Ромуло Гальегос - Донья Барбара
– Садитесь, доктор. Не бойтесь – ягуаренок у себя в клетке. – И, подойдя к столу, где стояла бутылка виски, предложил: – Выпьем утреннюю, доктор?
– Благодарю, – ответил Сантос, отказываясь от угощения.
– О! Не говорите так. Я есть очень счастлив видеть вас в доме и хочу, чтобы вы составили мне компанию и выпили со мной «по маленькой», как здесь говорят.
Такая назойливость Сантосу не понравилась, все же он взял рюмку и тут же перешел к делу:
– Так вот, сеньор Дэнджер. Я считаю, что вы заблуждаетесь относительно границ Ла Баркереньи.
– Нет, доктор, – возразил янки. – Я никогда не заблуждаюсь, если говорю что-нибудь. Я имею мой план и могу показать вам его. Одну минутку.
Он вышел в соседнюю комнату и тут же вернулся, на ходу засовывая в карман брюк какую-то бумагу и протягивая Лусардо другую, свернутую трубкой.
– Пожалуйста, доктор. Коросалито и Нижний Алькорнокаль есть моя собственность, вы можете убедиться.
В этом начерченном им самим плане упомянутые места были отнесены к Ла Баркеренье. Лусардо из вежливости взял план в руки, но возразил:
– Позвольте вам заметить – этот план не может служить достаточно веским доказательством. Он нуждается в сверке с поземельной описью Ла Баркереньи и Альтамиры. Я, к сожалению, не захватил ее с собой.
Продолжая улыбаться, янки возразил:
– О! Как нехорошо! Доктор думает, что все это я выдумал. Я никогда не говорю вещи, если я не есть абсолютно уверен.
– Вы не так поняли меня. Я только сказал, что этот план не является доказательством. Допускаю, что у вас могут быть другие бумаги, более убедительные, и если вы хотите показать их мне, сделайте одолжение.
Дэнджер, словно не слыша последних слов, демонстративно молчал, внимательно разглядывая дым, вившийся из трубки, и Лусардо прибавил более настойчиво:
– Учтите, прежде чем послать вам письмо, я с поземельной описью в руках подробно изучил этот вопрос. Позволю себе заметить, я абсолютно уверен, что Коросалито и Нижний Алькорнокаль принадлежат Альтамире. Следовательно, я имею бесспорное право закрыть проход. Более того: он был загорожен еще совсем недавно, при жизни моего отца, и до сих пор там сохранилось несколько столбов.
– При жизни вашего отца! – воскликнул мистер Дэнджер. – Мне неприятно, но я должен сказать, что вы сами не знаете, что говорите, утверждая, будто у вас еще есть такое право.
– Вы думаете, оно потеряло свою силу за давностью? – спросил Сантос, не обращая внимания на дерзкий тон янки.
– О! Я больше не хочу говорить слова на ветер. – Он сунул руку в карман и достал несколько бумаг. – Вот здесь все написано, и вы можете прочесть. Я есть очень доволен, что вы своими глазами убедитесь, как вы никак не можете ставить здесь изгородь.
И он протянул Лусардо документ, подписанный Лоренсо Баркеро и одним из управляющих, служивших в Альтамире после смерти Хосе Лусардо. Это была купчая на приобретение владельцем Ла Баркереньи земельных участков Коросалито и Нижний Алькорнокаль. К купчей было приложено обязательство владельца Альтамиры не возводить изгородей, а равно любых других построек, препятствующих свободному проходу скота через границу двух имений.
Целью этой сделки было уничтожение той самой изгороди, о которой упоминал Лусардо; закрывая проход, она не позволяла альтамирскому скоту уходить к баркеренским Солончакам. Сантос ничего не знал ни об этой продаже, ни об обязательстве, как не знал, вероятно, и о многих других потерях, понесенных им в результате хищнических махинаций его поверенных, – ведь в кипе бумаг, относящихся к землепользованию Альтамирой, не было дубликатов таких сделок.
Купчая, предъявленная мистером Дэнджером, была заверена и зарегистрирована по всем правилам, и Сантос с досадой подумал, что допустил промах и теперь должен признать свою неосведомленность. За этой купчей последовала вторая, где говорилось, что Солончаки куплены у Лоренсо Баркеро американцем. Едва взглянув на неразборчивую, неровную подпись Лоренсо, явно выведенную с помощью чужой руки, Сантос понял, что янки принудил Лоренсо подписать этот документ. Ему стало ясно, что это была не купля, а грабеж, подобный тем, к каким прибегала в свое время донья Барбара, заставлявшая Лоренсо подписывать акты о фиктивной продаже баркеренских угодий.
«Я забыл о своих намерениях, – думал Сантос, разглядывая подпись. – Ведь я собирался взять па себя роль защитника незаконно попранных прав, но мне в голову не пришло подумать об интересах этого бедного человека. Все эти купчие имеют свое слабое место, и можно было бы потребовать расторжения их».
Между тем мистер Дэнджер подошел к столу и снова налил рюмки, чтобы выпить за победу над соседом, приехавшим защищать то, что давно потерял. Его переполняло чувство собственного превосходства, и ему не терпелось унизить человека низшей расы, осмелившегося покуситься на его права.
– Еще по одной, доктор?
Оскорбленный Сантос быстро встал и смерил мистера Дэнджера презрительным взглядом. Янки не обратил на это никакого внимания и продолжал спокойно наполнять свою рюмку.
Возвращая ему бумаги, Лусардо сказал:
– Я не был поставлен в известность о продаже Коросалито и Нижнего Алькорнокаля. Иначе я не приехал бы требовать то, что мне не принадлежит. Прошу прощения.
– О! Не беспокойтесь, доктор Лусардо. Я знал, что вам неизвестно истинное положение дел. Давайте выпьем еще немного виски, чтобы заключить мир. Я хочу быть вашим другом, а виски – хорошая вещь в таком деле.
К Сантосу вернулось самообладание, и он спокойно произнес:
– Позвольте отказать вам в этом.
Мистер Дэнджер понял, что отказ касается не только виски, но и предложенной им дружбы. Глядя вслед удаляющемуся Лусардо, он проговорил:
– О! Эти людишки сами не знают, что говорят.
* * *
По дороге в Альтамиру Сантос решил заехать к.Лоренсо Баркеро и подробно расспросить его о потере Ла Баркереньи.
Лоренсо был один и отсыпался после попойки, лежа в грязном, провисшем гамаке. Он тяжело, как умирающий, храпел, из приоткрытого рта тянулась густая слюна, и на изможденном лице, скованном пьяным сном, застыло выражение мучительного беспокойства. Встревоженный видом Лоренсо, Сантос взял его руку и нащупал пульс. Сердце стучало часто и тяжело, как молот.
«Дни этого несчастного сочтены, – подумал он, с сочувствием разглядывая Лоренсо. – Надо хоть чем-нибудь помочь ему».
Под гамаком, на самодельном подносе стояла тыквенная посудина и лежала ложка. Не вставая с гамака, Лоренсо, очевидно, выхлебал из посудины все содержимое.
Лусардо пинком сбросил посудину с подноса, схватил со стола графин с остатками водки и швырнул его далеко в сторону. Понимая, что разбудить Лоренсо все равно не удастся, он уже собрался уезжать, как вдруг появился розовый, улыбающийся мистер Дэнджер.
Увидев Лусардо, он изобразил радостное удивление, однако Лусардо сразу смекнул, что американец нарочно следовал за ним по пятам, и не выразил ни малейшего удовольствия. Тогда Дэнджер спросил, кивнув в сторону Лоренсо:
– Пьян, что ли? Наверное, вылакал уже всю водку, которую я послал ему вчера.
– Вы напрасно его спаиваете, – заметил Сантос.
– Он обречен, доктор. Не мешайте ему убивать себя. Он не хочет жить. Он до сих пор влюблен в прекрасную Барбариту. Ужасно влюблен и пьет и пьет, чтобы забыть о ней. Я ему говорил много раз: «Дон Лоренсо, ты убиваешь себя». Но он меня не слушает.
Он подошел к гамаку и принялся дергать за веревку:
– Эй! Дон Лоренсо! У тебя гости, приятель. До каких пор ты будешь храпеть в гамаке? Здесь доктор Лусардо, он заехал повидать тебя.
– Оставьте его в покое, – сказал Сантос, собираясь уходить.
Лоренсо приоткрыл веки и пробормотал что-то. Янки влепил ему затрещину и расхохотался:
– Ну и напился, приятель!
Затем, обернувшись к пальмовой роще, он вдруг весь сжался, скрючил пальцы, словно собираясь царапаться, оскалил зубы и фыркнул, как приготовившийся к прыжку ягуар.
«Что с ним?» – подумал Сантос, удивленный этим превращением. Мистер Дэнджер громко рассмеялся:
– Девушка со сладким именем.
Из-за пальм вышла Марисела с вязанкой хвороста на голове, – как в тот вечер, когда Лусардо впервые встретил се. Но теперь она совсем не походила на прежнюю растрепанную замарашку. Па ней было одно из присланных Сантосом платьев, сшитых внучками Мелесио Сандоваля, и хотя она по-прежнему занималась черной работой, тем не менее выглядела опрятной и даже нарядной. Сантос с удовлетворением отметил эту перемену, вызванную всего несколькими его словами, и только тут увидел, что и жилище Лоренсо перестало напоминать зловонное логово. Пол был подметен, и если нищета еще царила в доме, то грязь уже исчезла.
Между тем мистер Дэнджер продолжал:
– Теперь Марисела есть настоящая сеньорита, но она по-прежнему зла, как пума. – И погрозил Мариселе пальцем: – Вчера ты исцарапала меня.
