Шарлотта Йондж - Наследник имения Редклиф. Том первый
Не будучи воспитанъ въ школѣ и привыкнувъ жить дома въ уединеніи, Гэй въ Оксфордѣ имѣлъ мало знакомыхъ. Онъ жаловался на это мистриссъ Эдмонстонъ, говоря, что онъ вѣрно такой ужъ бирюкъ, что его всѣ избѣгаютъ. Она очень смѣялась этому предположенію и успокоила его, сказавъ, что люди не самонадѣянные и не навязчивые всегда цѣнятся дороже какъ друзья, и потому она совѣтовала ему не отчаяваться, говоря, что современемъ онъ поладитъ со всѣми товарищами. Если бы Гэй не сомнѣвался въ своихъ силахъ и по временамъ глубоко не задумывался о своей судьбѣ, можно было бы предположить, что это самое безпечное, веселое существо. Онъ бѣгалъ по всему дому, пѣлъ, острилъ, дурачился и дотого оживлялъ всѣхъ и каждаго, что заставилъ даже забыть Морица де Курси, который не уступалъ ему въ веселости, но былъ въ то же время большой сумасбродъ. Весело жилось въ Гольуэлѣ въ это лѣто. Молодежь читала, гуляла, занималась музыкой и цвѣтами. Всѣ они трудились надъ бѣседкой изъ лавровъ, подъ тѣнью которой Чарльзъ могъ бы спокойно лежать и любоваться издали на шпицы башенъ Броадстона. Ужъ какъ же они работали! Гэй пилилъ не хуже поденщика, Эмми вколачивала гвозди, Лора плела ивовые вѣтви, а Шарлотта служила на побѣгужкахъ. Однажды ихъ всѣхъ удивило восклицаніе Чарльза:- А! а! Падди, это вы? Изъ-за зелени вдругъ показалась стройная, молодая дѣвушка въ амазонкѣ, которую она поддерживала одной рукой, а другой помахивала хлыстикомъ съ коралловой ручкой. Шла она быстро, нѣсколько припрыгивая. Фигура и вся ея наружность были необыкновенно изящны. Хотя Лора и могла назваться красавицей рядомъ съ нею, но свѣжее личико молодой дѣвушки, ея смѣющіеся темносиніе глаза, совершенно сизые волосы, прикрытые шляпой съ широкими полями и съ небольшимъ перомъ, все вмѣстѣ — придавало ей много привлекательнаго. Она легко ударила хлыстикомъ Чарльза и проговорила:
— Тетя Эдмонстонъ сказала, что я найду здѣсь всѣхъ васъ. Это что вы тутъ затѣваете?
— Бесѣдку! сказалъ Чарльзъ:- а вотъ нашъ главный плотникъ! — онъ указалъ на Гэя.
— Это сэръ Гэй? прошептала гостья Лорѣ, взлянувъ вверхъ на крышу, куда взгромоздился Гэй, выстилая ее тростникомъ. Солнце ярко освѣщало его румяное лицо и бѣлую рубашку; онъ былъ безъ сюртука.
— Долой! сюда! крикнулъ Чарльзъ, и Гэй мигомъ соскочилъ на землю, но при видѣ незнакомой лэди покраснѣлъ до ушей. „Вотъ вамъ еще дикій ирландецъ“, отрекомендовалъ больной сконфуженнаго Гэя.
— Сэръ Гэй Морвиль, — лэди Эвелина де Курси! чопорно произнесла Лора. Но гостья прервала ея утонченную церемонію, смѣло протянувъ руку Гэю и сказавъ: „Очень рада познакомиться. Мы почти кузены. Останьтесь, не уходите. Дайте мнѣ поработать съ вами. Эмми — давай молотокъ; Лора, развѣ ты забыла свою страсть вколачивать гвозди?
— Съ кѣмъ ты пріѣхала Эва? спросила Лора.
— Съ папа — онъ хочетъ сдѣлать визитъ сэръ Гэй Морвилю. Пожалуйста не безпокойтесь, сказала она, замѣтивъ, что Гэй началъ искать свой сюртукъ. — Онъ будетъ у васъ на обратномъ пути изъ Броадстона, куда онъ также отправился, а меня, между тѣмъ, забросилъ сюда. Чтожъ вы мнѣ не даете никакого дѣла? Можно мнѣ взлѣзть на лѣстницу? — Тамъ должно быть такъ хорошо!
— Эва, какъ это можно! шепнула Лора, съ укоризной, но молодая лэди махнула головой и, увидавъ гдѣ то гвоздь, торчавшій очень некрасиво, взобралась на лѣстницу, схватила молотокъ и начала дотого имъ барабанить, что Чарльзъ зажалъ уши, увѣряя, что молотокъ несноснѣе даже ея языка.
— Поговорите-ка съ нами лучше о вашемъ балѣ, сказалъ онъ.
— А что? можно надѣяться, что капитанъ Морвиль пріидетъ къ намъ на балъ? спросила она.
— Конечно, отвѣчала Лора.
— Очень рада! Папа за этимъ то и поѣхалъ въ Броадстонъ. Морицъ жалуется, что капитанъ ему голову намылилъ, и потому онъ боится даже и заикнуться о балѣ. Папа самъ ѣдетъ съ приглашеніемъ.
— Успокойтесь! замѣтилъ Чарльзъ. Капитанъ очень милостивъ, онъ глядитъ на балы какъ на средство развитія для ирландской молодежи. Онъ при мнѣ доказывалъ Гэю, что въ танцахъ нѣтъ никакой мудрости.
— А развѣ вы не умѣете танцовать? — съ видомъ состраданія спросила Эвелина у Гэя.
— Увы! я по этой части невѣжда! отвѣчалъ Гэй.
— Мы собираемся учить его, — замѣтила Лора.
— Собираетесь? Чего тутъ думать! крикнула бойкая лэди, соскакивая на землю. Начнемъ сейчасъ же. Пойдемъ же на лугъ. Чарльзъ, хотите я васъ повезу туда? — и говоря это, покатила его кресло. Гэй бросился было ей помогать. — Не нужно, не нужно, я сама! кричала она весело. Чарльзъ! вы будете скрипка, играйте: тра-ла-ла, тра-ла-ла! Эмми, Лора, становитесь вмѣсто дамъ, я и Гэй — будемъ кавалерами. Она надѣла шляпу на бекрень, ударивъ ее слегка рукою. Кадриль образовалась въ одно мгновеніе, и веселая компанія безъ музыки, отплясала, не хуже, чѣмъ гдѣ нибудь на вечерѣ. Вскорѣ прибылъ и самъ лордъ Килькоранъ. Пока отецъ сидѣлъ въ гостиной, дочь прохаживалась по саду подъ руку съ Лорой. «Мнѣ онъ очень нравится.» говорила она про Гэя. Съ нимъ можно сладить. Мнѣ столько наговорили про его серьезное направленіе, что я обрадовалась отъ души, увидавъ, что онъ далеко не похожъ на своего кузена.
— Эвелина! сказала съ укоромъ Лора: не стыдно ли тебѣ?
— Я не злословлю капитана Морвиля, но, право, боюсь его до смерти. Я убѣждена, что онъ меня дурой считаетъ. Скажи, правду я говорю, Лора?
— Заставь его перемѣнить это мнѣніе, Эва, докажи ему, что ты умна.
— То то, что я робѣю передъ нимъ. А мнѣ не хочется показывать этого, вотъ я и стараюсь побольше дурачиться, чтобы онъ не догадался, что я его переуму. Смотри же, Лора, выучите вы сэръ Гэя танцовать. Онъ такой гибкій, настоящій ирландецъ.
Для практики, каждый вечеръ затѣвались танцы. Чарльза усаживали въ амбразуру окна, чтобы какъ нибудь его не толкнуть; мать садилась за фортепіано и кадриль составлялась изъ двухъ дамъ и одного кавалера — Гэя. Шарлотта съ презрѣніемъ отказывалась принять участіе въ танцахъ и вмѣсто того, возилась съ отцомъ, который, по ея желанію, корчилъ танцовальнаго учителя и выдѣлывалъ такія уморительные па и фигуры, что всѣ его дѣти катались со смѣху.
Мистеръ Эдмонстонъ былъ происхожденія ирландскаго, со стороны матери. Лэди Амабель Эдмонстонъ никогда не могла прижиться въ Англіи, и когда сынъ ея женился, старушка съ дочерью уѣхала на родину. Настоящій графъ Килькоранъ, отецъ Эвелины, былъ ея племянникъ, и потому обѣ семьи были связаны тѣсной дружбой. Молодые Килькораны звали мистера и мистриссъ Эдмонстонъ въ дѣтствѣ тётей и дядей, и названіе это осталось за ними на всю жизнь. Въ день бала, въ замкѣ Аллонбэй, царствовалъ такой resime ménade, что сами хозяева не знали навѣрно, въ какомъ часу и гдѣ имъ дадутъ обѣдать. Поэтому, Эдмонстоны сочли за лучшее пообѣдать дома, вмѣстѣ съ Филиппомъ и Мэри Россъ, которые съѣхались у нихъ. По общему требованію, Филиппъ былъ въ мундирѣ; пока сестры одѣвались, Шарлотта осматривала всѣ украшенія его воинскаго наряда, по поводу котораго у Филиппа съ Мэри завязался разговоръ о рыцарскихъ древнихъ доспѣхахъ. Вдругъ, чьи-то маленькая ручки ущипнули миссъ Россъ за талью и какое то существо, въ воздушномъ, бѣломъ платьѣ, прыгнуло въ сторону, когда та оглянулась.
— Эмми! что вамъ нужно? спросила она.
— Идите на верхъ и принарядитесь! отвѣчала Эмми.
— Да вѣдь вы сказали, что мнѣ не нужно хлопотать о туалетѣ. Я ужъ одѣта! сказала Мэри, осматривая свое пышное, бѣлое, кисейное платье.
— Платья не мѣняйте, но только повинуйтесь, шепнула Эмми, и онѣ обѣ исчезли.
— Эмми похожа сегодня на какого-то сильфа, — замѣтилъ Филиппъ.
— Или на ангельскую головку съ крыльями, въ родѣ тѣхъ, что Гэй рисуетъ у себя въ портфелѣ, ввернулъ Чарльзъ.
— Я просто — такъ, маралъ — проворчалъ Гэй, весь покраснѣвъ. Я думалъ, что эта бумага давно разорвана. Гдѣ она?
— Въ моей комнатѣ, на столѣ; я долженъ вамъ сказать, Гэй, что портфель этотъ принадлежитъ мнѣ. Мама, ожидая васъ, собрала со всего дома всевозможныя украшенія для вашего кабинета. Портфель попалъ туда же. Когда мнѣ его принесли назадъ, я нашелъ на бумагѣ цѣлую коллекцію ангельскихъ головокъ, испещренныхъ вокругъ чернильными полосами и пятнами.
— Я возьму назадъ свое произведеніе! вскричалъ Гэй, убѣгая изъ комнаты.
Шарлотта бросилась вслѣдъ за нимъ, умоляя его показать головки, а Филиппъ спросилъ у Чарльза, съ кѣмъ онѣ имѣютъ сходство.
— Это цѣлая исторія, — отвѣчалъ Чарльзъ:- цѣликомъ годится въ романъ. Петрарка забываетъ свои поэмы въ портфелѣ!…
Чарльзъ назвалъ Петрарка какъ поэта, вовсе забывъ о Лаурѣ, и потому его не мало удивилъ строгій тонъ Филиппа, когда тотъ спросилъ:
— Ты съ умысломъ это сказалъ, или нѣтъ?
Замѣтивъ, что его слова, сказанныя случайно, задѣли Филиппа за живое, больной видимо обрадовался.
— А-а, кажется, это нѣжная твоя струнка? спросилъ онъ.
Филиппъ всталъ и, выпрямившись во весь ростъ, произнесъ тихимъ, но выразительнымъ голосомъ:
