Владимир Тендряков - Покушение на миражи
И нет, нет покоя на земле обетованной! Тот, кто копается в винограднике, гоняет осла по сжатому хлебу, не знает, будет ли он пить свое вино, есть хлеба досыта. Мытари сторожат его — отдай римскому кесарю, отдай тетрарху, отдай первосвященнику! Сильный рвет кусок у слабого. Плач и угрозы, стоны и проклятья — не могут поделить люди то, что отпущено им богом. Не могут поделить даже самого бога единого, всяк его видит по-своему, считает себя перед ним чище других, славит законы, данные богом, и бесстыдно нарушает их. Только одному закону усердно подчиняются все: око за око, зуб за зуб!
Савл, ставший Павлом, шагал по Израилю, жадно глядел на все вокруг и ни на минуту не забывал об исчезнувшей девочке Она обреченная, научила его страдать. Не за себя, за других, не сознающих, что каждый сирота в мире сем, каждый нуждается в защите и помощи. Страдание вызывали даже жалкие самаритяне, встречающиеся на пути. Се тоже люди и еще большие сироты, чем он сам, — разве им не нужна защита и помощь?..
Один ли он сострадает и хочет помочь? Сколько пророков ходит по земле, любого встречают с надеждой, любой щедр на обещания, но ни одно пока не сбылось.
А нужно ли обещать? Не лучше ли сказать: не ждите от других сами давайте чем богаты. Если есть у тебя кусок хлеба, преломи его с тем, кто голоден. Если нет хлеба, голоден сам, найди доброе слово для такого же голодного. И тогда не око за око, не зуб за зуб, а благодарность за благодарность, спасение за спасение — кто тогда почувствует себя сиротой?..
Все люди станут одной семьей, не о том ли говорил пророк Михей: «и перекуют они мечи свои на орала и копья свои — на серпы; не поднимет народ на народ меча и не будет учиться воевать, но каждый будет сидеть под своею виноградною лозою и под своею смоковницею, и никто не будет устрашать их…»
После Самарии шли по Галилее, здесь не столь суровы скалы, не так испечена земля, зелень ярче и народ поприветливее. Казалось Павлу: мир улыбается тому светлому, что росло внутри его.
Берегов моря Галилейского они лишь коснулись, пройдя кусок пути по прибрежным селениям. Капернаум остался в стороне, Вифсаида тоже. Павел не знал, что в этой сторонней Вифсаиде несколько лет назад побили камнями захожего пророка по имени Иисус, называвшего себя Сыном Человеческим. Лишь жалкая кучка рыбаков вспоминает теперь о нем, да в Назарете все еще живет его мать, живут его братья и сестры. И куда-то исчезла Мария из Магдалы, вылеченная им от бесноватости.
Через три дня, «пройдя Итурию, Павел вступил на большую Дамасскую долину»…
Об этом событии позднее будет рассказывать и сам Павел и многие многие — в разное время, трактуя на свой лад. В XIX веке его попытается реалистически представить Эрнест Ренан, известный французский писатель и выдающийся семитолог. Вот его описание:
«…Павел вступил на большую Дамасскую долину. Он подошел к городу и находился, должно быть, уже около окружающих город садов. Был полдень. С Павлом было несколько товарищей, и он, по всей вероятности шел пешком.
Долина эта принадлежит к плодороднейшим и живописнейшим местностям земного шара, и с самых древних времен и доныне она называется «Раем Господним»… По всей вероятности, глаза его были воспалены, может быть, начиналась офтальмия. При подобной продолжительной ходьбе последние часы самые опасные. Нервное напряжение проходит, начинается реакция. Может быть, что внезапный переход из палящей пустыни в прохладную тень садов вызвал удар в болезненном и сильно потрясенном организме. В этих местностях человеком внезапно овладевает опасная лихорадка, сопровождающаяся приливом крови к голове. В несколько мгновений человек как бы поражается молнией. После того как проходит припадок, остается впечатление темной, прорезываемой молнией ночи, на черном фоне которой являются какие-то смутные картины. (Подобный припадок был со мной в Библосе; будь у меня другие взгляды, я принял бы бывшую тогда у меня галлюцинацию за чудесные явления.)
Несомненно, что страшный удар лишил Павла в одно мгновение сознания…
Вероятно, что внезапно разразилась буря на отрогах Гермона, центре скопления электричества, с силой которого ничто не может сравниться. Не нужно также забывать того, что в древности подобные явления считались божественными откровениями, что они согласно тогдашним представлениям о судьбе не заключали в себе ничего случайного, что каждый имел обыкновение рассматривать все происходившие вокруг него явления природы по отношению к самому себе. В особенности у евреев гром всегда считался гласом божьим, молния огнем божьим. Павел находился в необычном волнении. Естественно, что он услышал в голосе грозы то, что именно волновало его. Овладело ли им внезапное помрачение рассудка, вызванное солнечным ударом или офтальмией, или ослепила его на довольно продолжительное время молния, или молния и гром повергли его на землю и вызвали потрясение мозга — все это имеет мало значения. Воспоминания самого апостола, по-видимому, довольно смутны, он был убежден, что имело место сверхъестественное явление… При подобных потрясениях человек иногда совершенно теряет представление о моментах кризиса…»
Эрнест Ренан следовал реальной истории, его Павел знал об Иисусе Христе, был гонителем христианства, а потому и галлюцинации, вызванные шоковым состоянием, связаны у него с Христом: «Он увидел образ, преследовавший его уже несколько дней, увидел призрак, о котором носилось столько рассказов, он увидел самого Иисуса, который говорил ему: «Савл! Савл! Что ты гонишь меня?»…»
Наш Павел находится в истории, где совершилось событие в Вифсаиде. Нашему Павлу не мог явиться Христос со скорбным упреком. Удар перед Дамаском он мог воспринять лишь как грозное божье остережение — не смей жить, как жил, творить, что творил, вступай на новый путь, который тебе открылся. Событие в Вифсаиде убрало из истории Христа. Но история сразу же предложила готового подвижника.
Машина выбрала наиболее вероятного. И мы без лишних эмоций приняли его и вплотную занялись Павлом.
Глава третья
1
Последователи, как правило, разительно не похожи на зачинателей. Павел громко славит Христа и постоянно противоречит ему.
Христос не ценит достоинство ума в человеке, напротив, считает — «блаженны нищие духом», им, бездуховным, легче уверовать в бога, а потому умиленно увещевает: «Будте как дети», Неистовый глашатай Христа Павел взывает к иному: «Братия! Не будте дети умом: на злое будте младенцы, а по уму будте совершеннолетни». Он убежден, что божеское постигается, «соображая духовное с духовным». Соображая! Не бездумная доверчивость, а наличие ума вот достоинство человека, по Павлу.
Христос беспечно наставляет: «Посмотрите на полевые лилии, как они растут: не трудятся, не прядут… Итак, не заботьтесь и не говорите: «что нам есть?» или: «что пить?» или: «во что одеться?»… Ищите прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам». А Павел и помыслить не может, что «все приложится» само собой, он настойчиво призывает трудиться, именно ему приписываются знаменитые слова: кто не трудится, тот не ест! И он, Павел, уже озабочен распределением продуктов труда. «Ибо в Моисеевом законе написано, — напоминает он, — «не заграждай рта у вола молотящего». О волах ли печется Бог? Или, конечно, для нас говорится? Так для нас это написано; ибо кто пашет, должен пахать с надеждою, и кто молотит, должен молотить с надеждою получить ожидаемое».
Христа в веках умиленно почитали спасителем всего человечества, а он был из иудейских пророков, для кого евреи — дети, все остальные псы… И только Павел дерзко ломает тесные национальные рамки, вызывающе бросает миру: «Я должен эллинам и варварам, мудрецам и невеждам… Неужели Бог есть Бог иудеев только, а не язычников? Конечно, и язычников». Пожалуй, его можно считать первым интернационалистом в мировой истории.
Наконец, и в самом главном, в основе основ учения — в любви к ближнему, — Павел вовсе не такой уж покорный последователь Христа. Он не повторяет безрассудного: «Любите врагов ваших». «Если враг твой голоден, говорит он, — накорми его; если жаждет, напои его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья». От «люби врага» такая позиция — «горящие уголья на голову» — далека, враг для Павла остается врагом.
Как любить и что, собственно, такое любовь? — для Христа нелепа сама постановка вопроса. Просто люби и не рассуждай лишку, так указано господом богом.
Для Павла же любовь здраво осознанная — необходимость, нуждающаяся в точно объяснении. И он объясняет: «Ибо заповеди: «не прелюбодействуй», «не убий», «не кради», «не лжесвидетельствуй», «не пожелай чужого» и все другие заключаются в сем слове: «люби ближнего твоего, как самого себя»…»
Выходит, что любовь не божественное наитие, а всего-навсего исполнение моральных законов.
![Владимир Тендряков - Собрание сочинений. Том 5. Покушение на миражи: [роман]. Повести](/uploads/posts/books/134063/134063.jpg)
