Жорж Санд - Мастера мозаики
Тут Тициан несколько смешался: ведь он не знал, на чем основывали свое обвинение Бьянкини, и боялся повредить братьям Дзуккато необдуманным ответом.
— Во всяком случае, я отрицаю, — ответил он после недолгого колебания, — что некоторая замена материалов является плодом махинаций, если доказано, как я полагаю, что в нескольких местах мозаики кисть сделала то, что можно сделать смальтой.
— Вот это мы сейчас и увидим, мессер Вечеллио, — возразил прокуратор, — ибо мы не желаем подозревать вас в соучастии в этом деле. А ну-ка, принесите сюда песок и губки; клянусь колпаком дожа, а ну-ка, протрите покрепче все эти стены.
Угасшие глаза Франческо вспыхнули, и он с ненавистью и презрением посмотрел на слово «saxis», заменившее варварское «saxibus». Казалось даже, если его осудят, обвинив в замене одной буквы другой, он утешится в надежде, что невежда прокуратор будет опозорен в глазах общественного мнения. Мелькиоре понял его, уловив его взгляд, и поспешил перевести внимание присутствующих на другие части свода.
Мозаику братьев Дзуккато тщательно терли и мыли, но она выдержала испытание. Ни один кусочек не отвалился, все держалось прочно. Прокуратор-казначей начал было побаиваться, что слепая ненависть братьев Бьянкини и его, Мелькиоре, козни послужат, пожалуй, к его посрамлению, но в этот миг Винченцо Бьянкини подошел к двум архангелам — один из них был портретом Валерио, а другой — Франческо, и уверенно сказал:
— Разумеется, дерево и раскрашенный картон могут устоять перед песком и мокрой губкой, но вряд ли они выдержат действие времени, и вот вам доказательство.
С этими словами он вынул стилет и вонзил его в обнаженную грудь архангела, изображавшего Франческо Дзукката, в то место, где находилось сердце. От стены отвалился кусочек телесного цвета. Винченцо Бьянкини легко разрезал его надвое лезвием стилета и протянул прокураторам. Кусочек переходил из рук в руки, и сам Тициан вынужден был признать, что это дерево.
XIX
Стражники снова отвели в тюрьму Франческо и Валерио, а спустя неделю они вновь предстали перед Советом Десяти. Им прочли вслух решение комиссии художников. Комиссия не стала указывать на вопиющие недостатки работы Бьянкини. Художники понимали, что оценивать эту работу с точки зрения подлинного искусства — значило привести в раздражение прокуратора-казначея, а так как дело братьев Дзуккато принимало Дурной оборот, то приходилось — этого требовала осторожность — не возбуждать ярости их преследователей; тем не менее художники расхвалили творение братьев Дзуккато и подтвердили, что мозаика, выполненная на куполе, отличается прочностью, за исключением двух не столь важных фигур, в которых братья заменили камень деревом. Тициан даже уверял, будто мозаика из крашеного дерева может противостоять действию времени лет пятьсот, а то и больше; и предсказания его сбылись, ибо эти изображения, возбудившие судебное дело против их творцов, живут и поныне — они так же прекрасны и так же прочны, как и все остальные части мозаики, покрывающей своды купола. Что касается младшего брата Дзуккато, которого обвинители ославили как человека бездарного и невежественного, то он вышел победителем, и художники объявили, что он не менее искусный мастер, чем его брат. После такого решения остался только один пункт обвинения: для изображения архангелов братья применили не тот материал, который обычно идет на мозаику.
Франческо спросили, что он может сказать в свою защиту, и он ответил, что уже давным-давно убедился в преимуществе такой замены при выполнении некоторых деталей и хотел испытать прочность крашеного дерева на фигурах второстепенной важности, но обещает возместить все издержки, если прочность их не оправдает его ожиданий или если республика осудит его новшество. Однако совет, по-видимому, не желал принять это объяснение. Валерио, на которого посыпался град обвинений и угроз, не мог сдержать свое негодование.
— Ну что же! — воскликнул он. — Узнайте же, если вам так угодно, тайну, которую хотел сохранить мой брат. Открывая ее вам, я отлично знаю, что навлеку ненависть и зависть не только наших нынешних, но и всех наших будущих соперников. Я знаю, что бездарные поденщики, корыстолюбивые ремесленники не желают признавать нас настоящими художниками. Я знаю, они стремятся свести искусство мозаики к простой работе каменщика и преследуют всякого, кто считает мозаику истинным искусством, обвиняя его в том, что он плохой товарищ и честолюбец, преследуют, повторяю, всякого, кто работает с вдохновением и ищет новых путей. Так вот, я восстаю против этой хулы; я утверждаю, что настоящий мастер мозаики должен быть и живописцем, и заявляю, что брат мой Франческо, ученик нашего отца и мессера Тициана, — великий художник, я докажу это — ведь обе фигуры архангелов, снискавшие похвалы комиссии знаменитых живописцев, назначенной Советом Десяти, были созданы моим братом: композиция, рисунок и краски — все принадлежит ему. Я же был его подручным и тщательно копировал его картоны. Пожалуй, мы совершили великое преступление, посвятив республике свое лучшее произведение, принеся ей этот тайный и безвозмездный дар со скромностью, приличествующей молодым художникам, с благоразумием, свойственным людям, поклоняющимся иному божеству, чем божество злата и почестей; но раз нас обвиняют в мошенничестве, мы вынуждены отказаться и от скромности и от благоразумия. Итак, мы спрашиваем вас, кто может доказать, что мы попытались ввести это новшество во все наши мозаики? А эта работа не была нам заказана и мы готовы снять ее со стен базилики, если власти сочтут, что ей не место рядом с работами братьев Бьянкини.
Тогда проверили все заказы на различные композиции, созданные живописцами и предназначенные для мозаичных работ, но заказа на изображение двух архангелов так и не нашли. Прокуратор Мелькиоре заставил каждого из живописцев, членов комиссии, высказать свое мнение о художественных достоинствах этих фигур, придирчиво выпытывая, не принимал ли кто-нибудь из них участия в их создании. Все эти художники были наделены правами и властью, доверенными им государством, поэтому достаточно было найти простой набросок, сделанный ими, чтобы братья Дзуккато были обвинены в том, что они неточно выполнили замысел художника, что они ослушники и мошенники, что они самовольно использовали в своих работах материалы, не одобренные комиссией прокураторов. Художники клятвенно заверили, что никто из них и не помышлял об этих изображениях, и, к чести своей, подтвердили, что никогда не создавали ничего более изящного и более благородного. Тициана допрашивали дважды. Его дружба с семейством Дзуккато была известна; известна была и его хитрость и умение ловко уклоняться от вопросов, на которые он не желал отвечать. Его заставили сказать, не он ли создатель этих фигур, и он ответил с учтивостью:
— Право, я бы хотел им быть, но по совести скажу, я и в глаза не видел рисунка и понятия о нем не имел, пока не разглядел его по обязанности члена комиссии.
Братья Бьянкини показали, что братья Дзуккато не способны самостоятельно создать творение, удостоенное таких похвал. Несмотря на заверения всех художников, началось дознание; допросили Боцца, как бывшего ученика братьев Дзуккато, и он показал, что видел какого-то художника, который будто бы приложил руку к изображениям архангелов. Он заявил, что однажды видел, как мессер Оразио Вечеллио, сын Тициана, пришел ночью в мастерскую братьев Дзуккато, в ту пору, когда они там еще работали. Призвали к ответу Оразио, и он показал под присягой, что и в глаза не видел рисунков, а ночью пришел в мастерскую в предместье Сан-Филиппо просто для того, чтобы заказать Валерио браслет с мозаикой, который хотел преподнести одной красавице. Итак, все обвинения против братьев Дзуккато отпали. Их оправдали, но при одном условии: они должны были заменить за свой счет кусками из камня или смальты куски крашеного дерева кое-где на изображениях архангелов. Условие это было записано для одной видимости, чтобы не давать никакого повода для введения других новшеств. Никто даже не потребовал от братьев Дзуккато, чтобы они это выполнили, ибо фрагменты из крашеного дерева существуют и ныне. Только варварская латынь прокуратора-казначея была восстановлена в том первозданном виде, в каком была создана этим ученым мужем, а под изображением двух архангелов зритель читает другую, трогательную надпись, в которой сквозит намек на все те преследования, которым подверглись братья Дзуккато:
«Ubi diligenter inspexeris artemque ac laborem Francisci et Valerii Zucati Venetorum fratrum agnoveris turn tandem judicato».[35]
XX
Несмотря на счастливый исход судебного разбирательства, надо было приложить много усилий, чтобы счастье снова вернулось к братьям Дзуккато. Медленно восстанавливалось здоровье Франческо. Никаких новых работ мастерам мозаики республика не заказывала. Поговаривали о том, что сохранят всю старинную византийскую мозаику; нравы становились все строже, но, хотя мудрые законы против роскоши лишали радостных красок плащи щеголей и гондольеров, люди не столь серьезные из духа подражания по-прежнему одевались в длинные римские тоги и носили металлические и серебряные украшения. Все уста твердили лишь одно слово: «бережливость». Чума нанесла страшный урон торговле; а так как человеку свойственно быстро переходить из одной крайности в другую, то после разорительной роскоши и безрассудных трат впали в гнусную скаредность и занялись ребяческими преобразованиями. И на художниках отразились печальные следствия финансовой паники. Глупец прокуратор-казначей не являл собою исключения, а был представителем целого множества людей ограниченного ума.
