Владимир Тендряков - Покушение на миражи
Выходит, что любовь не божественное наитие, а всего-навсего исполнение моральных законов.
Пожар христианства уже вспыхнул, а этот недюжинный человек еще не успел сформироваться. И пламя было слишком велико, слишком много людей уже грелось возле него, бессмысленно разжигать рядом новый костер, пришлось стать раздувающим. Павел раздувал, но при этом подкидывал свои дрова.
В нашей модели Христа нет, Павлу предоставлена самостоятельность. Можно ли сомневаться, что павлианство окажется столь же отличающимся от привычного христианства, как сам Павел отличен от Иисуса Христа? Говоря словами Миши Дедушки, «это вам не бабочка Брэдбери».
Какие сюрпризы ждут нас?..
2
Но у дерзновенного Павла был враг, с каким часто сталкиваются недюжинные люди, — он сам! Павел отрицал Павла, да так, что вызывал полное недоумение — изумляться ему или негодовать, оправдывать его или отвергать?
Возникло даже сомнение: а существовала ли эта историческая фигура, не перепутались ли под одним именем в течение веков противоречащие друг другу взгляды и мнения?
Для того чтоб как-то выяснить, мы решили устроить судилище.
Прокурорские обязанности взял на себя Толя Зыбков. Адвокатом мог стать каждый…
Мы, как истые террористы, хранили в тайне свой заговор. Мне не нужно было предупреждать своих флибустьеров о молчании, каждый понимал, что если наша затея вырвется наружу, сразу обрушатся досадные осложнения: полезут любопытные, пойдут досужие разговоры, и я окажусь в двусмысленном положении — почтенный физик-теоретик стал подозрительным теологом! Помимо нас о криминальной вылазке в глубину истории знали лишь в вычислительном центре те самые доброжелательные жрецы и пифии, которые обкатывали на нашей программе своего нового электронного оракула. Но они-то никак не были связаны с нашим окружением, с их стороны разоблачение не грозило.
И все-таки к нам проник один посторонний, виной тому стал Миша Дедушка.
Перед началом назначенного судилища он явился ко мне горделивый до заносчивости, отутюженный до умопомрачения — белоснежные полоски манжет из рукавов, бордовый с прожилками галстук, значок мастера спорта на лацкане, цветной кончик платочка из нагрудного кармашка и обихоженная борода, распространяющая благоухание, и петушиная осаночка.
— Георгий Петрович, хочу представить… — Обернувшись к распахнутой двери, провозгласил: — Прошу, Настя!..
Она вплыла несмело, бочком, с беззащитной улыбочкой: ломко-долговязая, пунцовеющее личико маячит над тщательно расчесанной макушкой Миши, с высоты стынут обморочно-голубые, кукольно-наивные, обильно реснитчатые глаза.
— Знакомьтесь… — выдохнул Миша. — И предупреждаю: меня хватит паралич, ежели вы друг другу не понравитесь.
Я бережно подержал тепленькую ладошку Насти:
— Смирение паче гордости, Миша. Тебе никак не грозит паралич.
— Георгий Петрович, я, верный пес, свирепо охранял от посторонних наш высокий ареопаг. Георгий Петрович, за преданность прошу награды…
— Проси!
— Разрешите ей время от времени находиться среди нас.
Ну мог ли я отказать? И Настя, примостившись рядом с Мишей на подоконнике, стала представлять в своем лице публику…
Толя Зыбков деловито нахохлен, на коленях раскрытый блокнот — для торжественности, не для памяти. Память у парня отменная, нужные цитаты безошибочно выдает наизусть, и голос его на сей раз без насмешки, щекастое лицо насуплено.
— Я утверждаю: Павел постоянно предавал самого себя. И доказать это большого труда не составляет…
Я рисую ромашки и бакенбардисто-усатые физиономии, Ирина дымит сигаретой, прицельно щурится сквозь дым на неподкупного Толю, Миша Дедушка, плечо в плечо с завороженной Настей, в картинном внимании задрал тугую бородку.
А Толя не торопясь стравливает Павла с Павлом:
— В «Послании к Римлянам», глава двенадцатая, брошен призыв «И не сообразуйтесь с веком сим!» С одним из самых, можно сказать, безобразных веков в истории, породившем чудовищ вроде Калигулы и Нерона. «Не сообразуйтесь!» — вполне достойный новатора призыв…
Толя опускает глаза к непорочно чистой странице блокнота, давая нам возможность проникнуться значительностью сообщения.
— После такого призыва, наверное, следует ждать совета — как же изменить несообразный век? И совет Павел дает в том же «Послании к Римлянам»: «Каждый оставайся в том звании, в котором призван…» То есть раб оставайся рабом, а господин господином. «Не сообразуйтесь с веком сим», стремитесь к иному, но пусть остается все как было, не нужно ничего менять. Странное совмещение несовместимого!
И не выдерживает Ирина:
— Да он же хотел изменить не социальное устройство, а нравы. Только нравы, голубчик!
Я рисую гусара с усами и кожей чувствую — Толя Зыбков собирается для выпада. Говорит он противным постно-назидательным тоном:
— Нельзя изменить нравы, Ирина Михайловна, не меняя социального устройства.
Искушенный бретер делает ложный финт, и отважно-прямолинейная Ирина попадается на него.
— Это тебе умный мальчик, известно и мне, — раздражается она — а Павел не изучал марксизма, он-то ведь искренне считал — можно нравы изменить, так сказать, напрямую.
И Толя с ленцой, медлительно тянется к блокнотику, перелистнул его с чистой странички на чистую, заговорил с явным наслаждением:
— А вот в «Первом послании к Коринфянам», глава пятнадцатая, Павел провозглашает: «Не обманывайтесь: худые сообщества развращают добрые нравы». Не правда ли, знаменательные слова? Даже для нас с вами, Ирина Михайловна… Нет, он не хуже нас, просвещенных, понимал, что нравы зависят от сообществ. Знал это и… «Каждый оставайся в том звании, в котором призван».
— Гм… Черт возьми!
Математик Ирина Сушко слабо сведуща в Новом завете, сообщение Толи для нее — ошеломляющее открытие. А Толя не снисходит до торжества, двигается дальше уже победным маршем, без выжидательных остановок:
— Павел отстаивает: «Люби ближнего твоего, как самого себя». Отстаивает не только страстно, но и бесстрашно. В раболепстве его никак не обвинишь. И тем не менее усиленно внушает: «Благословляйте гонителей ваших; благословляйте, не проклинайте». Имеете право, Ирина Михайловна, заметить гонители для него не имели, мол, классовой подоплеки, просто дурные люди, заблудшие души. Увы, Павел тут не оставляет двусмысленности, объясняет без околичностей; «Всякая душа да будет покорна высшим властям». Гонителями-то высшие власти оказываются. Павел признает это, но объясняет: «Ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч… И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести». Каковы наставленьица, Ирина Михайловна? А между прочим, в другом месте Павел настойчиво утверждает, что вовсе не проповедует мудрость «властей века сего предержащих». Вот и гадай, чему из того, что говорил, он сам верил, чему нет…
— Верил и в то и в другое — гениальный путаник! — авторитетно объявляет от окна Миша Дедушка.
Ирина с досадой морщится:
— Сказал — что рублем одарил.
— Скажи иначе. — Миша петушино-воинствен при Насте, однако с острасточкой: Ирина может и припечатать. — Он бесстрашен, с эти ты согласна?
— Положим.
— И бесчестным его тоже не назовешь. Остается одно — путаник! Если не гениальный, то уж наверняка дерзкий, чего не отымешь, того не отымешь. — Миша торжественно повел бородой в мою сторону: оцените, каков я, Георгий Петрович.
Я не отозвался, в эту минуту я, право, знал не больше него.
Заговорила Ирина:
— А кто был тогда не путаник, позволь тебя спросить? Просвещенный Сенека красиво откровенничал о справедливости, а служил Нерону. Тот же Христос убеждал: «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие», но призывал — отдай кесарю кесарево. Тоже ведь не очень-то логично с нашей точки зрения.
— Не забывайте, Ирина Михайловна, — вежливо вмешался Толя Зыбков, — Христос проповедовал «люби врага своего». С такой позиции «кесарево кесарю» вполне оправдано — купи себе независимость, но не враждуй. А Павел-то, как мы знаем, «люби врага» боком обходил — насыпь врагу горячие уголья на голову и покорись сильнейшему, тому, кто с мечом. От недомыслия это? Путаник?.. Сомневаюсь!..
Все взгляды повернулись ко мне — слово за судьей! Но я лишь утвердился сейчас в одном: суд наш преждевременен, предварительное следствие не закончено, возможно, даже и обвинение предъявлено не по адресу.
— Скорей всего это загадка не Павла, — сказал я.
— А чья же? — насторожился Толя.
— Его времени.
— Время нелогично?
— Нелогичными могут быть люди, но не время.
![Владимир Тендряков - Собрание сочинений. Том 5. Покушение на миражи: [роман]. Повести](/uploads/posts/books/134063/134063.jpg)
