Ганс Шерфиг - Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион
Собеседники сердечно простились друг с другом, и лектор выразил адвокату свою признательность. Затем он забрался в тот самый зеленый фургон для арестантов, который он так часто встречал на улицах, но никогда не видел изнутри. Конструкция этой машины оказалась весьма неудобной: пассажиры еле-еле могли втиснуться в крошечные, отгороженные друг от друга клетушки, где не было ни света, ни воздуха и где человек непрерывно испытывал позывы к тошноте.
Камера, в которую поместили Карелиуса в Южной тюрьме, была как будто несколько уютнее и более естественной формы, чем в «Ярде». Но и здесь стоял в нише четырехгранный горшок и даже плевательница; оба эти сосуда лектор был обязан опоражнивать и мыть во время ежедневного «парада горшков», который происходил ранним утром. В углу камеры был умывальник без крана — нажимаешь медную кнопку, и течет струя воды. Здесь Карелиус мог умываться, мыть свой обеденный прибор и жестяные тарелки, а также смачивать и полоскать тряпку, которой он дочиста вытирал пол. Однако руки можно было мыть лишь по очереди: сначала одну, потом другую, так как одной рукой приходилось нажимать кнопку; мыло попросту отсутствовало, поэтому ложка, нож и вилка только слегка ополаскивались под тоненькой струйкой холодной воды.
Кроме того, в камере висело нечто вроде провода; если за него дернуть, над дверью камеры выскакивает дощечка, что означает вызов служителя. Этим сигналом следовало пользоваться в том случае, когда заключенный не мог обойтись четырехгранным горшком. Тогда его при полном молчании вели в известное место, обнесенное решеткой; сидеть в этой клетке приходилось под неусыпным наблюдением тюремного служителя, который по прошествии трех минут объявлял, что пора кончать, и протягивал сквозь решетку два листка бумаги.
По ходатайству адвоката заключенного навестил тюремный врач доктор Ринн — человек мрачного характера и мало образованный. Врач приступил к обследованию арестанта, ощупал все шишки и поврежденные места и написал свидетельство, которое было присоединено к жалобе на имя директора полиции Окцитануса. Затем, благодаря стараниям адвоката, фру Карелиус удалось наладить передачу фруктов, конфет и прочей снеди для своего мужа. Она подолгу простаивала у ворот тюрьмы, ожидая своей очереди, чтобы передать маленькую порцию еды, которую она с таким старанием и любовью приготовляла для Карелиуса; принимая передачу, сторож сваливал все в одну кучу — и жареного цыпленка, и конфеты, и листки салата — в какой-то жестяной сосуд, по виду напоминающий плевательницу, который потом вручали лектору под расписку. Как он развлекался, когда находил в соусе конфеты, либо шоколадные зерна среди листьев салата! Лектор Карелиус никогда не был обжорой, но тюремная пища, приготовленная словно из половой тряпки и без каких бы то ни было витаминов, казалась ему отвратительной: вот почему он всегда радовался, когда получал продукты из дома.
Разумеется, при передаче съестных припасов принимались всяческие меры предосторожности. Тюремный служитель разрезал кусок сыра на тонкие ломтики с целью удостовериться, не спрятан ли в сыре какой-нибудь напильник или другой инструмент. А домашняя булка кромсалась на куски — вдруг в нее запечена веревочная лестница.
Два раза в день Карелиуса выпускали на прогулку в один из так называемых «звездных дворов», напоминающих по форме куски круглого торта. Там он и шагал под надзором вооруженного караульного, который сидел в специальной башне, возвышающейся в центре сходившихся углами дворов. Широкий конец этого двора был обнесен решеткой, откуда открывался вид на наружные стены тюрьмы высотой в шесть метров, а вдоль стен виднелись трава и грядки с анютиными глазками и бархатцами. Арестованным запрещалось любоваться анютиными глазками. Снаружи, за оградой, стоял караульный и той дело кричал: «Прочь от решетки!» Во время прогулки надо было без остановки двигаться.
Лектору Карелиусу разрешили читать книги, которые имелись в тюремной библиотеке. Когда он, наконец, вооружился очками, то стал проводить все время за чтением таких книг, как «Дети из Нового леса»[22] и «Рассказы извозчика»[23].
Читать газеты ему не разрешили — в них слишком много писали о нем самом.
Вот так он и сидел в своей камере, привыкая к ритму тюремной жизни, знакомясь с правилами, внутренним распорядком и тюремной культурой. Ему пришлось также убедиться, что тюрьма — место отнюдь не спокойное. Здесь постоянно хлопали железные двери, бренчали ключи и стучали деревянные башмаки. Раздавались свистки, звонки и такой громкий шум, что Карелиус, услышав их в первый раз, решил, что в тюрьме не то бунт, не то тревога. А ночью голодные полицейские собаки скулили в сараях, построенных на территории тюрьмы. Карелиусу было слышно, как стучат в стены, как ударяют по водопроводным трубам, а порой он различал крик человека, которого тут же усмиряли, пресекая полицейскими дубинками нервный припадок.
Через окошко, забранное решеткой, к лектору Карелиусу доносились звуки из того мира, с которым он расстался. Он слышал свистки поездов на железнодорожных путях, гудки пароходов в гавани, грохот трамваев и звон далеких церковных колоколов. Да, ему остается только удивляться, что жизнь в свободном мире идет и без него, что уходят поезда, выезжают по сигналу тревоги пожарные машины, трезвонят трамваи. Даже в отсутствие лектора Карелиуса все продолжало идти своим чередом. Люди шли на работу, дети бежали в школу. Функционировала и его школа, хотя один из ее преподавателей исчез.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Друзья-приятели Ульмус, граф Бодо и Толстяк Генри затеяли увеселительную прогулку вдоль побережья Атлантического океана. Поспешно собрались и присоединились к ним вызванные по телефону из «Ярда» комиссар полиции Помпье и инспектор Хорс; они взялись вести два автомобиля. Оба полицейских чина прибыли к друзьям как раз вовремя, чтобы уладить небольшой спор, который возник между графом Бодо и постовым полицейским: выйдя после завтрака из ресторана «Кинг», граф хотел сам завести мотор в своей «улыбке доллара», но ничего из этой попытки не получилось. По дороге друзья прихватили двух дамочек для графа: толстушку, известную под именем «Врунья Элли», — когда граф становился сентиментальным и испытывал потребность в материнской любви, он мог выплакаться на ее пышной груди — и другую, более худощавую даму по имени «Черная София», способную удовлетворять другие стороны богатой чувствами натуры графа Бодо.
Сержант уголовной полиции Йонас участия в прогулке не принимал. После завтрака он отпросился у торговца коврами Ульмуса, и тот отпустил его, прекрасно понимая, что у Йонаса есть собственные дела и планы и, кроме того, в портфеле — тяжелый четырехугольный предмет, который надлежало передать в верные руки. У сержанта Йонаса выдалось сегодня хлопотливое утро, задание на день еще не было выполнено. Для сыщиков, которые заняты наружными наблюдениями, рабочее время не нормируется.
Сержант полиции Йонас был настоящим сыщиком того типа, которого все отчаянные мальчишки считают своим героем. Его близкий приятель редактор Скаут из независимой дневной газеты «Эдюкейшн» обычно называл Йонаса «прирожденным сыщиком», человеком, вклад которого «в дело искоренения преступности является second to none»[24]. Редактор Скаут был некогда бой-скаутом и постоянно жил в волшебном мире грез о геройских подвигах и в атмосфере жутких тайн. Умеренное чтение книг для мальчиков, детективных романов и американских приключений в картинках в какой-то мере сказывалось и на его газете, хотя более трезвый редактор Зейфе энергично боролся против подобного уклона, простительного лишь для мальчишки переходного возраста. Сержант полиции Йонас был в глазах бой-скаутского редактора именно таким героем, агентом уголовного розыска, как их описывают в книжках, настоящим сыщиком, который терпеть не мог кропотливой работы за письменным столом, но предпочитал работать «на воле».
А работать «на воле» означает для агента уголовного розыска прежде всего сидеть в ресторанах, барах и винных погребках, где постоянно бывают влиятельные люди, которые в либералистическом обществе именуются представителями деловых кругов: биржевики как «черной», так и «серой» биржи; владельцы пароходных компаний — одни содержат суда в море, другие — уличных девиц; всякого рода игроки — одни просто карточные игроки, другие имеют дело с краплеными картами, акциями, долларами, разрешениями на закупку товаров и иностранной валюты; всякого рода проститутки — и уличные и сотрудники газетных редакций, из общественных уборных и из винных погребов, из разных пресс-бюро и радиовещательных компании; одни торгуют только своим телом, другие продают на «свободном рынке» свою душу. Ведь буржуазное государство исповедует одну религию — право продавать и покупать товары и рабочую силу, пароходы и людей, библию и солдат. Цель и смысл либералистического мира — это нажить деньги не работая, разбогатеть от случайного выигрыша, заставить других трудиться вместо себя.