Жоржи Амаду - Город Ильеус
Навсегда запомнил Антонио день, когда он впервые вошел в здание фирмы «Зуде, брат и K°», — пришел продавать какао. Он тогда ездил по делам в Ильеус и решил воспользоваться случаем, чтобы продать свой первый урожай этой фирме — она платила лучше всех. Максимилиано Кампос принял его в своём кабинете и был с ним крайне любезен, Антонио Витор чувствовал себя настоящим помещиком. Любезность Максимилиана Кампоса растрогала и взволновала его. Подумать только, управляющий такой крупной фирмы угощает его ликёром в своем кабинете! Антонио Витор выпил свою рюмку залпом, он даже и не предполагал, что это ликер дорогой и пить его надо медленно, мелкими глотками, смаковать, причмокивая языком, вот как сейчас пьет старый Максимилиано. Утонченная манера… Забавно, если б старик стал водку пить с такими вот фокусами: поперхнулся бы, наверно, и обжёг язык! Антонио Витор невольно улыбнулся и в испуге взглянул на управляющего фирмой Зуде: уж не угадал ли тот его мыслей? Но старый Максимилиано был все так же любезен. По дороге Антонио Витор весь дрожал от волнения: наверно, такая крупная фирма, как «Зуде, брат и K°», не захочет тратить времени на какие-то жалкие двадцать пять арроб какао. Он вошел в контору ни жив ни мёртв, беспомощно опустив руки, даже шляпу позабыл снять. Когда он рассказал о цели своего визита служащему, встретившему его в приемной, тот молча вышел, и Антонио Витор совсем растерялся. Если служащий ничего ему не ответил, значит, фирма не интересуется такими мелкими делами, настолько не интересуется, что ему даже не отказали, а просто взяли да и оставили одного в приёмной. Он пробормотал дрожащим голосом вслед уходящему:
— Потому как это мой первый урожай, понимаете…
Служащий обернулся, улыбаясь, и Антонио Витору показалось, что парень просто смеётся над ним. Он окончательно расстроился и решил было уйти, но в эту минуту служащий вернулся вместе с Максимилиано Кампосом. Антонио Витор знал его в лицо и в прежние времена, он не раз видел его рядом с Синьо Бадаро. Максимилиано Кампос пожал ему руку, называя era «сеньор», и провел в контору. Только теперь Антонио вспомнил, что у него шляпа на голове, поспешно снял её и окончательно смутился. Какая-то девушка за конторкой улыбнулась ему, и Антонио Витор тоже улыбнулся, не найдя что сказать и продолжая вертеть в руках шляпу.
Они вошли в кабинет Максимилиано Кампоса, тот открыл шкаф, вынул бутылку ликера и две рюмки. Налил:
— За ваши успехи!
Антонио Витор разом опрокинул рюмку в рот, Максимилиано стал его расспрашивать: кто он такой, где находится его фазенда.
— Да это крохотный участочек, сеньор Максимилиано… Кусочек земли. Мне его Синьо Бадаро подарил, когда я женился…
— Вы работали у Синьо?
Антонио рассказал всю свою жизнь. О том, как он помогал Жуке, Синьо и даже капитану Магальяэсу в борьбе за Секейро Гранде. Когда он окончил свой рассказ, Максимилиано сказал о Бадаро:
— Печальная судьба, сеньор Антонио… Полное разорение… Печальная судьба…
Потом он сказал, что дела Антонио Витора пойдут теперь в гору, он уверен в этом. Когда-нибудь Антонио станет богатым помещиком, сколько людей начинало так же! Антонио Витор был на верху блаженства. Максимилиано сделал благородный жест: цена на какао в то время была двенадцать тысяч девятьсот, а он велел уплатить Антонио по тринадцать тысяч за арробу, потому что это первый урожай с новой плантации:
— Чтоб вы стали нашим постоянным клиентом, сеньор Антонио. Чтоб никакой другой фирме свое какао не продавали…
У Антонио дрожали руки, когда он взял деньги. Он вышел на улицу и шел, ничего кругом не видя — ни голубого неба, ни прохожих, которые смеялись над ним: идёт человек, такой длинный, шатается, как пьяный, в одной руке несколько бумажек, в другой шляпа, а на лице глупая улыбка.
Опомнился Антонио только у прилавка магазина, куда зашёл купить подарки Раймунде: шёлк на платье, туфли.
Домой он возвращался всё ещё вне себя от радости. Первый раз в жизни ехал в вагоне первого класса и надеялся, что полковники с ним заговорят. Те, которые знали его, действительно с ним здоровались, спрашивали о чём-нибудь без особого интереса, но в разговор не вступали. Это были все богатые помещики, в галифе и кашемировых куртках, в высоких кожаных сапогах. Антонио Витор был в своей простой дешевой одежде, грубых сапогах и дырявой шляпе. Свёртки с подарками для Раймунды лежали наверху, в сетке. Чувствуя себя очень одиноким среди этих равнодушных полковников, Антонио старался думать о том, как обрадуется Раймунда, увидев его подарки. Хорошенькие туфли, отрез шёлка, одеяльце для мальчика…
В Итабуне Антонио Витор в первый раз в жизни почувствовал, что ему очень не хватает хорошего осла. Ну, у какого же помещика или даже просто владельца маленькой плантации нет осла, на котором он мог бы съездить в Итабуну и обратно? Обязательно надо купить осла, думал Антонио: ведь он теперь тоже владелец плантации, а когда-нибудь станет настоящим помещиком. А пока что он шёл пешком шесть миль до своего дома, шлепая босыми ногами по грязи и неся в руках сапоги; он придет только к ночи, когда керосиновая лампа уже осветит своим красноватым светом внутренность глинобитного дома…
Раймунда не только не выразила никакой радости при виде подарков, но целую неделю ворчала на мужа за то, что он зря деньги тратит, когда нужно ещё столько сделать для того, чтобы наладить работу на плантации. Нужны резаки, чтоб срезать плоды какао, — в будущем году урожай обещает быть не меньше семидесяти арроб. Нужно корыто для мякоти какао — нельзя же больше выжимать сок в бидоны из-под керосина!.. Раймунда ворчала: зряшные траты. К чему ей шелк? Туфли даже и не влезали на её широкую ногу с растопыренными пальцами. Единственное, что её не рассердило, так это одеяльце для сына. Только это её обрадовало, только за это она была благодарна от всей души.
Но такова уж была Раймунда, неразговорчивая, сердитая, с вечно нахмуренным лицом, не любила она никаких развлечений, редко ходила на вечеринки, устраиваемые время от времени в домах батраков и мелких землевладельцев по соседству. Там танцевали под гармонику или гитару, а Раймунда, если и приходила, то не танцевала, а сидела в углу, жалуясь, что туфли жмут невозможно, и в конце концов тут же при всех снимала их. Впрочем, эти вечеринки, на которые женщины приходили в туфлях, с накрашенными щеками и лентами в курчавых волосах, обыкновенно кончались тем, что все плясали босиком, — ноги этих людей не выносили обуви. В этом отношении Раймунда не была исключением. Но, в отличие от других женщин, она ненавидела танцы и резко отказывала кавалерам, за что на неё очень обижались, так как женщин бывало обычно очень мало, а мужчинам ужасно хотелось танцевать. Женщины говорили о Раймунде:
— Она всегда была с норовом… Ещё когда жила у Бадаро…
Но дело было не в норове. Просто не любила она этого — и всё тут. Любила она землю, любила обрабатывать её, сажать деревья, собирать плоды, рождённые землёй. В этом она не уступала мужчине. Собирать и разрезать плоды какао, давить их ногами, приплясывая на баркасе в солнечные дни, выжимать липкий сок в корыте — всё это она умела делать не хуже лучшего работника любой фазенды. И там, среди какаовых деревьев, работая без устали день и ночь, вставая с рассветом и засыпая крепким тяжёлым сном, когда наступала ночь, она чувствовала себя счастливой. Капитан Жоан Магальяэс часто говорил, что Антонио Витор обязан своим теперешним положением Раймунде. Антонио Витор и сам так думал, он очень уважал жену и считался с её мнением. Так было и тогда, когда он решил построить новый дом. Раймунда была против, и её мнение одержало верх: они купили ещё кусочек земли и посадили ещё какао. В то время родилась у них дочка — Роза, маленькая мулатка с весёлым лицом, вся в отца.
Сын был в мать. Ещё в раннем детстве он поражал своим сходством с нею. То же замкнутое, решительное лицо, тот же упрямый нрав, то же вечное ворчанье, за которым скрывалась большая сердечная доброта. В тринадцать лет он сбежал из дому и нанялся работать на плантацию в другой местности. Но он пробыл там недолго: отправился в Ильеус, нанялся на склад шить мешки, потом ушёл оттуда и поступил помощником шофера, научился управлять автомобилем и чинить мотор, в один прекрасный день уплыл матросом на корабле, два года ничего не давал о себе знать (говорят, он сидел в тюрьме), а потом вновь появился в Ильеусе и поступил шофером автобуса, где работал по сей день. Антонио Витор не ладил с сыном, стоило им оказаться вместе, как они тотчас же ссорились, отцу казалось, что сын им командует. Жоаким знал многое, о чём Антонио Витор не имел ни малейшего представления, водился с подозрительными людьми, как-то раз Карлос Зуде сказал об этом Антонио. Отец не понимал сына, который говорил так складно, хотел, чтоб отец больше платил нескольким работникам, помогавшим на плантации, утверждал, что он грабит их. Когда Жоаким сказал это как-то раз за ужином (он приехал в тот день навестить родителей), Антонио Витор ударил его по лицу так сильно, что у парня кровь изо рта потекла.
