Уолт Уитман - Избранные стихотворения и проза

Я отделяю тебя от всех остальных, ибо я принёс тебе весть,
Ты скоро умрёшь — пусть другие говорят, что хотят, я не
могу лукавить,
Я прям и безжалостен, но я люблю тебя — тебе спасения нет.

Нежно я кладу на тебя мою правую руку, чтобы ты
почувствовал ее,
Я не говорю ничего, я молча приникаю к тебе головою,
Я сижу с тобой рядом, я остаюсь верен тебе,
Я больше для тебя, чем сиделка, больше, чем отец или
близкий,
Я отрешаю тебя от всего, оставляю лишь духовное и вечное,
ты сам никогда не умрёшь,
Труп, который останется после тебя, это не ты, а дерьмо.

Нечаянно засияло солнце, где и не ждали его,
Сильные мысли наполняют тебя, и, доверчивый, ты
улыбаешься,
Ты забываешь, что ты болен, и я забываю, что ты болен,
Ты не замечаешь лекарств, тебя не волнуют рыдания
близких, ты знаешь, что я с тобой,
Я увожу от тебя посторонних, нечего тут рыдать над тобою.
Я не рыдаю над тобою, я поздравляю тебя.

Держи его с угрюмою злостью, — гляди, что оно посылает
назад (кто это там? неужели это ты?).
Снаружи нарядный костюм, внутри мерзость и прах,
Уже нет ни сверкающих глаз, ни звонкого голоса, ни упругой
походки.
Теперь у тебя руки раба, и глава, и голос, и походка раба,
Дыханье пропойцы, лицо объедалы, плоть сифилитика,
Лёгкие отгнивают у тебя по кускам, желудок дрянной,
разъедаемый раком,
Суставы поражены ревматизмом, кишки набиты пакостью,
Кровь циркулирует тёмной ядовитой струёй.
Вместо слов — бормотня, слух и осязание притуплены,
Не осталось ни мозга, ни сердца, исчез магнетизм пола, —
Вот что из зеркала глянет в тебя перед тем, как ты отсюда
уйдёшь!
Такой итог, и так скоро — после такого начала!

Где осаждённая крепость, бессильная отбросить врага?
Вот я посылаю туда командира, он проверен, он смел и
бессмертен,
С ним и пехота, и конница, и обозы орудий,
И артиллеристы беспощаднее всех, что когда-либо палили из
пушек.

Однажды я проходил по многолюдному городу, внедряя в
свою память для будущих надобностей его
зрелища, здания, обычаи, нравы,
Но теперь из всего этого города я помню только некую
женщину, которую я случайно там встретил, и
она удержала меня, потому что полюбила меня,
День за днём, ночь за ночью мы были вдвоём, всё остальное
я давно позабыл,
Помню только её, эту женщину, которая пылко прилепилась
ко мне,
Опять мы блуждаем вдвоём, мы любим, мы расстаёмся опять,
Опять она держит меня за руку, и мне нельзя уйти,
Я вижу её, она тут, и беззвучно дрожат её губы.

Вот возьми этот дар.
Я его берёг для героя, оратора или полководца,
Для того, кто послужит старинному правому делу, великой
идее, прогрессу и свободе народа,
Для бесстрашного обличителя деспотов, для дерзкого бунтаря;
Но я вижу, что мой издавна сберегаемый дар принадлежит
тебе, как любому их них.

Счастье только в тебе, ты не можешь достигнуть его при
помощи кого-нибудь другого,
Как не можешь родить или зачать при помощи кого-нибудь
другого.

За широкими воротами мирной риги деревенской
Озарённая поляна со скотом и лошадьми,
И туман, и ширь, и дальний уходящий горизонт.

Мальчишкою малым, бывало, замолкну и в изумлении
слушаю,
Как в воскресных речах у священника бог выходит всегда
супостатом,
Противоборцем какой-нибудь твари.

Женщины сидят или ходят, молодые и старые.
Молодые красивы, но старые гораздо красивее.

О вере, о покорности, о преданности:
Я стою в стороне и смотрю, и меня глубоко умиляет,
Что тысячи и тысячи людей идут за такими людьми, которые
не верят в людей.

Звучность, размеренность, сжатость, упорство и божественная
власть говорить слова;
Твои лёгкие стали могучи, и губы твои сделались гибки
после долгих усилий? после тяжких трудов? или
ты таков от природы?
Так же ли широка твоя поступь, как широки эти земли?
Должным ли путём ты пришёл к божественной власти
говорить слова?
Ибо, только пройдя через многие годы, через целомудрие,
дружбу, воздержность, наготу и рождение,
Реки грудью пройди, и озёра, и побродив по земле,
И горло своё разрешив, и всосав в себя темпераменты,
народы, века, изведав и науки, и свободу, и
преступления,
И утвердясь в своей вере, и возвысив, и очистив душу, и
сокруша преграды,
Лишь тогда ты, быть может, достигнешь божественной
власти говорить слова,
И к тебе поспешат без отказа тесным строем, плечо к плечу
Войска, корабли, древности, библиотеки, картины, машины,
города, ненависть, отчаяние, дружба, боль,
воровство, убийство, мечта,
Придут, когда нужно, и покорно прорвутся сквозь губы твои.

О, почему я дрожу, когда я слышу голоса человеческие?
Воистину, кто бы ни сказал мне настоящее слово, я всюду
пойду за ним или за ней,
Как вода за луною, безмолвной струистой стопой всюду
вокруг шара земного.
Всё только и ждет настоящего голоса;
Где же совершенные и крепкие лёгкие? где душа, прошедшая
через все испытания?
Ибо я вижу, что только такая душа несёт в себе новые звуки,
которые глубже и слаще других, иначе этим
звукам не звучать.

Иначе и губы и мозги запечатаны, литавры и тимпаны не
бряцают,
Покуда не явится такая душа, которая может открыть и
ударить,
Покуда не явится такая душа, которая может вызвать
наружу то, что дремлет во всех словах.

Я знал одного человека, обыкновенного фермера, отца пяти
сыновей,
И в них — отцов сыновей, и в них — отцов сыновей.

Это был человек удивительной мощи, большой красоты,
необыкновенно спокойный,
Форма его головы, его светложёлтые и белые волосы,
безмерная выразительность его чёрных глаз, его
щедрые и широкие жесты,
Чтобы взглянуть на всё это, я часто приходил к нему в
дом, — был он к тому же мудр.
Ему было больше восьмидесяти, его сыновья были дюжие,
бородатые, опрятные, загорелые, стройные,
Они и его дочери любили его, все, кто видел его, любили его.
Они любили его не потому, что так принято, они любили его
личной любовью,
Пил он одну только воду, кровь просвечивала, словно кумач,
сквозь смуглую кожу его лица,
Он был завзятый рыбак и стрелок, он сам ходил в море под
парусом, у него был отличный бот, подаренный
ему знакомым строителем лодок, у него были
охотничьи ружья, подаренные ему теми, кто любил его,
Когда он шёл со своими пятью сыновьями и многими
внуками на охоту или на рыбную ловлю, он
показался бы вам самым красивым и сильным из
них изо всех,
Вам хотелось бы долго и долго оставаться с ним вместе, вам
хотелось бы сидеть рядом с ним в его лодке, чтобы
вы могли прикоснуться друг к другу.

Я понял, что быть с теми, кого любишь, — довольно.
Быть окружённым красивою, любопытною плотью, которая
смеётся и дышит, — довольно,
Проходить среди них и касаться любого из них и легко на
минуту обнять мужскую или женскую шею, —
чего мне ещё!
Большей радости я не прошу, я плаваю в ней, как в море…
Стоять близко к мужчинам и женщинам, смотреть на них,
общаться с ними, вдыхать их запах, это радует
душу вполне,
Все вещи радуют душу, но это радует душу вполне.

Это — женское тело.
С головы до ног от него исходит божественный свет,
Оно тянет к себе яростным; неодолимым притяжением,
Под его дыханием я, — как беспомощный пар, всё с меня
упадает тогда, остаёмся только я и оно.
Книги, искусство, религия, время, видимая и твёрдая почва,
и то, чего я ждал от небес, и то, что меня пугало
в аду, всё исчезает теперь,
Безумные нити, буйные ростки неудержимо из него
пробиваются и получают такой же буйный ответ,
Волосы, грудь, бёдра, изогнутая линия ног, небрежно упавшие
разъятые руки, и мои разомкнулись тоже.
Прилив и отлив любви, сладкая боль вздымаемой, крепнущей
плоти,
Обильные брызги любви, горячие, бьющие брызги, белый,
густой, опьяняющий сок,
Новобрачная ночь любви, верно и нежно входящая в
распростёртый рассвет,
Волнообразно втекающая в послушный и уступчивый день,
Потерявшаяся в этих объятиях сладкомясого дня.

Это — зерно, после ребёнок рождается женщиной, мужчина
рождается женщиной,
Это — баня родов, из которой исходят все вещи, большие и
малые, — и снова исход.
Женщины, что вам стыдиться?
Вы ворота тела, и вы ворота души.
В женщине всё, все качества, она придаёт им гармонию,
Она на своём месте, она в равновесии, она движется
гармонично и прямо,
Она — все вещи под достодолжным покровом, она и
действенная и косная равно,
Ей зачинать не только дочерей, но и сынов, не только сынов,
но и дочерей.

Когда я вижу мою душу, отражённую в Природе,
Когда я вижу сквозь туман Кого-то в невыразимой
законченности, в красоте и здоровьи,
Вижу склонённую голову и руки, скрещенные на груди,
Женщину вижу я.

Мужское тело продаётся с аукциона
(Я часто ходил до войны на невольничий рынок и глядел,
как идёт торговля).
Продавец бестолков, не умеет работать, я иду и помогаю
продавцу.

Джентльмены, посмотрите на это чудо,
Какую бы цену за него ни просили, оно стоит гораздо
больше,
Чтобы создать это чудо, земля готовилась миллиарды веков
без единого растенья и животного,
И, не спотыкаясь, упорно кружились миры для него.

И эта голова — в ней всесокрушающий мозг,
В ней и под ней вещество, из которого создаются герои.

Всмотритесь в эти руки и ноги — красные, чёрные, белые, —
как мудры в них жилы и нервы,
С них может быть содрана кожа, чтобы вы видели их.

Тончайшее чувство, зажжённые жизнью глаза, хотенье,
отвага,
Выступы мускулов тут на груди, гибкий спинной хребет,
вёрткая шея, мясо не рыхлое, руки и ноги хороших размеров,
И какие чудеса там внутри.
Там кровь пробегает,
Всё та же древняя кровь! всё та же красная кровь!
Там набухает и мечется сердце, там все желания, способности,
страсти, мечты.
(Или, по-твоему, их там нет, раз они не выражают себя в
салонах и в аудиториях на лекции?)

Он не один, он отец тех, кто станут отцами и сами,
В нём начало многолюдных государств, богатых республик,
Он множества жизней бессмертных источник, бесчисленных
воплощений и радостей.

И знаете ли вы, кто придёт от потомков потомков его через
мириады веков!