Френсис Фицджеральд - Больше чем просто дом (сборник)
Но он мог лишь на какое-то время отсрочить развязку. Наступил февраль с морозными, волшебно искрящимися днями и кристальной прозрачностью звездных ночей. Небо над городом походило на свод гигантского ледяного храма, в котором запах меховых одежд заменял фимиам, а яркий румянец на щеках — пламя на северном алтаре. Форреста переполняло языческое ликование, восторг перед великолепием родной природы. Любовь заново открыла ему этот чудесный мир, в котором он хотел бы остаться навсегда.
— Я люблю тебя так сильно, что никакие преграды не смогут меня остановить, — говорил он Алиде. — Но у меня есть долг перед родителями, суть которого я вряд ли сумею тебе объяснить. Они не только оплачивали мое обучение; они постарались передать мне еще нечто не столь ощутимое и понятное — нечто доставшееся им от предков и имеющее для них особую ценность. Так уж вышло, что я не смогу принять это наследие, но хотелось бы сделать разрыв как можно менее болезненным для них.
Тут он заметил на ее лице признаки смятения.
— Дорогая…
— Меня пугают такие твои речи, — сказала она. — Вдруг ты потом начнешь меня упрекать? Это было бы ужасно. Тебе надо избавиться от мысли, будто ты делаешь что-то дурное. Мои моральные принципы ничем не хуже твоих, и я не намерена вступать жизнь с грузом отцовских прегрешений на плечах. — Она на секунду задумалась. — Ты никогда не уладишь это к всеобщему удовольствию, это случается только в детских сказках. Так что тебе придется выбирать между мной и твоей семьей.
А еще две недели спустя в семействе Уинслоу разразилась буря. Пирс Уинслоу явился домой, кипя от негодования, и долго совещался с супругой за закрытыми дверями. После этого миссис Уинслоу зашла в комнату Форреста.
— Твой отец сегодня попал в очень неловкое положение. Чонси Риккер встретил его в Городском клубе и заговорил о тебе так, словно ты уже почти помолвлен с его дочерью. Отец молча повернулся и ушел, но сейчас мы хотим знать всю правду. У тебя действительно серьезные намерения относительно мисс Риккер?
— Я хочу на ней жениться, — сказал он.
— Боже мой, Форрест!
И она произнесла длинную речь, припомнив — словно речь шла о столетиях — те восемьдесят лет, что связывали их семью с этим городом. А когда от исторического экскурса она перешла к состоянию здоровья мистера Уинслоу, Форрест не выдержал:
— Это просто общие слова, мама. Все сказанное могло бы что-то значить, будь оно хоть отчасти связано с Алидой, но против нее у вас ничего нет.
— Она слишком нарядно одевается, не пропускает ни одной вечеринки…
— В этом она точная копия Элеоноры. Но притом Алида — настоящая леди во всех отношениях. Мне даже стыдно обсуждать ее в таких тонах. Вы с отцом просто боитесь через мой брак вдруг оказаться связанными с семьей Риккер.
— Этого я не боюсь, — сердито ответила миссис Уинслоу. — Никогда я не буду ни в какой связи с этими людьми. Но я боюсь, что ты вдруг окажешься отрезанным от всего, что тебе было дорого, и от всех, кто тебя любит. С твоей стороны просто непорядочно ломать нашу жизнь, бросать нас на растерзание городским сплетникам…
— Я не откажусь от любимой девушки только из-за того, что ты боишься каких-то сплетен.
Спор возобновился на следующий день, на сей раз при непосредственном участии Пирса Уинслоу. Суть его рассуждений сводилась к следующему: будучи родом из старого доброго Кентукки, он всегда испытывал определенные опасения по поводу того, что его сын стал уроженцем Миннесоты с ее первопроходческой вольностью нравов, и вот теперь эти опасения печальным образом оправдались. Форрест находил отцовские рассуждения слишком банальными и неискренними. Но стоило ему наперекор родителям отправиться на очередное свидание, как давали о себе знать угрызения совести. Он понимал, что из его жизни постепенно уходит нечто по-настоящему ценное — дружба с отцом, любовь и доверие к матери. Его прошлое с каждым часом безвозвратно умирало, и — за исключением времени, проводимого с Алидой, — он ощущал себя глубоко несчастным.
Как-то весенним днем, когда ситуация стала уже просто невыносимой, усугубляясь мучительной тишиной во время семейных обедов, прабабушка остановила Форреста на лестничной площадке, взяв рукой за локоть.
— Это в самом деле порядочная девушка? — спросила она.
— Вне всяких сомнений, бабушка, — ответил он, встречая ее ясный прямой взгляд.
— Тогда женись на ней.
— Почему ты так говоришь? — удивился Форрест.
— Это положит конец глупым ссорам, и в доме станет хоть немного спокойнее. Кроме того, я бы не прочь под конец жизни стать прапрабабушкой.
Ее откровенный эгоизм импонировал ему куда больше, чем показная праведность остальных членов семьи. Тем же вечером они с Алидой назначили свадьбу на первое июня и обзвонили редакции местных газет, разместив в них соответствующее объявление.
Вот когда буря грянула в полную силу. Слухи разносились из конца в конец Крест-авеню: миссис Риккер явилась с визитом к миссис Уинслоу, но та ее не приняла; Форрест переехал от родителей в Университетский клуб; Чонси Риккер и Пирс Уинслоу обменялись крепкими выражениями в Городском клубе.
Форрест действительно перебрался в Университетский клуб. Теплым майским вечером, под аккомпанемент уже вполне летнего шума за окнами, он упаковал чемоданы в комнате, где провел свое детство. Когда он снимал с каминной полки призы, выигранные на турнирах по гольфу, к горлу подступил ком, а пыльная ладонь оставила на лице грязные потеки.
— Если они не примут Алиду, мне они больше не семья, — прошептал он.
Вещи были уже собраны, когда в комнату вошла его мать.
— Ты не можешь вот так взять и уехать, — упавшим голосом промолвила она.
— Я неплохо устроюсь в Университетском клубе.
— Но в этом нет нужды. Тебя здесь никто не беспокоит. Ты можешь делать все, что пожелаешь.
— Однако не могу привести сюда Алиду.
— Твой отец…
— К черту отца! — крикнул он яростно.
Мать присела на кровать рядом с ним.
— Останься, Форрест. Я обещаю, что не буду больше с тобой спорить. Только останься.
— Я не могу.
— А я не могу тебя отпустить! Можно подумать, мы тебя выгоняем, хотя это не так!
— Ты хотела сказать: «Люди могут подумать, что мы тебя выгоняем».
— Я не это имела в виду.
— Нет, именно это. И вам с отцом на самом деле наплевать на моральный облик Чонси Риккера.
— Это неправда, Форрест. Я ненавижу людей, которые совершают бесчестные поступки и нарушают закон. Мой отец никогда не допустил бы Чонси Риккера…
— Сейчас речь не о твоем отце, а о том, что ни тебя, ни папу нисколько не волнуют сами по себе делишки Риккера. Могу поспорить, вы даже толком не знаете, что именно он натворил.
— Конечно, я это знаю. Он украл какие-то деньги и бежал за границу, а когда вернулся, его посадили в тюрьму.
— Его посадили за неуважение к суду.
— Ну вот, теперь ты его уже защищаешь, Форрест.
— Вовсе нет! Терпеть не могу старого мошенника. Но меня потрясло то, что и мой отец оказался беспринципным человеком. Он и его приятели за глаза поливают грязью Чонси Риккера, но, когда встал вопрос о его членстве в клубе, у них духу не хватило выступить против.
— Но это же пустяк.
— Нет, не пустяк. Для людей отцовского поколения не существует таких принципов, которыми они не смогли бы поступиться. Не понимаю, почему это так, но это так. Я всегда готов простить честное заблуждение, но я не готов выслушивать нотации от людей, чьи моральные устои — всего лишь фикция.
Мать подавленно молчала, сознавая его правоту. Они с мужем, как и все их друзья, были людьми принципиальными разве что на словах. Они могли быть хорошими или плохими по своей природе; зачастую они придерживались правил поведения, усвоенных еще в юные годы, но ни в ком из них не было той спокойной уверенности, какую она наблюдала в своих отце и деде. Ей казалось, что это как-то связано с религией. И одних лишь благих намерений было явно недостаточно для обретения такой уверенности.
Служанка объявила о прибытии такси.
— Пришлите Ольсена за моим багажом, — сказал ей Форрест и затем повернулся к матери: — Я оставляю машину и ключи, беру только одежду. Надеюсь, место в отцовской конторе пока остается за мной?
— Форрест, не говори так! Неужели ты думаешь, что твой отец лишит тебя куска хлеба, что бы ты ни совершил?
— Подобные вещи случаются.
— Ну не будь же таким упрямым, — сказала она сквозь слезы. — Пожалуйста, останься еще хоть ненадолго. Может, все образуется и отец постепенно смягчится. Порошу тебя, останься! Я снова поговорю с отцом. Я сделаю все, чтобы вас помирить.
— И ты позволишь привести Алиду в наш дом?
— Не сейчас. Не проси меня об этом. Я не смогу вынести…
![Фрэнсис Фицджеральд - Три часа между рейсами [сборник рассказов]](/uploads/posts/books/136955/136955.jpg)
