Синклер Льюис - Капкан
Коронным блюдом ужина должна была стать лосятина, та самая, что в охотничий сезон официально, а в неохотничий фактически представляет собой на Севере главный продукт питания как в лачугах бесшабашных кри, так и в доме мирового судьи, или миссионера, или законопослушного Макгэвити. И, естественно, лосятина была жесткая. Она была необыкновенно жесткая. Нож отскакивал от ее резиновой поверхности; вилки устало валились на стол с погнутыми зубьями.
— Напор и смекалка — вот и весь секрет, — объявила Элверна. — Я упросила Джо привезти мне мясорубку — по-моему, единственную к северу от Медвежьей Лапы. А ну-ка, вертите ручку.
Три раза по ее настоянию пропустил Ральф неподатливые волокна через алюминиевую мельничку, и это после того, как Элверна разрубила мясо на куски и отбила стальным молотком. В этот бифштекс по-гамбургски она добавила мелко нарезанного лука, чеснока, бамбуковых побегов (консервированный товар китайской лавочки в Виннипеге), живо перемешала, сбрызнула соусом из сельдерея и поставила на плоский холмик березовых углей — томиться на медленном огне.
— Ральф, голубчик, приглядите секунду, я только сбегаю переоденусь, покажу этим праведным душам настоящий класс.
Она убежала в соседнюю с кухней спальню. Ральф предпочел бы, чтобы она плотно закрыла за собою дверь.
Все это очень невинно и по-товарищески, только лучше бы все-таки она не полагалась на его невинность так безоговорочно… Ральф с сосредоточенным видом стерег бифштекс из лосятины и старался не замечать белой фигурки, сновавшей по соседней комнате.
Да, полировать ногти и подмазывать губы Элверна не отвыкла, но, нужно отдать ей справедливость, проворна была необычайно. За десять минут она сменила матросскую блузку и белую юбку на муаровое черное платье с экстравагантной пламенно-алой вышивкой по подолу. В черном она казалась еще более стройной и гибкой, еще ярче блестели волосы, причесанные сейчас гладко и скромно. В первый раз он увидел в ней не просто резвую девочку, «славного малого», чуточку несносную и все же достойную уважения за то, что не вешает нос в суровом, неласковом краю среди огрубевших белых матрон и неумытых скво, — он увидел в ней женщину, с которой всякому лестно появиться в светской гостиной.
Она картинно остановилась в дверях, подняв к плечу бессильно поникшую кисть, старательно и оттого вполне безобидно выставляя себя напоказ.
— Нравится? — прожурчала она (вкрадчивый голосок, влажный, ищущий взгляд ласковых глаз).
— Да, ничего, — буркнул Ральф, как мог бы, пожалуй, буркнуть сам Па Бак. — Идите, глядите на ваш бифштекс. Переворачивать полагается, нет?
Она подступила к нему бочком, точно белый щенок с голубым бантом на шее, что встал на задние лапки, выпрашивая конфетку.
— Фу, старый бука! Нет, правда, разве не миленькое платьице?
— Ну, миленькое, — нервно бросил мистер Ральф Прескотт, который умел столь бесстрастно доложить дело членам Верховного Суда, столь-уверенно оперировать отвлеченными понятиями и звучными, идеально отточенными фразами, а сейчас с досадой чувствовал, что не в силах связать двух слов.
К его радости, в кухню ввалился Джо: голубые глаза его просияли при виде гостя, с удовольствием остановились на хорошенькой жене.
— Так-так, — с расстановкой произнес Джо. — Кажется, мне удалось протянуть время, чтобы вам, голубчикам, досталась львиная доля работы. Теперь не грех и дома посидеть. Маки будут, Элви, и преподобный тоже. Сейчас заявятся… Эх, так и быть, потешу жену: побреюсь, сполосну шею, надену чистую белую рубаху. Ну как, Ральф, решил, чем заняться в ближайшие дни? Рыбку удить, отдохнуть малость — или еще что? Не считая флирта с Элверной, конечно; тут, брат, естественно, тебе не отвертеться: она бы это сочла за оскорбление.
— Ничего я не флиртую! — надулась Элверна. — И не стыдно тебе? Противный какой!
— Ах ты, бедная детка! — Джо усмехнулся, непринужденно сбросил пиджак и ловко запустил его через всю кухню прямо в спальню. — Разве я тебя виню? Скорей корова сможет окотиться, чем ты — пропустить хоть одного бедолагу и не состроить ему глазки. Я просто пытаюсь защитить Ральфа. — За его насмешливым тоном Ральфу послышалась горечь и искренность. — И потом, Элви, даже не будь ты чемпионом в легчайшем весе по флирту, ты все равно постаралась бы прибрать Ральфа к рукам, чтобы выпытать у него про театры и модные танцы и все такое. Я, конечно, благородная личность и великий специалист по части приманки для капканов, а также арифметики в объеме первых трех классов, но в смысле светских увеселений я не особо силен. Смотри только, как бы ты не надоела ему до смерти!
Если человека с места в карьер вводят в гущу семейной сцены и делают ее участником, это, по-видимому, нужно воспринимать как скрытый комплимент. Однако когда Элверна с воплем швырнула об пол тарелку, Ральф почувствовал, что определенно предпочел бы обойтись без комплиментов.
— У-у, до чего вы мне опротивели-и ты, и твой любезный Ральф, и все остальные! Неужели только потому, что я стараюсь поднять людям настроение, поддержать приятный разговор… ведь только и слышишь что похабные анекдоты, брань, похвальбу: «Эх, какой я охотник» да «Ух, какой я рыбак»… и лишь потому, что мне нравится, когда люди ведут себя как образованные, и я иной раз прошу тебя урвать немного времени от тяжелого занятия сидеть и слушать, как на голове волосы растут, и привести себя в порядок, принять приличный и культурный вид — так уж, значит… Ох, просто слушать тошно! С ними обращаешься по-человечески, а у них одна грязь на уме, сразу же… Он, бифштекс подгорает!
Гневная тирада завершилась восклицанием озабоченной хозяйки, и Ральф улизнул на веранду.
Три минуты спустя он услышал, как Джо оживленно описывает подробности своей поездки на Большую Землю, а Элверна расспрашивает его миролюбиво журчащим голоском, заинтересованно охая: «Вот красота!» или «Фу, как не повезло!».
«О, где ты, сдержанность Э. Вэссона Вудбери! — вздохнул Ральф. — И ты, философское спокойствие, что источал этот неоценимый человек!» Сарказм не получился: он все-таки знал, что Элверна, в отличие от мистера Вудбери, не отпугнет его своими бурями.
Семейные распри, равно как и семейные излияния, были прерваны высокоторжественным и церемонным приходом «Гудзонова» агента мистера Макгэвити, его почтенной супруги и священника англиканской миссии мистера Рэя Диллона.
У миссис Макгэвити был двойной подбородок, очки в золотой оправе и округлые пергаментные щечки, украшенные коричневыми пятнами (признак больной печени). Кроме того, у нее была добродетельно-жеманная и игривая повадка. Ее речи изобиловали невинными и очень личными шуточками, лукавыми шпильками, которые никому, в сущности, не следовало принимать близко к сердцу и которые тем не менее заставляли даже самых незлобивых людей клокотать от бешенства.
В другом общественном кругу дамы, подобные ей, похлопывают собеседника веером.
Добродетельна она была необыкновенно: злейший враг не обвинил бы ее в употреблении наркотиков, поджогах, поклонении языческим идолам, ограблении банков или привычке убегать от мужа с поклонниками. Она была добродетельна и так полна идеалов, что щедро одаряла ими других, и не скупилась на шутливые упреки, преподнося их в милейшей, добрейшей, истинно материнской манере и сопровождая блистательным показом золотых зубов. Она обладала замечательным зрением. От нее не мог укрыться ни один кокетливый взгляд, ни одна паутинка в соседской хижине.
Преподобный мистер Диллон был высок ростом, худ и молод, имел высокий лоб и диковинных размеров кадык. Мистер Диллон изо дня в день прощал индейцев за то, что они индейцы.
После святости этих двоих тяжеловесный и грубоватый мистер Макгэвити воспринимался с некоторым облегчением. Это был усатый и озабоченный мужчина с брюшком. Прерывая свою речь зловещими паузами, он рассуждал о торговых кредитах и пошлине на меха.
Тон веселью задала миссис Макгэвити.
— Добрый вечер, миссис Истер, — нежно вздохнула она. — Надеюсь, мы доставили вам не слишком много беспокойства, что так внезапно явились к ужину. — Она сощурилась на букет роз, который Элверна поставила на стол в банке из-под варенья, и с легким ржанием обернулась к Джо: — Знаете, мистер Истер, мы все обожаем милую девочку. Такая молоденькая, так уверена, что может в два счета посрамить старых дурочек вроде тетушки Макгэвити, которые прожили здесь столько лет, что вовсе обленились и поглупели. Очаровательно: такая милочка, так старается все сделать лучше всех, не жалеет сил, чтобы все выглядело красиво, — я очень, очень надеюсь, что от этого хоть что-нибудь останется, когда у нее будут дети!
Миссис Макгэвити снова окинула взглядом стол и задохнулась в припадке добрососедской веселости. Ральф заметил, что Элверна плотно сжала губы.