Френсис Фицджеральд - Больше чем просто дом (сборник)
— Все понятно, — отрезал он.
Пришел Ольсен за чемоданами. Мать следовала за Форрестом до входной двери, плача и цепляясь за рукав его плаща.
— Ты не хочешь попрощаться с отцом?
— Зачем? Я увижусь с ним завтра в конторе.
— Форрест, я вот еще что подумала: почему ты не поселишься в отеле вместо Университетского клуба?
— С какой стати? В клубе мне будет удобнее…
Форрест осекся, вдруг осознав, что она заботится не о его удобстве — просто в отеле он бы не так обращал на себя внимание. Удержавшись от язвительного ответа, он быстро поцеловал мать и сел в такси.
У фонаря на ближайшем перекрестке машина была неожиданно остановлена — из майских сумерек навстречу ей метнулась Алида, бледная и осунувшаяся.
— Что такое? — встревожился он.
— Я не могла не прийти. Разверни машину. Как подумаю, что из-за меня ты покидаешь свой дом и семью, которую ты любишь — так же, как я люблю свою, — это невыносимо. Послушай меня, Форреcт! Я хочу, чтобы ты вернулся домой. Да, именно так. Давай еще подождем. Мы не имеем права причинять такую боль твоим родным. Мы ведь еще молоды и можем ждать. Я уеду из города на какое-то время, а дальше будет видно.
Форрест взял ее за плечи и притянул к себе.
— В тебе больше достоинства и благородства, чем во всей этой компании, — сказал он. — Милая, как я счастлив, что ты меня полюбила!
IV
Свадьбу решили справлять в доме невесты, без пышных торжеств — Форрест и Алида решительно воспротивились идее Риккеров придать этому событию характер публичного реванша. Приглашены были только ближайшие друзья.
На предсвадебной неделе Форрест несколько раз общался по телефону с матерью и по ее намекам и недомолвкам понял, что она хотела бы присутствовать на венчании. Порой он страстно желал ее появления, но в иные минуты это казалось ему несущественным.
Церемония должна была начаться в семь вечера. Около пяти пополудни Пирс Уинслоу как заведенный расхаживал взад-вперед по двум смежным комнатам своего дома.
— Сегодня вечером, — бормотал он. — Сегодня вечером мой сын женится на дочери негодяя.
Он говорил достаточно громко, чтобы слышать самого себя, однако эти слова, столько раз повторявшиеся на протяжении последних месяцев, уже выдохлись и утратили силу.
Подойдя к подножию лестницы, он позвал:
— Шарлотта!
Ответа не последовало. Он позвал снова, а затем прошел в гостиную, где служанка накрывала на стол.
— Куда подевалась миссис Уинслоу?
— Я давно ее не видела, мистер Уинслоу.
Покинув гостиную, он возобновил хождение из комнаты в комнату, в этом бессознательно копируя своего отца — мирового судью, уже тридцать лет как покойного.
— Ты не можешь привести сюда эту женщину и представить ее твоей матери. Дурная кровь есть дурная кровь.
В доме стояла непривычная тишина. Он поднялся на второй этаж и заглянул в комнату жены, но ее там не было; старой миссис Форрест нездоровилось, а Элеонора, как он знал, отправилась на свадьбу.
Спускаясь по лестнице, мистер Уинслоу искренне жалел себя. Он помнил свою роль — ни в чем не отклоняться от заведенного в доме порядка, словно не ведая ни о какой свадьбе, — однако ему нужна была поддержка, нужны были просьбы о снисхождении и попытки успокоить его уязвленное самолюбие. Теперь же он остался один и едва ли не впервые ощутил себя изолированным от остальных членов семьи. Являясь по складу характера «человеком толпы», он был неспособен занять твердую позицию и отстаивать свою точку зрения. Все, что он мог, — это подыгрывать тем, кто такую позицию занимает.
— В чем я провинился, чтобы заслужить это наказание? — риторически вопрошал он, обращаясь к напольной пепельнице. — Что я должен был, но не сумел привить своему сыну?
Вошла служанка с неожиданной новостью:
— Оказывается, миссис Уинслоу предупреждала Хильду, что сегодня не будет к ужину, но Хильда не сказала об этом мне.
Значит, постыдная капитуляция свершилась. Его супруга сдалась, и он остался в полном одиночестве. Но вспышки ярости, какую он сам от себя ожидал в первый момент, на сей раз не последовало — он уже израсходовал весь свой гнев, демонстрируя его домочадцам. Известие не добавило ему упорства и решимости; он лишь почувствовал себя одураченным.
— Так и есть — я стану козлом отпущения. Форрест никогда мне этого не простит, а Чонси Риккер будет смеяться в кулак.
Он продолжал отчаянно метаться по комнатам.
— Я остался с носом. Меня назовут старым брюзгой и перестанут принимать в расчет. Они взяли верх. Однако еще не поздно все поправить, если это будет выглядеть как благородный жест. — И он оторопело взглянул на шляпу в своей руке, уже снятую с вешалки. — Я не могу… не могу себя заставить. Но я обязан это сделать. Все же он мой единственный сын. Если он меня возненавидит, я этого не вынесу. Раз уж не удалось предотвратить эту свадьбу, остается с ней примириться.
Встрепенувшись, он с испугом взглянул на часы, — по счастью, время еще не ушло. В конце концов, это можно представить так, будто он жертвует своими принципами ради счастья сына. И никто не узнает, каких мук ему это стоило…
Спустя час старая миссис Форрест очнулась от дремы и звонком вызвала служанку.
— Где миссис Уинслоу?
— Она не будет ужинать дома. И остальные тоже.
Тут почтенная леди вспомнила:
— Ах да, сегодня же свадьба. Дай мне очки и телефонный справочник… Так, а теперь подскажи, как правильно пишется фамилия Капоне.
— Риккер, миссис Форрест.
Через пару минут нужный номер был найден.
— Это говорит миссис Хью Форрест, — произнесла она отчетливо. — Я хочу поговорить с молодой миссис Форрест Уинслоу… Нет, не с мисс Риккер, а с миссис Форрест Уинслоу. — Оказалось, что особы с таким именем пока еще не существует. — Хорошо, тогда я перезвоню после венчания.
Когда она еще через час набрала тот же номер, трубку сняла сама новобрачная.
— Это прабабушка Форреста. Я звоню, чтобы пожелать вам счастья. Надеюсь, вы придете меня проведать, когда вернетесь из свадебного путешествия, — если я к тому времени буду жива.
— Конечно, мы придем. Спасибо большое за этот звонок, миссис Форрест.
— Хорошо заботься о Форресте и проследи, чтобы он не стал таким же рохлей, как его родители. Всего вам доброго.
— Благодарю вас.
— Ну вот и славно. До встречи, мисс Капо… До встречи, моя дорогая.
И, таким образом исполнив свой долг, миссис Форрест повесила трубку.
Какая красивая пара![27]
I
В четыре часа пополудни ноябрьским днем 1902 года Тедди Ван Бек выбрался из двухколесного экипажа перед фасадом помпезного здания на Мюррей-хилл. Это был высокий молодой человек с сутулыми плечами, крючковатым носом и бархатно-карими глазами на очень живом и подвижном лице. В его жилах смешалась кровь колониальных губернаторов и знаменитых финансовых пиратов эпохи дикого капитализма; однако в данном случае эта смесь произвела на свет нечто совершенно новое, ничуть не похожее ни на тех ни на других.
Его кузина, Хелен Ван Бек, ожидала Тедди в гостиной. Глаза ее покраснели от слез, но она была слишком юна для того, чтобы это обстоятельство могло хоть как-то умалить ее красоту — красоту, достигшую той стадии, когда секрет ее расцвета кажется заключенным в ней самой, словно ей суждено расцветать и расцветать бесконечно. Хелен было девятнадцать лет, и, вопреки очевидному слезоточивому факту, она была совершенно счастлива.
Тедди приобнял ее и попытался чмокнуть в щеку, но попал в ухо, когда она отвернула лицо. Он еще немного подержал руку на ее талии, чувствуя, как угасает нежный порыв, а затем сказал:
— Похоже, ты не очень-то рада меня видеть.
Хелен предчувствовала, что эта сцена станет одной из самых запоминающихся в ее жизни, и с бессознательной жестокостью постаралась придать ей максимум драматизма. Она присела на край дивана, повернувшись лицом к креслу.
— Сядь сюда, — приказала она этаким царственным тоном, имевшим в ту пору успех на светских раутах, однако Тедди предпочел указанному месту табурет у рояля. — Нет, не садись там. Я не смогу сосредоточиться, если ты будешь все время вертеться вокруг своей оси.
— Лучше ты садись ко мне на колени, — предложил он.
— Нет.
— Мне удобнее слушать здесь, — сказал он и, опустив одну руку на клавиши, стал наигрывать бравурный марш.
Хелен поняла, что начать разговор в сдержанно-минорной тональности уже не получится.
— Нам надо поговорить о серьезных вещах, Тедди. Поверь, я все основательно обдумала, прежде чем принять это решение. Я хочу попросить… я прошу освободить меня от брачного обязательства.
— Что? — В один миг лицо Тедди покрылось мертвенной бледностью.
![Фрэнсис Фицджеральд - Три часа между рейсами [сборник рассказов]](/uploads/posts/books/136955/136955.jpg)
