Ивлин Во - Черная беда
— Рожа у нее — страшней не бывает, — сказал Коннолли. — Но сама бабенка — что надо.
Черномазая густо покраснела и, польщенная, ослепительно улыбнулась. Сегодня она была на вершине счастья: муж наконец-то вернулся с войны да еще взял ее с собой в общество, где сплошь белые дамы… и все это в один день…
— Видите, — спросил мсье Байон своего первого секретаря, — вон того человека, рядом с Коннолли? Вы установили за ним слежку?
— Разумеется. Мои люди не спускают с него глаз.
— Вы дали указания официанту подслушивать разговоры англичан?
— Да, но официант только что вызывал меня в гардероб: он не понимает, о чем идет разговор у них за столом. Сэр Самсон все время говорит о размерах какой-то Великой Пирамиды.
— Очередная уловка, я в этом ни секунды не сомневаюсь.
Император дал понять, что намеревается почтить бал-маскарад своим присутствием, и в конце зала была сооружена специальная ложа из позолоченного картона, окруженная кадками с пальмами и развешенными по стенам национальными флагами. Император приехал вскоре после полуночи. По знаку князя Федора, оркестр перестал играть танцевальную музыку и грянул азанийский гимн. Танцующие расступились, сидящие за столиками начали поспешно вставать, роняя бокалы и гремя ножами и вилками. Все присутствующие, за исключением разве что сэра Самсона, который по рассеянности остался в маске, стали незаметно, смущаясь, поправлять галстуки и снимать бумажные колпаки. Наконец, в окружении гвардейцев, одетых в обшитые тесьмой мундиры, в зал, торжественно ступая по натертому паркету и не глядя по сторонам, вошел император — черный фрак, белые лайковые перчатки, белоснежная, туго накрахмаленная сорочка, крохотные жемчужные запонки и черное, как вакса, лицо.
— Разоделся, как на свадьбу, — процедила леди Кортни.
Князь Федор скользнул вперед, провел императора в ложу и усадил за стол. Император сидел в одиночестве, а свита разместилась у него за спиной. Устроившись, Сет едва заметно кивнул князю Федору, и оркестр вновь заиграл танцевальную музыку.
Некоторое время Сет с безразличным видом наблюдал, как гости вновь начинают веселиться, однако затем, через посредство одного из своих приближенных, пригласил на танец жену американского посла. Остальные пары отошли в сторону, Сет с важным видом вывел свою даму на середину зала, сделал с ней два круга, отвел ее обратно за столик, галантно поклонился и, не проронив ни слова, вернулся в свою в ложу.
— Между прочим, он отлично танцует, — сообщила миссис Шонбаум. Интересно, что бы сказали в Америке, если б видели, что я танцую с цветным.
— Вот бы он маму пригласил! — сказала Пруденс. — Может, попробовать его соблазнить? Или он интересуется только замужними женщинами, как ты думаешь?
Бал продолжался.
Метрдотель с обеспокоенным видом подошел к князю Федору:
— Ваше высочество, гости недовольны шампанским.
— Кто именно?
— Французы.
— Скажешь им, что оно идет в полцены.
— …Ваше высочество, продолжают поступать жалобы на шампанское.
— От кого теперь?
— От герцога Укакского.
— Унеси бутылку на кухню, долей в нее стакан самогона и принеси обратно.
— …Ваше высочество, министр внутренних дел требует вина, а когда я приношу, выливает его своей даме на колени. Может, его не обслуживать?
— Я тебе дам «не обслуживать»! Разноси вино и не задавай идиотских вопросов.
За английским столом начали играть в «чепуху», записывая слова прямо на меню. Получалось довольно смешно: «Влюбленный герцог Укакский… Поджидал пьяную мадам Байон… Во дворце, в туалете… Он сказал ей: „Floreat Azania“…»
— Папа, если ты будешь так громко смеяться, нам придется прекратить игру.
— Господи, как смешно…
— Мам, к нам заезжал тот самый молодой человек, который сидит сейчас рядом с Коннолли?
— Кажется, да. Надо будет как-нибудь его позвать. Может, на рождественский завтрак, если он еще будет здесь… А впрочем, у него и без нас уже знакомых хватает.
— Это все твой снобизм, мама! Не забудь, Коннолли ведь теперь герцог. Пожалуйста, давай всегда будем звать этого молодого человека, хорошо? На все обеды и завтраки…
— Пытаюсь встретиться с императором глазами, — сказал Бэзил. — Хотя вряд ли он меня помнит.
— Сейчас, когда война кончилась, он, я смотрю, здорово нос дерет. Ничего, еще поглядим, что он запоет, когда начнут приходить счета. Вот сейчас выпивка — первый сорт, не то что в прошлый раз. За этим Федором глаз да глаз нужен.
— Хорошо было бы попасть к императору на прием.
— Послушай, старик, ты что, сюда дела, что ли, делать пришел? Дался тебе этот император! Я уже полгода с ним нянчусь, он у меня в печенках сидит, император твой. Забудь ты про него. Плесни-ка лучше Черномазой шампанского, да и себя не забывай. Все император да император — как будто, черт побери, других тем нет!
— Мсье Жан, я только что узнал одну ужасную новость, — сказал второй секретарь французского посольства.
— Рассказывайте, — сказал первый секретарь.
— Язык не поворачивается. Это затрагивает честь супруги посла.
— Невероятно. Немедленно рассказывайте. Это ваш долг перед Францией.
— Да, вы правы, долг перед Францией… под воздействием спиртного она назначила свидание герцогу Укакскому. Он — ее возлюбленный.
— Кто бы мог подумать? Где?
— Во дворце, в туалете.
— Но во дворце нет туалета.
— Мне удалось перехватить письмо, адресованное сэру Самсону Кортни. Сложенный лист бумаги. Шпионское донесение — по всему видно. Не исключено, что этот листок был запечен в хлебе.
— Неслыханно. От посла мы эту информацию утаим. Установим за ними слежку. И никому ни слова. Такие сведения лучше не разглашать. Бедный мсье Байон. Он верил ей. Мы должны помешать этому.
— Ради Франции.
— Ради Франции и ради мсье Байона.
— …Я никогда не замечал, что мадам Байон так плохо пьет…
Карнавал возобновился. Что только не водружалось на головы всех цветов и оттенков — черные, как вакса, белые, как бумага, коричневые и «кровь с молоком»: колпаки фригийские и клоунские — из тех, что надеваются в виде наказания нерадивым ученикам; жокейские фуражки, наполеоновские треуголки, шапки, шляпки и шляпы, в которых ходят пьеро и арлекины, почтальоны и горцы, матушка Хаббард и маленькая мисс Маффет[14]. В маски из раскрашенного картона, словно клинок в ножны, вкладывались любых размеров и антропологических типов носы: семитские — с горбинкой; нордические — маленькие, курносые, усыпанные веснушками; широкие, с огромными ноздрями носы туземцев с материка, из затопленных болотами деревень; красные, мясистые носы алкоголиков и отвратительные провалившиеся носы сифилитиков. Танцующие то и дело наступали на разбросанные по полу ленты из цветной бумаги, между столами летали разноцветные мячики. Один из них, брошенный мадам Фифи, едва не угодил в королевскую ложу, что привело министра внутренних дел в неописуемый восторг. Князь Федор с тревогой смотрел по сторонам — гости разошлись не на шутку. Поскорей бы император уехал — «инцидент» мог возникнуть в любую минуту.
Но Сет неподвижно сидел среди пальм и гирлянд и, глубоко задумавшись, вертел в пальцах ножку бокала. Изредка он исподлобья быстрым взглядом окидывал зал. У него за спиной нетерпеливо переминались с ноги на ногу приближенные — им тоже хотелось поскорее пуститься в пляс. Если бы его величество сейчас уехал почивать, они бы еще успели вернуться, пока праздник не кончился…
— Смотри, старик, все гуляют, веселятся, только твой дружок-император надутый сидит. Ехал бы лучше домой, остолоп черномазый, не портил бы настроения.
— Не могу понять, отчего Сет не танцует. Чем-то он, видно, расстроен.
Но император уезжать не собирался. Сегодня был его день. День победы. В этом зале собрались сливки столичного общества. Вон, словно взрослый на детском празднике, заливается счастливым смехом английский посол. Вон министр внутренних дел — ведет себя совершенно недопустимо. А вон главнокомандующий азанийскими вооруженными силами разговаривает с Бэзилом Силом. Сет узнал Сила, как только вошел в зал ресторана и первый раз суровым взглядом окинул собравшихся. Увидев его, Сет, могущественный император, празднующий победу своего оружия в своей столице, почему-то вдруг испытал робость. Последний раз они встречались без малого три года назад… Шел мелкий дождик, слуга пересек двор колледжа с грязными тарелками на подносе, в воротах, облокотившись на велосипеды, стояли несколько старшекурсников в твидовых костюмах. В своем колледже Сет держался в тени, его ставили на одну доску с выпускниками государственных школ или какими-нибудь бенгальцами или сиамцами — как и они, он был представителем далекой страны; как и их, его привела в Оксфорд похвальная тяга к знаниям. Бэзил же пользовался репутацией одного из самых блестящих оксфордцев. В тех редких случаях, когда сердобольные сокурсники приглашали Сета на чай или кофе, разговор неизменно заходил о Силе, имя которого упоминалось с благоговейным ужасом. Сил проигрывал баснословные суммы в покер; его завтраки кончались за полночь, а обеды длились до рассвета и заканчивались скандалом; из Лондона на роскошных автомобилях к нему приезжали юные красавицы; на выходные он уезжал без спроса и возвращался в колледж глубокой ночью, перелезая через каменную стену; он объездил всю Европу, свободно говорил на шести языках, называл оксфордских профессоров по именам и запросто обсуждал с ними их научные труды.
