Генри Грин - Возвращение «Back»
— Прости, я не хочу никого обидеть. Забудь. Но я желаю тебе добра. Мне было очень дерьмово, когда она умерла. И чертовски больно оставаться в этом доме. Кстати, подруга твоя в ее комнате. Больше постелить негде. И тебе было больно, потому что ты был на войне. А знаешь, кто ее живое напоминание? Ты. Вот такие дела. Ты похож на нее, а не твоя подруга. И не этот сын. Внешность — это пустое.
— Так ты заметил, как они похожи?
— Возможно. На первый взгляд. Что-то в ней есть, особенно голос, когда она нам открыла, и эта ее насмешливость. Честно говоря, я был чертовски на тебя зол. А потом вдруг попался этот рассказ.
— Какой рассказ?
— Значит, не читал? Я нашел его в одном журнале, неважно, раньше его любила моя сестра, когда приходила убирать дом, еще до свадьбы. Не знаю, почему-то я сохранил его. Зачем, не знаю.
— Я читал.
— И ничего не понял? Ладно, нет, так нет, оставим.
— Я не верю книгам. Все вранье.
— Я тоже. Странная вещь — семья. Ничего общего с книгами, — сказал Джеймс.
— А она знала кого-то по имени Артур Мидлвич?
— Как?
— Мидлвич.
— Впервые слышу. Ты дольше ее знал.
— Забудь об этом. Ерунда.
— Знаешь, до рождения Ридли, она вбила себе в голову, что у нас будет девочка. — Чарли вздрогнул: ему Роза говорила, что у них будет мальчик. — У нее начались эти бзики, такое часто бывает у беременных, так вот, у нее был бзик на оливках, понимаешь, ей все время хотелось оливок. И Оливию.
«Чертов лгун!» — подумал Чарли, даром, что Роза ушла и, кажется, уже ничего для него не значит.
— И она, — продолжал мистер Филипс, — взяла с меня слово, что если во время родов случится несчастье, то я ни за что не отдам ребенка Грантам.
— Так она, похоже, знала про них? — сказал Чарли. И что это за чушь про дочь, когда она уже была полна их сыном?
— И я обещал, — сказал Филипс. — Как любой бы на моем месте. И мне это ничего не стоило. В конце концов, дети — это смысл жизни. Единственное, ради чего стоит жить. Так мне кажется. Видимо, что-то было не так, в Редхэме, между стариками, понимаешь? Это же очевидно. Несчастливый дом.
— Это точно, — согласился Чарли, не успевая за его мыслями.
— Но к чему я? Женись, Чарли, и заведи семью.
— Женись сам и заведи еще одну семью.
— Я? И наступить на те же грабли? Шутка, конечно. Просто я связан по рукам и ногам, у меня Ридли. В самом деле, старина, подумай.
— Никогда, — Чарли держал оборону.
— А как же барышня, что спит наверху? Что у тебя с ней?
— Я же сказал, она моя лаборантка.
— И что? Не ты первый, не ты последний, если уж на то пошло. Ладно, положим, так оно и есть. Но, чтобы ты ничего не подумал — мне пришлось положить ее у Розы, рядом со своей спальней. Без задних мыслей, конечно, — солгал он.
— Не стоит. Поверь, между нами ничего нет, и не может быть никогда, — солгал Чарли. Правда, в данном случае наполовину, поскольку к нему вернулись сомнения, и ему показалось, что он опять любит Розу.
— Женись. Такой, как ты, непременно должен жениться, — заключил Филипс.
— Почему?
— Потому что ты одинок, старина.
— А ты не одинок?
— У меня Ридли.
— Верно, — сказал Чарли, думая: «Ты, старый пень! Если бы ты только знал».
— Женись и все. Пока не поздно. Потому что ты болезный, Чарли. Тряпка, старая мокрая тряпка.
Чарли молчал. К нему вернулось то знакомое, давнишнее чувство, что все вокруг желают причинить ему боль — весь мир, сама эта жизнь; и везде, куда ни глянь, угроза.
— Не обижайся, старина, но ты вернулся совсем другим.
— А ты бы вернулся не другим?
— Очень может быть, — признал мистер Филипс. — Но мир не изменишь. В конце концов, мы живы. И потому обязаны брать от жизни все. Знаю, ты мне не веришь, но, черт возьми, Чарли, ты же совсем не умеешь приспосабливаться к людям.
Чарли молчал.
— В наше время никто не имеет права жить для себя, — говорил сытый толстяк. — Это эгоистично, в самом деле. Эгоистично не заводить семью, не быть опорой.
— Я не готов, — он болезненно усмехнулся. Он был раздавлен и жалок.
— Да бог с ним, дружище, как скажешь. Не пора ли нам прикорнуть?
Чарли не сдвинулся с места.
— Там, в лагере для военнопленных…
— Что там? Дерьмо, дело ясное.
— Нет, лучше не стоит…
— Вот и ладушки. Довольно ворошить прошлое. Ты только посмотри на часы. Давай-ка на боковую.
«Хренов белобилетник», — подумал Чарли.
Засыпая, он видел перед собой Розу, а потом ему приснилось, что он снова в германском плену.
В то — еще первое — утро к Дот явился Джеймс. Он принес чашку чая и вежливо поинтересовался, хорошо ли она выспалась. На другое утро, после того, как она побывала с Джеймсом, к ней явился Чарли. Он тоже принес чашку чаю и — ну вылитый лунатик! — присел к ней на край постели.
— Вот, Дот, — сказал он, пряча от нее глаза.
Она брезгливо сжалась в комок и отползла в дальний угол кровати. «Что с него взять? — думала она. — Убогий. И что на меня вчера нашло?».
И он исчез так же незаметно, как и появился.
Позавтракав — в первое по приезде утро — вареными яйцами, кстати, в городе их было не достать, Чарли остался на кухне убрать посуду. И неожиданно столкнулся с той самой драгоценной миссис Габбинс, которую когда-то обожала Роза. Джеймс ушел по каким-то важным делам, предоставив их друг другу и взяв с Чарли обещание рассказать потом, как прошла встреча.
— «Не верю своим глазам, неужели я снова вижу вас?» — рассказывал Чарли, в то время как на самом деле было «Не верю своим глазам, неужели я снова вижу вас здесь?».
— Ну, теперь ты точно знаешь, за что воевал! — воскликнул мистер Филипс. — Каков прием, а? — и пояснил Дот, что женщина эта была настоящим сокровищем для его жены, и как ему повезло, что она осталась с ними.
— Все ради Ридли, — продолжал он. — Ребенку нужен женский глаз. С ней он как за каменной стеной. Такова женская природа. Мне спокойно, когда она приходит каждый день.
— У вас очаровательный малыш, — сказала Дот. — Уверена, вы того стоите.
— А я боялся, вы будете укорять меня. Ведь я воспитываю его, как умею, полагаясь только на самого себя. Но рядом с этой женщиной мне ничего не страшно.
— Уверена, это не будет продолжаться вечно.
— Что? — переспросил он, перекрикивая шум грузовиков.
Она покраснела. Но не сдалась. И повторила:
— Это же не будет продолжаться вечно. Вы не согласны?
— Откуда вы знаете?
— Я просто сказала.
— Нет уж, извольте объяснить, что вы имели в виду.
— Такой человек, как вы, обязательно должен жениться, и этот прекрасный день не за горами, — смутившись, сказала она.
— Замечательно сказано. И, поверьте, если это произойдет, то только ради ребенка.
— Не упусти свою птицу счастья, Дот, — возник мистер Саммерс.
Казалось, они совсем о нем забыли. Он чувствовал какой-то удивительный подъем в это первое утро.
— Все лучше, чем сидеть на работе, — добавил он.
Она нисколько не смутилась. Напротив, она прекрасно умела ставить его на место. И потом то, что должно было случиться, еще не случилось.
— Поосторожней, — задорно сказала она. — Здесь вам не литейный цех!
Стояло еще то первое прекрасное утро, и все также лил дождь. После завтрака Чарли уснул за газетой. Она предложила помочь по дому. Ей было в этом отказано. Накрыв к обеду, Джеймс вернулся в гостиную.
— Идите сюда, — позвал он Дот.
И снова — как и в первый раз — они встали у окна, глядя на неухоженный заросший сад. На самом деле, садом были две яблони, выгребная яма и бомбоубежище, на крыше которого лежали полусгнившие мешки с песком, заросшие сорной травой и желтым крестовиком. Но, окруженный сочной живой изгородью, он переливался каплями дождя, сверкал зеленым, черным, красным — скудным урожаем красных яблок, полуприкрытых, как грехи, намокшей глянцевой листвой, и черным, жирным росчерком ветвей да горькими густыми травами.
— Роза, — сказал он. — Так звали мою жену, упокой ее душу. Она покинула нас, умерла. Знаете, она все мечтала построить беседку. Там, где сейчас бомбоубежище. Война разрушила все планы. Но как только у меня появится минутка, я построю ее; непременно построю; вот только перебьем этих немцев. Что вы скажете? Конечно, здесь не так много места. Но я хочу такую, с треугольной крышей и колонной из кирпича. А внутри — две скамейки. Я поставлю их спинками друг к другу. Что вы думаете?
— По-моему, это мило.
— Что вы сказали? Кажется, мне стало небезразлично ваше мнение.
— Я сказала, это мило.
— Да, и еще я хочу, чтобы повсюду были розы. Вы пока не судите строго. Сейчас они совсем одичали. Все запущено. Но придет время, и я приведу их в порядок. Да, она жаловалась, что у нас в саду хаос. А потом, когда ее не стало, мне было не до того.
— Розы, которые вы посадите повсюду, будут для нее самым достойным памятником.
