Генрих Манн - Голова
— Сначала этот человек показался мне плохим мистификатором, затем несколько лучшим. Но в конце концов я дошел, бог весть почему, чуть ли не до восхищения. А чего он стоит в действительности?
— Он человек огромных возможностей, — ответила она, тоже вполголоса. — Во-первых, он хочет жениться на мне. А на это способен либо незрелый юнец…
— Благодарю, — ввернул Терра.
— …либо, — закончила она, — человек, которого уже ничем не проймешь.
— Во-вторых, — подхватил Терра, — он так окрыляет души, которые входят с ним в соприкосновение, что недостатка в больших деньгах у него не будет никогда. Ради его несуществующей оперы я сегодня обломал себе все ногти, как будто хотел собственноручно проложить себе путь к вечному блаженству.
— А я, — она ударила его по колену, — устрою так, что наш Бисмарк будет больше уверен в существовании высочайшей оперы, чем в существовании ее державного творца.
— После этого «Главное агентство по устройству жизни» может спокойно рассматривать устройство жизни как свою единоличную монополию, даже если опера никогда не будет написана. Но есть шанс, — добавил Терра, — что наша реклама вытянет оперу из ее творца. Всякий, кого назвали гением, спешит оправдать это звание.
Взглянув друг на друга, они засмеялись счастливым смехом.
— Право же, в нашу единственную ночь любви у нас не было так радостно на душе, — заметил Терра, и она ничего не возразила. Он перестал смеяться. — Но на этот прекрасный мир падает одна тень — Морхен.
— Да, — ответила она, — он и меня беспокоит.
— Какие отношения у фон Прасса с Морхеном? — шепотом спросил Терра.
— Даже мне не удается выведать это у него, — шепотом ответила она. — Я знаю одно: зависимость от Морхена гложет его больше, чем деньги, каких он ему стоит.
— Я постараюсь разузнать больше, — пообещал Терра и предложил: — Вскружите голову этому негодяю. Он постоянный посетитель кафе «Националь». — Она задумалась. — Хорошо бы заполучить какие-нибудь улики против него.
Стеклянная дверь чуть задребезжала; взглядом они сказали друг другу, что их подслушивают. Вдруг лицо княгини изобразило задорный вызов, как на сцене. Поняв ее намерение, Терра поднес руку к сердцу и что-то залепетал.
Он сохранил эту позу до момента, пока дверь открылась и появился Морхен.
Морхен щурился еще хитрее, чем обычно. Мимоходом он поклонился в сторону княгини, слегка погрозил пальцем Терра и собрался уже воткнуть ключ в обитую войлоком дверь.
— Господин Морхен! — воскликнула княгиня мелодичным голосом.
— Такому зову противостоять нельзя, — сказал он деловитым тоном и подошел к ней.
Она указала ему на стул, с которого встал Терра.
— Директор занят, — промолвила она и откинула голову, соблазняя его своим белым лицом, как земным раем. — Вы можете все сказать мне.
Морхен заржал; казалось, он смеется над ней.
— Здесь творятся забавные дела, — заявил он. — Поверите ли вы, касса пуста!
Она поморщилась.
— Мой милый, кого вы думаете провести?
Но он вынул ордер директора и стал уверять, что ему отказались выплатить семьдесят тысяч.
Она заявила, не задумываясь:
— Я тоже не намерена терять свое состояние. У меня все, до последнего гроша, помещено в «Главное агентство». Я докажу вам свое доверие. Вот… — Она стала тянуть из-под шубки жемчуг, блестевший у нее на шее, нитка становилась все длиннее. Она бросила ее в услужливо подставленные руки Морхена. — Расплатитесь ею!
Морхен немедленно поднялся, он сразу стал серьезен. Низко поклонившись, он собрался уйти. Она подождала, пока он дойдет до двери.
— Который час? — бросила она звонко в тишину и посмотрела на свой браслет. — Четверть седьмого. Если вы до семи не вернетесь, мне придется предположить, что я никогда в жизни больше не увижу вас.
— И вас бы это очень огорчило? — насмешливо сказал Морхен.
— Но как мне быть? — ответила она. — Не могу же я оставить своего будущего мужа в беде.
Захихикав, Морхен исчез.
— Я достаточно ясно намекнула, что ему пора бежать, — остальное в ваших руках.
— А если директор не вынесет такого удара?
— Этого не бойтесь, — сказала она, после чего и он перестал сомневаться.
Она ушла. Он энергично зашагал по комнате, дымя папиросой и рисуя себе победоносное завершение дня: директор «Главного агентства по устройству жизни» избавлен от своего злого гения, он сам — Терра — компаньон, власть завоевана в один день… Время приближалось к семи; он вошел в приемную, там стоял шум и гул.
Зейферт прыгал по своей клетке как заведенный. Увидев Терра, он зашептал:
— Немыслимо с ними справиться, семьдесят тысяч скоро придут к концу, деньги рвут у меня из рук.
— Терпение, — успокаивал его Терра уверенным тоном.
В толпе он наткнулся на Куршмида, разделявшего общее беспокойство. Ходили темные слухи, и шли они из недр самого предприятия.
— Уж не вы ли будоражите тут всех? — спросил он Терра, но Терра ничего не понял.
Еще не старый, но обросший бородой человек, который держался подле Куршмида, тоже проявлял сильное волнение.
— Господин Гуммель и его друзья вложили сюда капитал общества «Всемирный переворот», — пояснил Куршмид.
— Всемирный переворот может свершиться, здесь к нему готовы, — сказал громко Терра и огляделся. Вдруг он заметил Элиаса.
Элиас стоял у двери комнаты, где помещалась касса, он следил за Терра смиренно-недоверчивым взглядом и, увидев, что тот его заметил, пошел навстречу.
— Ну? — осведомился Терра. — Где он?
— Неужели сбежал? — в свою очередь спросил Элиас. — Этого я от него не ожидал. — Он был искренно удивлен.
— Вы, значит, не следили за ним, — грозно произнес Терра.
Элиас же — хладнокровно:
— Разве это нужно, господин комиссар? Я и так знаю, что делает Морхен. Он играет.
Терра не сразу вник в смысл этих слов. Значит, Морхен играл по поручению директора на деньги «Главного агентства». С выигрыша он получал проценты, проигрыш его не касался. Тайна открывалась так просто.
— Я выследил его, — объяснил Элиас. — Тогда он стал мне давать время от времени по десять марок. Ну что ж, я и держал язык за зубами.
— Банк, где лежат ваши сбережения, скоро лопнет, — прорычал Терра.
Элиас шарахнулся.
Зейферт, который разрывался на части, в отчаянии подозвал Терра. Тот вместо него подошел к рупору, Оттуда раздался голос директора:
— Неужели Морхен до сих пор не вернулся?
— Господина Морхена здесь не было, — сказал Терра, подражая голосу кассира. — И касса пуста.
Директор, громко и уверенно:
— Значит, он придет сейчас. Именно сегодня должно закончиться одно грандиозное дело.
Терра взволнованно, голосом Зейферта:
— Господин директор, господин Морхен пришел. Одну минуту! — Затем, предпослав утробный смешок, сказал, подражая голосу Морхена: — Господин директор, не повезло.
— Все потеряно?
— Не волнуйтесь, господин директор. Для себя я выиграл.
— Негодяй, ты меня ограбил!
— Это вы говорите мне? — прозвучал обиженный голос Морхена. — Вот вы какой, господин директор! Семьдесят тысяч вы прощаете, а мои пятьсот марок разорили вас. Я ухожу в частную жизнь. Всего хорошего, господин директор.
И Терра больше не отвечал ни слова, сколько ни звал директор своего Морхена.
— Что вам угодно, господин директор? — спросил он, наконец, собственным голосом.
— Я разгадал вас, — ответил сейчас же директор. — Вы пролезли ко мне, чтобы шпионить. Я тоже велел следить за вами. Где Морхен?
— У него есть основания больше не показываться, — пояснил Терра и прибавил, что жалеть о Морхене не стоит. Отныне «Главное агентство по устройству жизни» может работать на здоровой основе. Но директор не поддавался уговорам.
— Вы отказываетесь вернуть мне Морхена? — упорно твердил он. — Без Морхена ничего не выйдет. Вы отказываетесь… — Голос смолк. Затем вдруг — сухой треск. Терра отпрянул и огляделся.
Положение было критическое. Загородка, защищающая кассу, лежала сломанная на полу, и в нарастающем шуме преобладал крик: «Полицию!» Терра, которого окружила толпа, требуя сведений, пытался все свалить на плутовство одного из служащих; самому предприятию, по его словам, не угрожало никакой опасности. При этом он с дрожью в сердце оглядывался, ища лазейки. Что там случилось с директором?..
«Народ» вывел его из тяжелого положения, — он так вопил, что привлек к себе общее внимание.
— Проклятая еврейская шайка! — кричал он. — Довольно уж народ терпел от вас!
Все поддержали его: вкладчики, спекулянты, актеры, зрители и заблудившиеся мечтатели.
Глубоко потрясенному поэту Гуммелю пришлось усомниться в мировом перевороте из-за отказа «Главного агентства по устройству жизни» от платежей. Только Элиас являл собой оазис беспечности.
— Чего надрывается этот парень? — спрашивал он, показывая большим пальцем через плечо на шумевший «народ». — Вольно ж ему было всему верить!
