Шарлотта Йондж - Наследник имения Редклиф. Том первый
— Вотъ неосторожно то! сказалъ Филиппъ. — Ни одной лошади не слѣдуетъ довѣряться, особенно такой горячей, какъ ваша.
Гэй подобралъ поводья и поблагодарилъ за предостереженіе.
— Вы что-то глядите разочарованнымъ сегодня? замѣтилъ Филиппъ. — Не посадилъ ли васъ на муншдтукъ мистеръ Лазсель, какъ выражается нашъ старый садовникъ.
— О нѣтъ! отвѣчалъ смѣясь Гэй, и немного покраснѣлъ:- я замечтался о стихахъ Байрона.
Ihi steed is vatiish'd from the stall
No serf is seen in Hassan's holl
The lonely spider's thin grey pall
Waves, slowly widening over the wall.
— Какъ, Байронъ? воскликнулъ Филишѵь. — Неужели вы его прочли всего?
— Нѣтъ, я прочелъ только первую часть, которую нашелъ у себя въ комнатѣ!
— «Гяура» вѣрно? Ну, бѣда еще не велика; но и это чтеніе вредно для впечатлительной головы. Смотрите, не поддавайтесь ему слишкомъ.
— Хорошо! отвѣчалъ Гэй, слегка наморщившись; но тотчасъ же улыбнулся, пошутилъ съ Шарлоттою и рысью понесся впередъ.
— Вѣтренникъ! пробормоталъ Филиппъ, смотря ему вслѣдъ.
— Филиппъ! заговорила вдругъ Шарлотта очень серьезно, — будете вы на меня сердиться, или нѣтъ?
— Конечно, нѣтъ, — отвѣчалъ Филиппъ, никакъ не понимая, къ чему клонится ея вопросъ.
— Гэй обѣщалъ мнѣ не возобновлять вашей родовой мести: обѣщайтесь и вы сдѣлать тоже!
— Это что за вздоръ? о какой мести вы тамъ толкуете?
— Да какъ же, Филиппъ? Между вашими предками и Морвилями изъ Рэдклиффа, говорятъ, существовала кровавая месть. Вѣдь это очень дурно; не возобновляйте ея!
— Если ее кто возобновитъ, то ужъ вѣрно не я, сказалъ Филиппъ.
— Въ самомъ дѣлѣ? А отчего вы Гэя не любите? Мы вѣдь всѣ къ нему сильно привязаны, а вы напротивъ; вѣрно, эта месть во всемъ виновата. Послушайте Лору. Она говоритъ, что съ тѣхъ поръ, какъ Гэй у насъ поселился, домъ совсѣмъ сталъ другой.
— Гмъ! сказалъ Фижнгнъ. — Хорошо, что вы меня заранѣе попросили не сердиться на васъ, Шарлотта, а право бы стоило. Скажите, Бога ради, кто вамъ вложилъ въ голову весь этотъ сумбуръ?
— Чарльзъ сказалъ мнѣ, - прошептала дѣвочка, опустивъ голову:- и еще… еще…
— Кто еще? говорите громче. я не слышу!
Шарлотта струсила; ей хотѣлось заплакать, но, вспомнивъ, что она взялась примирить двѣ враждующія стороны, она удержалась и дрожащимъ, нѣсколько жалобнымъ голосомъ проговорила:- Вы сами, зачѣмъ вы сердите Гэя? вы все его дразните и, когда его хвалятъ другіе, вы дѣлаете видъ, какъ будто не слышите, что говорятъ. Это очень дурно съ вашей стороны! заключила она, готовая уже зарыдать.
— Шарлотта! возразилъ Филиппъ съ нѣжностью, (которой она вовсе не ожидала послѣ сдѣланнаго, ею замѣчанія): — отложите въ сторону всѣ ваши опасенія и страхи. Чарльзъ просто дурачится надъ вами. Развѣ вы забыли, миленькая моя кузина, что я христіанинъ и что мы живемъ въ 19-мъ столѣтіи?
Шарлотта была уничтожена его лаской. Филиппъ продолжалъ:- Вы меня совсѣмъ не поняли. Мнѣ Гэй очень нравится. Я нахожу, что онъ очень внимателенъ къ Чарльзу, очень милъ съ вами и вообще, что онъ такъ привлекателенъ, что его нельзя не любить. Люди, которые постарше васъ, видятъ однако въ немъ недостатки и стараются всячески ихъ искоренить. Конечно, для насъ эта обязанность непріятна; самъ онъ сердится, а между тѣмъ, всѣ сдѣланныя ему замѣчанія служатъ доказательствомъ истинной къ нему дружбы. Довольны ли вы моимъ объясненіемъ, милая кузина?
— Простите меня, пожалуйста, — покорнымъ голосомъ произнесла Шарлотта.
— Нечего вамъ просить прощенія. Если въ васъ закралось сомнѣніе, лучше было высказаться, тѣмъ болѣе, что я вамъ свой. Но когда вы выростете, не бойтесь никогда высказывать правды. — Я очень радъ видѣть, что у васъ въ характерѣ есть много смѣлости. Только въ этомъ случаѣ вамъ бы слѣдовало имѣть побольше довѣрія ко мнѣ.
Такимъ образомъ опасенія Шарлотты на счетъ кровавой мести двухъ двоюродныхъ братьевъ прекратились, но дѣвочка начала уже горевать о другомъ. На святой 26 марта, Гэю должно было минуть 18 лѣтъ и онъ приготовлялся вступить къ этому времени въ Оксфордскій университетъ. Бѣдная Шарлотта лишалась разомъ двухъ товарищей: его и Буяна. Сначала было положено отправить туда же и Делорена; но Гэй считалъ Оксфордъ мѣстомъ соблазна для Уильяма и, не желая довѣрять своей лошади другому груму, предпочелъ оставить ихъ обоихъ въ Гольуэлѣ.
Дѣдъ Гэя завѣщалъ выдавать своему внуку до совершеннолѣтія его извѣстную сумму на ежегодное содержаніе; сумма эта была дотого скромна, что роскошничать не предстояло возможности, и даже самъ Филиппъ нашелъ ее едва достаточной для содержанія молодаго студента изъ высшаго круга.
— Вы не стѣсняйтесь, Гэй, — говорилъ мистеръ Эдмонстонъ, своимъ обычнымъ добродушнымъ тономъ. Въ случаѣ если вамъ понадобится перехватить деньжонокъ, скажите прямо. Не бойтесь, я выдамъ сейчасъ: лучше взять лишнее изъ доходовь, чѣмъ дѣлать долги. Вы меня знаете, я никогда не откажу, тѣмъ болѣе, что это ваша собственность.
— Хорошо, я попрошу, — отвѣчалъ Гэй точмо тѣмъ же спокойнымъ тономъ, какимъ онъ назначилъ себѣ извѣстное число часовъ для занятій. Вся семья Эдмонстонова приготовила для Гэя какой-нибудь подарокъ къ рожденію. Отецъ семейства далъ ему полный комплектъ запонокъ; мать — журналъ религіознаго содержанія; Эмми списала для него любимые романсы; Лора приготовила картину, и Шарлотта сработала essuie-plumes въ видѣ собачки, которую изъ любезности всѣ находили удивительно похожей на Буяна. Чарльзъ одинъ ничего не подарилъ, объявивъ, что онъ не намѣренъ дарить Гэя за то, что онъ ими уважаемъ.
— Вы не знаете, что за тоска разставаться съ единственной живой душой въ цѣломъ домѣ! зѣвая говорилъ Чарльзъ Гэю. — Я уже буду не жить, а прозябать до вашего возвращенія.
— Какъ? вы, Чарльзъ? первый нашъ балагуръ? спросилъ Гэй: — и вы будете скучать?
— Я только и балагурю, что въ вашемъ присутствіи, — отвѣчалъ Чарльзъ. — Недаромъ говорятъ, что безъ воды и мельница не мелитъ; но что бы тамъ ни было, а мы ожили съ тѣхъ поръ, какъ вы у насъ поселились. Вы какъ-то съумѣли сдѣлаться необходимымъ для всей семьи. Мы наблюдали за вами, иногда подтрунивали, но всякій день ожидали отъ васъ чего-нибудь новаго.
— Вотъ какъ! сказалъ Гэй. — Такъ вы за мной наблюдали? Я воображаю, что во мнѣ ничего нѣтъ такого, что бросается въ глаза.
— Я вамъ скажу, что въ васъ есть. То, что я бы очень желалъ имѣть: у васъ независимый характеръ.
— Не желайте этого, Чарльзъ!
— Погодите! я не говорю, что я бы вамъ подражалъ. Напротивъ, я бы никогда не дѣлалъ такихъ глупостей, какъ вы. Не сидѣлъ бы я по утрамъ, когда хорошая погода, за Еврипидомъ, не выпустилъ бы я изъ рукъ дорогой охотничьей лошади, еслибы у меня было довольно денегъ, чтобы ее купить. Ни за что!
— Это потому, что вамъ нѣтъ надобности переработывать свою натуру.
— Ну, какъ бы тамъ ни было, — зѣвая продолжалъ Чарльзъ:- а я вамъ не польщу, если скажу, что мнѣ жаль васъ. Какой бы вы тамъ ни были чудакъ, а я все-таки сильно почувствую ваше отсутствіе. Не легко видать ежедневно однѣ и тѣ же сцены, одни и тѣ же лица и слышать одни и тѣ же разговоры. Лора съ ея рисованіемъ и съ хвалебными гимнами Филиппу, Эмми съ ея цвѣтами, Шарлотта и всѣ прочіе съ своими разсужденіями, глупые визиты, глупыя книги — все это мнѣ до смерти надоѣло. Не смотрѣлъ бы на нихъ!
Чарльзъ еще разъ зѣвнулъ, вздохнулъ глубоко и съ трудомъ новернулся на диванѣ.
— Съ вашимъ пріѣздомъ все ожило у насъ въ домѣ, - продолжалъ онъ. — Вы разсказываете о Рэдклиффѣ и о своихъ любимыхъ животныхъ гораздо интереснѣе, чѣмъ всякая книга; вы чисты душой, не мудрствуете лукаво и имѣете оригинальный взглядъ на вещи; вы войдете только въ комнату, я такъ и жду новости; поете вы также не приторно, какъ всѣ, а съ огнемъ; вы для меня точно кушанье за столомъ. Эхъ! Гэй, признаюсь вамъ откровенно. Какъ я ни храбрюсь, а не легкая вещь бьпь калѣкой въ лучшіе годы жизни — да чего? калѣкой на всю жизнь; что тамъ доктора ни толкуй, а ни одинъ изъ нихъ не рѣшился еще меня обнадежить, что я когда-нибудь выздоровлю. И знаешь, что пролетитъ цѣлый вѣкъ не вставая! Надѣяться! Да я вѣдь десять лѣтъ какъ надѣюсь, и много-ли толку вышло! Знаете что, Гэй? сказалъ съ горькой улыбкой больной, — я еще удивляюсь, что вы во мнѣ не возбуждали ненависти. Подчасъ мнѣ дотого тошно, что кусаться хочется. Особенно я эту трещетку Морица де-Курси искусалъ бы охотно; какъ начнетъ тарантить, какъ начнетъ…
— Но вѣдь и я часто вздоръ говорилъ. Мнѣ потомъ приходило не разъ въ голову, что я васъ утомляю своей болтовней.
— Нѣтъ… Нѣтъ, вы мнѣ никогда не надоѣдали, напротивъ, я увлекался, слушая васъ. Ваши разсказы о катаньѣ верхомъ, объ охотѣ, о прогулкахъ въ лодкѣ — да вѣдь это жизнь!…
Никогда еще Чарльзъ не говорилъ такъ откровенно о своей болѣзни предъ Гэемъ, и видно было, что этотъ порывъ чистосердечія сильно взволновалъ Гэя. Онъ стоялъ, опершись о спинку дивана, на которомъ лежалъ больной, и выразительные глаза его были точно прикованы къ лицу Чарльза.
