Эльза Триоле - Анна-Мария
— Вкуснейший, мадам… Я бредил, знаю, и наговорил достаточно, чтобы нас всех повесили… Припоминаю, что принял вас за монашку. А вы и впрямь чем-то на нее похожи. Но сейчас все французы — единомышленники, не правда ли, мадам?
В полдень я приготовила им второй завтрак, но не поднялась наверх, Мод отнесла его к себе на подносе. Они уехали в тот же вечер.
Приблизительно с этого времени и начали появляться на вилле незнакомцы. Ежедневно, иногда по нескольку раз в день они спрашивали людей, которые никогда здесь не жили, о которых мы и не слыхали… Впрочем, это только так говорится: мы… Кроме меня да старшей сестры, в доме никого не оставалось: жандарм, как я уже говорила, уехал, и обоих полицейских тоже куда-то унесло. И слава богу, ведь они жили рядом с четой Мод — Рене. Теперь на звонки обычно открывала я, но случалось это редко — чаще всего входная дверь стояла незапертая; заслышав шаги или голоса, я выбегала и сталкивалась с незнакомцами иногда уже на площадке… Приходили они по двое, по трое: то молодые парни в кожаных куртках, то солидные мужчины в пальто и мягких шляпах. Два-три визита в день.
Мод и Рене больше не появлялись. Я не видела их уже две недели, как вдруг столкнулась в городе с Мод, когда она выходила из ресторана под руку с каким-то мужчиной. Бросив своего спутника, она подошла ко мне: «Можно вас на минуточку, мне бы хотелось вас кое о чем спросить…» Она, видимо, отлично закусила и выпила. Даже не оглянувшись на своего кавалера — он дожидался ее в нескольких шагах. — Мод увела меня в находившийся поблизости бар.
Нелепо, слишком по-модному отделанный бар с оранжевыми креслами, росписью на стенах и запахом свежей штукатурки… Бармен читал газету, невидимое радио что-то мурлыкало, а единственный посетитель, приподняв муслиновую занавеску, смотрел в окно.
— Мы не решаемся вернуться к старухам, — чуть слышно сказала Мод. — Полиция за нами не приходила?
— Насколько мне известно — нет… Но ежедневно ходят какие-то люди… Правда, спрашивают они не вас, просто не знаю, что им нужно…
— Пожалуй, им все-таки нужны мы… Только они не знают, под какой фамилией нас искать… Колоньяль, то есть Рене, ох, я и сама запуталась со всеми этими именами… он ведь вовсе не муж мне… и не любовник даже… Рене убил одного человека… возле ипподрома… Вы сами видели, в каком состоянии он был после этого. Из леса выбежали и погнались за нами два немца. Одного из них Рене ранил. Удивительно, что боши не подняли шума вокруг этого дела, неспроста, должно быть. Мы боимся, что они напали на наш след и теперь выжидают, раскидывают сети пошире, надеясь захватить всю организацию.
Я смотрела, как шевелятся ее алые полные губы, как вздрагивают густо накрашенные ресницы, как блестят ее южные глаза, черные, с ярким белком. Мужчина по-прежнему глядел в окно, бармен возился с заговорившим вдруг приемником, что, видимо, не устраивало его.
— Пришлось Рене убить немца, иначе он завалил бы всех нас… Бедный мальчик…
Кого она жалела — Рене или того, другого?..
«Бармен!» — крикнул человек, сидевший у окна. Бармен вышел из-за стойки, бросив приемник, рокотавший теперь, как целая толпа. Посетитель явно потерял терпение — сколько можно ждать! Он расплатился и вышел. Бармен вновь занялся радио.
— Все наши явки погорели, — сказала Мод, — вилла, пожалуй, еще самое безопасное место. А как, по-вашему?
— Не могу вам сказать, у меня нет опыта…
Мод слегка поежилась.
— Холодно, — сказала она.
— Ничего, теперь уж недолго, скоро наступят хорошие солнечные дни…
Мод улыбнулась — зубы у нее крупные, короткие, редкие.
— С вами как-то легче на душе становится, — сказала она. — Рене тоже считает, что с вами легко… Ну, пора идти, меня ждут… Бармен!
— Бросьте, я заплачу… А как мне вас предупредить, если случится что-нибудь неладное?
Она встала:
— Скажите этому бармену: «Возлюбленный Мод ее бросил».
Как все просто и сложно, как они доверчивы и подозрительны одновременно. Лично я ни за что бы не доверилась этому бармену.
Я не ошиблась, вскоре действительно наступили хорошие солнечные дни. В домах мы еще замерзали, но на улицах стояла такая теплынь, что в пору было ходить без пальто, и было так славно, что не хотелось возвращаться в комнаты… Мы сидели с аббатом на замшелой скамейке, за виллой, возле сарайчика, и смотрели, как подопечный аббата пилил дрова. Надеюсь, их пилят для меня в последний раз, на следующий год меня уже здесь не будет! Аббат всегда сам наблюдал за своими подопечными, с которыми приходилось держать ухо востро.
— Не легко мне с моими ребятами, — сетовал аббат, — зимой кажется, что ты их уже приручил. Как бы не так! Они только дожидаются тепла… С первыми лучами солнца, едва запахнет весной, бегут… И я их прекрасно понимаю, — добавил он, — ведь так приятно бродяжничать. Разве одни малолетние преступники любят бродячую жизнь?..
Скрипнула калитка, в саду появились два каких-то незнакомца. При виде их у аббата слова застряли в горле, он вскочил…
— Подождите меня здесь, мадам Белланже, с Батистом, — проговорил он, — а я займусь ими…
Мне неизвестно, что сказал этим людям аббат, знал ли он, зачем являлись они сюда, но я увидела, что они повернулись и ушли. Аббат снова присел возле меня, откашлялся и как ни в чем не бывало продолжал разговор:
— …каждый год одно и то же, с первыми почками на деревьях они убегают, через двери и окна… Солнце сильнее меня и моих проповедей.
Батист пилил дрова, солнышко пригревало… Должно быть, я сама была похожа на подопечных аббата. Не принадлежу ли и я тоже к числу малолетних преступников? Не могу я больше сидеть сложа руки и ждать, не могу больше прятаться на этой затхлой вилле, когда вокруг меня…
Даже ночи стали теплыми. Я убрала печку, все равно я топила ее теперь не из-за холода, а просто чтобы полюбоваться пламенем. Несколько раз появлялись Мод и Рене, но, переночевав, тут же исчезали. Рене красив, как бывают красивы только в двадцать лет, сейчас он ничем не напоминал того романтического героя, каким показался мне, когда бредил. Теперь это обыкновенный паренек, смелый, энергичный, готовый на жертвы, а что еще можно требовать от рыцаря, от юноши в двадцать лет! Мне хотелось бы, чтоб мой сын был похож на Рене. Кто знает, на кого похож мой сын, мой Жорж…
Когда Рене постучался ко мне, я по выражению его лица поняла, что стряслась беда.
— Мадам Белланже, в доме творится какая-то чертовщина… Мне нужно поговорить с вами…
И он присел на мое средневековое ложе. Он уже не раз замечал, что кто-то роется в его вещах и вещах Мод. Носки, положенные в правый ящик, оказывались в левом, с умыслом оставленные письма лежали не в том порядке, в каком их положили, нона сей раз дело было куда серьезнее: у него украли пятьдесят тысяч франков!
— Наверное, кто-нибудь из подопечных аббата, — не задумываясь, сказала я.
Рене покачал головой.
— Нет, — возразил он. — И даже не старые ведьмы… Разве им, хромоножкам, подняться на третий этаж… Тут… другое…
Он ушел, в рассеянности даже не попрощавшись со мной.
Мод оказалась гораздо словоохотливее. Она зашла ко мне сразу же после Рене. Мод заявила старым ведьмам о пропаже пятидесяти тысяч франков. Те подняли крик, орали, что выставят за дверь всех жильцов, что хватит с них подобных историй, что они сдадут всю виллу целиком полицейским и обретут наконец покой! А пока суд да дело пятьдесят тысяч франков исчезли бесследно… Бог с ними, с деньгами, но за этим что-то кроется. Мод выпила у меня несколько стаканчиков портвейна (Мартина подарила мне бутылку превосходного портвейна). Думаю, Мод хлебнула еще до того, как пришла ко мне: она была красная, возбужденная.
— Я теперь служу горничной в замке… — сказала она. — Мне пора идти… Как бы не хватились, особенно в последний день. Завтра смотаюсь и больше туда не вернусь: лучше от греха подальше…
— В каком замке?
— В замке Дуайен, где гестапо, знаете, большой белый замок… Меня туда направили, чтобы собрать кое-какие сведения… Пока все шло гладко, даже чересчур гладко… Но вот сегодня утром прибыл один тип, которого я знаю и который меня знает… Вот уж не подумала бы, что он работает на бошей!.. Если он меня заметит, конец!.. Надо удирать…
Вся история показалась мне настолько неправдоподобной, что я не знала, верить ей или нет. Я боялась за Рене, Мод женщина легкомысленная, мне не хотелось бы, чтобы Жорж знался с женщинами, вроде нее. Зачем она посвящает меня в дела, о которых я не должна ничего знать? Если Рене намекнул мне о «чертовщине», то диктовалось это крайней необходимостью, — возможно, он хотел заставить меня быть на чеку, ведь я постоянно сижу дома…
На следующий день, после того как Рене сообщил мне о чертовщине, ведьмы снова сдали комнату, ту, что рядом с моей, где раньше жил жандарм. Не знаю, удалось ли им найти жильца из полиции: мой сосед не носил формы. Я хорошо рассмотрела его из окна, когда он прогуливался по саду с каким-то типом. Мерзкая физиономия! Мне совсем не улыбалось иметь такого соседа. Счастье еще, что я поставила замок на дверь. Не предупредить ли Мод через бармена? Но и сам бармен не внушал мне доверия! Пока я ломала голову, в дверь постучались: Рене!.. Я не знала, радоваться его приходу или огорчаться. «Осторожно — новый сосед…» — беззвучно шепнула я. Крадучись мы вышли из моей комнаты и поднялись к Рене. Он выслушал меня серьезно, внимательно:
