Айн Рэнд - Атлант расправил плечи. Часть I. Непротивление
Этот факт и дал начальный толчок «Феникс-Дуранго». Теперь она росла, следуя росту «Уайэтт Ойл», чьи заводы возникали в соседних поселках, в то время как полоса рельс и шпал тянулась все дальше и дальше между жидких полей мексиканской кукурузы, прирастая со скоростью двух миль в месяц.
Дагни было тридцать два года, когда она сообщила Джеймсу Таггерту о своем намерении уйти в отставку. Последние три года она руководила Производственным отделом, не имея титула, доверия и власти. Ей надоело тратить часы, ночи и дни на попытки исправить плоды вмешательства приятеля Джима, занимавшего пост вице-президента и руководителя Производственного отдела. У него не было собственной политики, любое принятое им решение подсказывала она, однако принимал он ее советы, только предварительно предприняв все усилия, чтобы сделать исполнение их невозможным. Она предъявила своему брату ультиматум. Тот ахнул.
— Дагни, но ты ведь женщина! Женщина на посту вице-президента и руководителя Производственного отдела? Это неслыханно! Правление даже не станет рассматривать подобный вопрос!
— Тогда я ухожу, — ответила она.
Дагни не размышляла о том, что будет делать остаток жизни. Оставить «Таггерт Трансконтинентал» было для нее все равно, что позволить ампутировать себе обе ноги; она подумала тогда, будь что будет, потом разберемся.
Она так и не поняла, почему Правление единодушно проголосовало за то, чтобы сделать ее вице-президентом и руководителем Производственного отдела.
Она собственными руками закончила строительство линии Сан-Себастьян. Когда она начала работу, стройка длилась уже три года; была проложена треть колеи; а текущая стоимость уже перевалила за установленную смету всей дороги. Она уволила всех приятелей Джима и отыскала подрядчика, который закончил всю работу за год.
Линию Сан-Себастьян сдали в эксплуатацию. Однако из-за границы не потек поток товаров, не загромыхали на стыках груженные медной рудой поезда. Редкие, считанные вагоны спускались с гор Сан-Себастьяна. Рудники, говорил Франсиско д’Анкония, пока еще находились в процессе разработки. «Таггерт Трансконтинентал» по-прежнему истекала кровью.
И теперь Дагни сидела за столом в своем кабинете, где проводила долгие вечера, пытаясь справиться загадку и понять, какие ветки и когда могут выручить всю систему.
Перестроенная линия Рио-Норте могла бы спасти все остальное. Разглядывая листки бумаги, объявлявшие о новых и новых потерях, она не думала о долгой и бессмысленной агонии мексиканского предприятия. Она вспоминала свой телефонный звонок:
— Хэнк, ты можешь спасти нас? Можешь ли ты предоставить нам рельсы в кратчайший срок и в самый долгий кредит?
Спокойный и уверенный голос ответил:
— Конечно.
Мысль эта стала точкой опоры. Дагни склонилась над разложенными на столе листами бумаги, обнаружив, что теперь может сосредоточиться. У нее появилось хоть что-то, способное выстоять, не рухнуть, не рассыпаться в самый последний момент.
Джеймс Таггерт вступил в приемную кабинета Дагни, еще сохраняя известную долю той уверенности, которую полчаса назад ощущал в баре, в обществе своих приятелей. Однако когда он открыл дверь, уверенность эта испарилась сама собой. И к столу сестры он подходил уже как нашкодивший ребенок, ожидающий наказания, память о котором сохранится на многие годы.
Голова Дагни была склонена над бумагами, в свете лампы поблескивали пряди растрепанных волос, белая блузка липла к плечам, своими свободными складками намекая на худобу тела.
— Что у тебя, Джим?
— Что ты устраиваешь на линии Сан-Себастьян?
Она приподняла голову:
— Устраиваю? Что ты имеешь в виду?
— Какое у нас там расписание, и какие поезда там ходят?
Она рассмеялась; к веселью в голосе примешивалась усталость:
— Иногда стоило бы читать отчеты, которые кладут на стол президента, Джим.
— Что ты хочешь сказать?
— То, что мы придерживаемся такого расписания и пускаем такие поезда по линии Сан-Себастьян уже три месяца.
— Один пассажирский поезд в день?
— С утра. И один товарный состав ночью.
— Боже милостивый! И это на такой важной ветке?
— На такой важной ветке не окупается и эта пара поездов.
— Однако мексиканский народ ждет от нас настоящей помощи!
— Я в этом не сомневаюсь.
— Ему нужны поезда!
— Для чего?
— Чтобы, чтобы помочь развитию национальной промышленности. Как, по твоему мнению, сможет она развиваться, если мы не обеспечим Мексику транспортом?
— Я не ожидаю, что промышленность этой страны будет развиваться.
— Это всего лишь твое личное мнение. И я не понимаю, какое право имеешь ты собственной волей урезать расписание. Одни только перевозки меди окупят все.
— Когда?
Джеймс поглядел на сестру; на лице его появилось удовлетворение человека, получившего возможность сказать обидную вещь.
— Надеюсь, ты не собираешься усомниться в процветании этих медных рудников? Ведь они принадлежат Франсиско д’Анкония! — Он подчеркнул голосом это имя, не отводя взгляда от сестры.
Она проговорила:
— Возможно, он и твой друг, но…
— Мой друг? А я думал, что твой.
Дагни ровным голосом произнесла:
— Уже десять лет как не мой.
— Плохо-то как. Ведь он один из самых умных бизнесменов на Земле. И никогда не проваливал предприятий, деловых, как ты понимаешь, и в рудники эти он вложил миллионы, так что мы можем положиться на его суждение.
— Когда ты, наконец, поймешь, что Франсиско д’Анкония превратился в ничтожного тунеядца?
Джеймс усмехнулся:
— Я всегда полагал, что ничего большего он собой не представляет как личность. Но ты не разделяла моего мнения. Ты возражала. О, еще как возражала! Помнишь, как мы ссорились на эту тему? Может, процитировать некоторые твои высказывания? И высказать догадку о причине некоторых твоих поступков?
— Ты хочешь поговорить о Франсиско д’Анкония? И пришел сюда ради этого?
На лице его появились признаки гнева и разочарования, потому что ее лицо оставалось бесстрастным.
— Тебе прекрасно известно, зачем я сюда пришел! — отрезал он. — Я услышал совершенно невероятные вещи о тех поездах, которые ходят у нас по Мексике.
— Какие вещи?
— Какого рода подвижной состав ты там используешь?
— Хуже которого у меня нет.
— Ты это признаешь?
— Я отмечала это на бумаге, в посланных тебе отчетах.
— И это правда, что ты используешь дровяные паровозы?
— Эдди отыскал их для меня в Луизиане, в чьем-то заброшенном депо. Он не сумел даже выяснить название этой железной дороги.
— И эта рухлядь носит имя поездов Таггерта?
— Да.
— В чем заключается великая идея? Что происходит? Я хочу знать, что происходит!
Дагни проговорила ровным голосом, глядя в лицо брату:
— Если ты хочешь знать, я оставила на линии Сан-Себастьян одну только рухлядь и притом в минимальном количестве. Я забрала из Мексики все, что можно забрать: маневровые паровозы, инструменты и оборудование, даже пишущие машинки и зеркала.
— А за каким чертом?
— Чтобы грабителям досталось поменьше добычи, когда они национализируют линию.
Он вскочил на ноги:
— Это тебе с рук не сойдет! На сей раз такая выходка выйдет тебе боком! Надо же иметь совесть, чтобы обойтись столь низменным, подлым образом… просто из-за каких-то зловредных слухов, когда мы располагаем контрактом на двести лет…
— Джим, — проговорила она неторопливо, — наша фирма не располагает ни одним лишним вагоном, паровозом или тонной угля.
— Я не позволю, я самым решительным образом не позволю проводить такую бесстыдную политику в отношении дружественного народа, нуждающегося в нашей помощи. Низменная жадность не оправдание. В конце концов существуют и высшие соображения, даже если ты не способна понять их!
Дагни положил перед собой блокнот и взяла карандаш:
— Хорошо, Джим. Сколько поездов должна я по твоему указанию пустить по линии Сан-Себастьян?
— Гм?
— Сколько поездов и на каких линиях, я должна отменить, если ты хочешь иметь там дизельные тепловозы и стальные вагоны?
— Я не хочу, чтобы ты отменяла поезда!
— Тогда откуда я возьму подвижной состав для Мексики?
— Это ты должна знать. Это твоя работа.
— Я не в состоянии выполнить ее. Так что решай.
— Опять твои гнилые штучки, хочешь переложить ответственность на меня!
— Я жду твоих распоряжений, Джим.
— Я не позволю тебе заманить меня в такую ловушку!
Она отбросила карандаш:
— Тогда расписание поездов на линии Сан-Себастьян остается без изменения.
— Хорошо, подождем до следующего месяца, до заседания правления. Я потребую, чтобы там приняли решение. Чтобы раз и навсегда запретили Производственному отделу превышать рамки своих полномочий. И ты ответишь там за все.
