Равнина Мусаси - Куникида Доппо

Завернув узелок и положив его обратно, я вернулся в спальню. Подсев к хибати, закурил трубку и задумался. В голову почему-то пришла странная и жестокая мысль: «А родной ли я сын своей матери?» И характером я совсем не похож ни на мать, ни на сестру. Отец умер, когда мне было всего десять лет, и я не знаю, в него ли я удался. Смутно вспоминаю, что он был добрым человеком, никогда не бранил меня и не ругался с матерью. Помню, когда мать ругала и в наказание привязывала меня к столбу, отец всегда вступался и освобождал меня. Когда матери удавалось разозлить отца, она ужасно злорадствовала. Вспоминая об отце и матери, я задумался вообще об отношениях между детьми и родителями, братьями, супругами. Я как будто коснулся глубокой тайны человеческих чувств.

К О-Маса я питал жалость, к Тасуку — нежное чувство, отца я любил и был к нему привязан, к матери и сестре, наоборот, испытывал неприязнь и иногда жалость. Правда, в детстве, помню, были и минуты нежности. Потом неожиданно я вспомнил про взносы и забеспокоился. Подумал даже о том, что нужно вымостить спортивную площадку. И вдруг почувствовал, как закружилась голова и исчезает сознание. Нервы не выдержали.

Эх! Почему я тогда не пил? То ли дело теперь: прищёлкнешь языком и выпьешь сакэ. Выпьешь и опьянеешь. А опьянеешь на душе станет легче. Почему я тогда не пил?

8 мая

Настало двадцать пятое октября. Роковой день!

Я встал рано утром и не спешил к завтраку, так как было воскресенье, а взял на руки ребёнка и пошёл в сад. Прохаживаясь, я думал про оби: «Стоит ли вмешиваться?»

Если я отговорю её, то откуда взять деньги? Кроме того, она сама просила меня не отказывать матери. В конце концов я решил сделать вид, что ни о чём не догадываюсь, и во всём положиться на жену.

После завтрака я сразу же сел за стол и занялся школьными делами и вдруг услышал с улицы голос старика Масуя.

— Доброе утро! — сказал он, поднимаясь на веранду. — С утра пораньше за работу?

— Да, и в воскресенье вздохнуть некогда.

— Так-так, а как ты смотришь на то, чтобы сыграть партию? Школьные дела, конечно, вещь серьёзная, но не мешало бы сразиться. У меня что-то руки чешутся.

Усевшись, старик вынул трубку. У нас была своя компания любителей го, в которую входили несколько человек: один деревенский парень, один городской, местный лекарь и полицейский. Мы с Масуя были самыми азартными партнёрами и готовы были сражаться в любую свободную минуту. Но на этот раз я был так загружен делами по строительству школы, что отказался, хотя игра в го — моё любимое и, пожалуй, единственное развлечение.

— И на будущий месяц дел по горло. Уверяю вас, мне сейчас не до игры.

— Ну, ничего, зато уж в зимние каникулы будем греться у огонька, попивать душистый чаёк и поиграем в своё удовольствие. — Старик вынул из кармана газету и сразу стал серьёзнее. — Вот посмотри!

Развернув газету на второй странице, он ткнул пальцем в одно из телеграфных сообщений. В нём говорилось о том, что в младшей школе одного района во время церемонии в честь окончания строительства нового здания обрушились перила и несколько десятков детей свалились в сад. Двое получили тяжёлые увечья, тридцать — лёгкие ушибы.

— Какой ужас! Как вы думаете, отчего бы это?

— А я разве не говорил? Из-за экономии. Вот такие, как Хара, всё указывают, что у нас большие расходы. Узнает про этот случай, вряд ли будет жаловаться. Это очень серьёзно. Мы отвечаем за судьбу сотен детей. И строить надо как следует. Сегодня нужно бы встретиться с Хара и показать ему эту газету.

— Ну, вряд ли у нас может случиться такая вещь, хотя наша смета тоже не очень велика. Да, для такого строительства восьми тысяч иен маловато.

— Мне самому не нравится эта дешевизна, но ведь вопрос о смете мы обсуждали все вместе. И я не думаю, чтобы у нас получилось настолько непрочное здание, что обваливались бы перила. — Он помолчал, затем спросил: — Нам ещё, кажется, осталось получить два-три крупных взноса?

— Да, ещё три.

— Ну так я, пожалуй, зайду за ними.

— Тогда загляните к Ои-сан, он говорил, что сможет сегодня отдать.

— Сто иен? — заинтересовался старик.

— Да.

Когда старик отправился к аристократическому семейству Ои, которые жили поблизости, вернулась О-Маса. Пока мы болтали с Масуя, она сбегала в ломбард.

— Ну как, достала? — спросил я, словно ни о чём не догадываясь.

— Достала, — ответила она и, сняв со спины ребёнка, посадила его на колени.

— Где же это удалось? — пришлось мне спросить.

— Не всё ли равно? Ну, я… — она замолчала, печально улыбаясь.

— Хорошо, я обещал не вмешиваться… Как ты думаешь, не поговорить ли мне с мамашей, чтобы она оставила эти комнаты и перебралась жить к нам?

— Да ведь сколько раз ты уже говорил ей об этом — всё без толку.

— Что значит без толку? А если понастойчивее…

— Бесполезно. Она только пуще разозлится.

— Конечно, разозлится. Но если молчать, что будет дальше? Я просто не знаю.

— Да… А может, поговорить с ней насчёт её военных?

— Ну что ты, только не это.

Не прошло и часу, как вернулся Масуя.

— Всё в порядке, — сказал он, усаживаясь.

— Вот спасибо.

— Ровно сто иен. Пересчитай, пожалуйста, — он протянул мне пачку денег.

— Да ведь сегодня воскресенье, банк не работает. Не оставишь ли ты их у себя? У меня ненадёжно.

Но старик, засмеявшись, ответил:

— Ничего, на одну только ночь. Ведь у меня тоже не винная лавка, где есть шкафчик для хранения денег… Хе-хе. А украсть и у меня могут… Итак, от Ои получили, осталось зайти ещё к двоим.

— Я после обеда схожу.

Старик Масуя ушёл, и я спрятал сто иен в ящик стола.

9 мая

Я пишу о том, что произошло пять лет тому назад.

Двадцать пятого октября. Вспоминать так неприятно, что хочется бросить кисть. Но я всё же пишу. Пью и пишу. На днях я с молодёжью острова слушал гидаю [37]. Вот так и я буду писать, напевая «Тама-сан». Интересно!

Я пообедал и собирался уже уходить, когда пришла мать. Я надеялся, что ей придётся ждать моего возвращения.

Смуглая, взгляд дерзкий, в лице её было что-то особенное, чего не встретишь у других. Не в пример мне, она была стройной и высокой. Даже в её голосе чувствовалась какая-то сила.

Перед ней отступала на задний план моя жена, да и другие женщины. Пока жена скажет слово, мать уже выпалит десять. Жена говорила робко, а мать как будто отдавала приказы. После первых же слов она принимала угрожающий вид, а подавленная О-Маса только бледнела и становилась ещё меньше. Было даже удивительно, что две женщины могут настолько не походить друг на друга.

Мать приходила как чужая.

И на этот раз она вошла и прямо с порога молча сразу прошла к хибати.

— Письмо получили?

Одной фразы было достаточно, чтобы испортить нам настроение.

— Получили, — ответил я.

— Приготовили, что я просила?

— Всё в порядке, — робко ответила жена.

Настроение у матери сразу же переменилось.

— А, ну тогда спасибо! Мне, право же, каждый раз неловко, но ведь больше не у кого взять. И я знаю: вам самим нелегко приходится. Но что же делать? — Она улыбнулась.

У матери совсем не простоватое лицо. Манеры мягкие, держится строго, а крутой взгляд говорит о силе характера. В её внешности было что-то благородное, внушающее уважение.

— Не стоит благодарности, — сказала О-Маса и, опустив глаза на Тасуку, погладила его по головке. Мать тоже взглянула на внука, но это не был любящий, заботливый взгляд, хотя она и старалась из любезности казаться внимательной. Затем она сказала:

— Тасуку что-то плохо выглядит. Болезненный мальчик, за ним нужен хороший уход. А как в школе дела? — обратилась она ко мне.

— Занят по горло. Вот сейчас нужно идти собирать взносы.

— Так ты не смотри на меня, иди. Сегодня же воскресенье — мне самой мешкать некогда.