппопотам, услышавший дурные вести. — Что вы тут делаете?
— Мы с Шорти сбежали из темницы. Собираемся зайти в «Баррибо». А вы что делаете?
Стэнвуд, должно быть, ее не слышал. Взор его блуждал, и Терри пришлось легонько пнуть его по лодыжке.
— Ой! — вскрикнул он и провел ладонью по лбу. — Что вы сказали?
— Я спросила, почему вы в Лондоне. Лицо его искривилось.
— Хотел повидать Эйлин.
— И как она?
— Не знаю. Я ее не видел.
— Каким вы поездом ехали?
— Я взял в гостинице машину. Терри, мне конец.
— Бедный вы, бедный! А что случилось? Терри взглянула на часы.
— Ох, мне пора. Шорти ждет меня к полвторого. Я бы вас пригласила, но он тоже совсем расстроен.
— Мне хуже. Червю пришлось бы уши прижать, чтобы со мной сравняться. Конечно, есть я не могу, кусок в горло не полезет.
— Тогда проводите меня и расскажите, в чем дело.
— Началось с письма, — сказал он, приноравливаясь к ее шагу. — Я его увидел в гостинице.
— Адресовано вам?
— Да.
— Значит, вы там живете под собственным именем?
— Конечно.
— О, Господи! Хотя теперь это не важно.
— Теперь все не важно.
Терри подумала о том, что в такой радостный день она общается только с сокрушенными духом, и благодарно вспомнила Майка. Да, у него есть недостатки — Адела к этому часу, должно быть, нашла не меньше дюжины, — но тоску он ненавидит.
— Ну, подбодритесь! — предложила она.
— Подбодриться? — переспросил он и глухо засмеялся. — Да уж, самое время!
Дальше они шли молча. Облако скорби, окутавшее Стэнвуда, понемногу втягивало Терри. Прежние сомнения нет-нет, а возвращались, словно рядом шла та особа в очках и митенках, о которой она говорила Шорти, и нашептывала в своей излюбленной манере, что общение с греческим богом к добру не приведет.
«Они такие, — говорила особа, — они все одинаковые. Вспомни, как ты относилась к Джеффри Харвесту. Да-да, ты считала его совершенством. А кем он оказался? Мотыльком».
Терри отмахнулась. Майк — не Джеффри. Майку можно доверять.
— Что же с этим письмом? — спросила она. — Почему оно вас расстроило?
— Эйлин отвечала на мое послание. Я ее просил забыть к собакам всякую чушь насчет денег. Помните, я вам рассказывал?
— Помню.
— Она писала, что не сдается.
— А вы чего ждали? Конечно, она не сдастся сразу. Тут горевать незачем.
— Я читал между строк. Прошу, взгляните, — ответил он. — Сами увидите.
В отличие от Огастеса Терри не любила читать чужие письма и хотела отказаться, но он уже вынул из нагрудного кармана большой белый конверт, издающий сильное благоухание.
Некоторые ароматы буквально неповторимы. Аромат, издаваемый письмом, был густым и терпким. Он принадлежал к тем запахам, которым их изготовители с такой поспешностью дают неподобающие названия. Во всяком случае, он запоминался, и Терри его запомнила. Именно так пахло вчера прошлой ночью от злосчастного рукава.
Они свернули на Дьюк-стрит. Отель «Баррибо» громадой вздымался перед ними, но был не настолько прочен, чтобы не шататься, словно пьяный. Словно во сне, Терри слышала скорбную речь.
— Помните, я говорил о шутках? Ну, о розыгрышах. Насчет того, что Эйлин морочит мне голову. Я еще сказал, что Майк затеял это ради нее. Так, хорошо. Приехал я в Лондон, звоню ей, а она вешает трубку. Бегу к ней, она меня не принимает. Это еще что! Захожу в бар, к «Баррибо», а Макгафи говорит, что вчера она была там с Майком. Ели ланч. А, каково?
Терри заставила себя выдавить:
— Что же тут такого?
Стэнвуд не принял столь легкомысленного мировоззрения.
— То, — отвечал он.
— Я же бывала с вами в ресторане.
— Это другое дело. Ланч ланчу рознь.
— Почему? — спросила она, не желая сдаваться.
— Потому. Между ними что-то есть. Иначе он нам сказал бы. Не-ет, ясно, куда ветер дует!
Ветер и впрямь подул, мешая говорить. Когда он утих, разговору помешало другое препятствие.
Перед главным входом отеля стоял ревностный служитель футов восьми ростом, да еще в парадной форме руританского[29] адмирала. Дело его состояло в том, чтобы встречать машину, распахивать дверь перед владельцем или нанимателем и помогать ему выйти. Сейчас орнаментальная фигура склонилась к подъехавшему такси.
