Маргерит Юрсенар - Первый вечер
— Не волнуйтесь, — ответил он жене, — завтра в Гранд-отеле вы несомненно получите письмо от вашей матушки. Конечно, она грустила при вашем отъезде, но через месяц мы вернемся и будем жить рядом с ней.
Жорж почувствовал, что явно преувеличил свою привязанность к теще. Он слишком мало знал эту даму, но разумно решил, что это еще не причина не любить кого-либо,
— Как вы добры! — воскликнула жена и взяла его за руку.
Жорж был польщен, что она приписала ему качество, которым он не обладал, о чем всегда сожалел. Жанна прислонилась к плечу мужа. Она устала от этого дня, такого непохожего на другие: теперь он навсегда будет связан в ее памяти со свадебным нарядом, словно с чем-то воздушным и благородным, о чем долго думают заранее, но видят лишь однажды. Жорж обнял ее за плечи и поцеловал в затылок, У Жанны были белокурые волосы, у Лауры тоже, но другого оттенка — она их красила хной. Он вспомнил, как говорил Лауре, что никогда не смог бы полюбить брюнетку, и эта верность в неверности вызвала в нем странную грусть.
Они заговорили о малозначащих вещах, о родственниках жены, но этот разговор приобретал для него скрытый смысл, почти символическое значение. Жорж понимал, что он, так долго хваставшийся отсутствием родственников, теперь должен интересоваться этой чужой для него семьей, разделять их скорбь по усопшим, радоваться их успехам по службе, рождению детей. Обычаи этой семьи, с которыми ему придется познакомиться, постепенно, почти незаметно будут влиять на него: подобно тому, как пожилые супруги становятся похожи друг на друга словно брат и сестра, он переймет причуды этих людей, кулинарные пристрастия и, быть может, политические взгляды. Жорж вполне допускал такую возможность. Ему исполнилось тридцать пять лет. Кем он был до сих пор? Он писал картины, но они не так хороши, как ему хотелось бы, а успех радовал его меньше, чем он мог предполагать. Как пловец, решившийся пойти ко дну, позволяет пучине засосать себя, так он предастся обычной, удобной жизни, вполне удовлетворяющей других. Он будет еще писать картины — для развлечения, управлять своим состоянием, они будут устраивать приемы. Вот оно банальное, благопристойное счастье в духе семейных традиций, с которыми он, казалось, порвал, — законное, но в то же время сладостное. Жорж представил себе жизнь на даче на берегу моря или лето в деревне: дети на лужайке, жена в широком пеньюаре разливает на балконе утренний чай, от довольства и полноты жизни ее красота расцветает еще пышнее. Жанну растрясло в поезде, она почувствовала головную боль и сняла шляпу. Жоржу не понравилась ее прическа. У парикмахера Лауры вкус лучше, он отведет жену к нему.
Холодало. Жорж встал, чтобы поднять стекло, но, вспомнив, что должен заботиться о жене, снова сел и спросил, не свежо ли ей. Он поинтересовался ее дорожным несессером, даже попытался открыть флакон, пробка которого была слишком туга. Вечер, словно огромный веер, медленно и мягко скрадывал окрестности. Пресная обыденность этой минуты заставила Жоржа вспомнить романтическую пору начала их любви, жена вдруг стала для него такой дорогой, сулящей столько надежд, она как будто несла в себе их счастливое будущее, точно ребенка, которого могла произвести на свет она одна. Беседа, отвлекшая и успокоившая Жоржа, все чаще прерывалась молчанием. Он подумал, что хрупкий барьер слов, отделяющий его самого от его мыслей, может внезапно исчезнуть, оставив его наедине с самим собой, вернее, наедине с женой.
III
Поезд остановился на границе, прервав вынужденное бездействие путешествия. Дверь открылась, Жорж вышел первым и протянул руку жене. Жанна легко спрыгнула на перрон. Ее грациозное движение напомнило Жоржу Андромеду с одного римского барельефа, это ему понравилось: он начинал относиться к жене как к своей собственности. Таможенные формальности закончились быстро, чиновники украдкой бросали взгляды на молодую женщину, это польстило мужскому самолюбию Жоржа и даже немного развеяло его грусть.
Через несколько часов поезд прибыл в Монтрё. Омнибус доставил молодоженов в отель. У подъезда рассыльный взял их багаж, администратор показал комнаты, спросив, одну или несколько они хотят снять. Не получив ответа, он скромно удалился. Жорж посмотрел на жену, их взгляды встретились.
Снимем эту? — спросил он.
Конечно, если хотите, — ответила Жанна.
Это была большая комната с двуспальной кроватью почти непристойной белизны. Вернулся администратор.
— Эта нам подойдет, — сказал Жорж.
В угодливости администратора ему почудилась легкая насмешка.
Принесли багаж. Жанна расположилась у зеркала, медленно сняла шляпу, перчатки, пальто. Чувствовалось, что эти привычные, неизменные жесты, которые она, вероятно, часто повторяла в своей девичьей комнате, придавали ей уверенность. Жорж смотрел, как коридорный размещает чемоданы, снимает с них ремни. Коридорный ушел, они остались одни. Жорж посмотрел на жену: она была высокой и тоненькой, словно слишком быстро вытянувшаяся девочка. Зеркало как бы удваивало ее, лишая преимущества быть единственной. Жанна причесывалась; она подняла руки, и от этого движения обозначилась молодая грудь. Жорж молча обнял жену, запрокинул ей голову и крепко поцеловал в губы. Жанна не ответила на поцелуй, только прошептала:
— Прошу вас...
И он не понял, сказала она так из чувства приличия или от застенчивости. Жорж отошел от жены и спустя минуту произнес:
— Вы на меня сердитесь?
Жанна знаком ответила: нет. Жорж почти желал, чтобы она его не любила, тогда он смог бы бороться за нее и почувствовать удовлетворение от завоевания и победы. Глядя, как Жанна раскладывает свое белье, Жорж стал думать о ее теле, — ничем не занят, он смущался не меньше, чем она. Тогда- он сказал, что спустится в салон полистать вечерние газеты, и с застенчивостью, раздосадовавшей его самого, добавил, что вернется через час. Жанна ответила утвердительным кивком головы, принятым им за ласку. Жорж подошел к ней, поцеловал без прежней страсти и вышел.
В холле Жорж взял сигару, зажег ее и сел. В голове его был такой сумбур, что это было равнозначно пустоте. Он попытался вспомнить, на каком этаже, втором или третьем, размещалась их комната; с отвращением подумал об одной из своих неоконченных картин; удивленно обнаружил, что забыл имя известного персонажа Бальзака, попробовал его вспомнить, перебирая одну за другой все буквы алфавита, но в конце концов решил, что это не имеет значения. Потом вдруг вспомнил: Лаура была приглашена какой-то киностудией на роль мадам де Серизи. А кто у Бальзака мадам де Серизи? Жорж пересел к столику, полистал газеты; внимательно, пытаясь понять, два раза кряду прочел передовицу в «Журналь де Женев». Из последних новостей он узнал: авиатора, пересекшего Атлантику, встретили с энтузиазмом, — Жорж подумал, что не хотел бы оказаться на его месте; в Германии началась эпидемия оспы — он был вакцинирован; акции компании «Де Бирс», которыми он владел, упали на тысячу франков. Жорж отбросил газету. Он подавил желание немедленно подняться в номер, чтобы застать жену во время ее приготовлений к ночи, и дал себе зарок дождаться, пока кончится сигара. Потом принялся ходить взад-вперед, разглядывая афиши, расклеенные на стенах, пытаясь убить время, заказал чашку чая и рассердился на замешкавшегося официанта. Часы показывали одиннадцать. Он разглядывал черные силуэты женских фигур, которые на фоне входных дверей холла отчетливо обрисовывались под прозрачными платьями. Платья Лауры стоили ему очень дорого: подумав о последних оплаченных счетах, Жорж еще раз порадовался разрыву с любовницей. Внезапно он вспомнил, как ее голая нога белела на боковине кровати, словно ампирная накладка, по ошибке сделанная из мрамора, а не из золоченой бронзы. Захваченный этим воспоминанием, он попытался удержать его, чтобы прийти к жене с пылом страсти, которую ему не удавалось почувствовать. На мгновение он ощутил дурноту, потом это прошло. Часы показывали четверть двенадцатого. Жорж встал, бросил взгляд в зеркало: он был до смешного бледен. Отказавшись от лифта, чтобы не оставаться наедине с лифтером, он медленно, почти через силу, поднимался по лестнице, пытаясь убедить себя, что учащенное сердцебиение вызвано подъемом на четвертый этаж. Подойдя к двери номера, Жорж подумал, надо ли постучать. Он постучал сначала тихо, потом громче — ответа не было. Подождав немного, он повернул ручку и медленно открыл не запертую на ключ дверь. Лампы были погашены, комната тонула в полумраке, только открытое окно связывало их с внешним миром, в котором царила ночь. Жорж вошел в комнату и увидел, что жена лежит, прижавшись к стене; она старалась занимать как можно меньше места, и кровать казалась пустой.
— Это я, — сказал Жорж.
Он бесшумно подошел к кровати и, присев на краешек, пробормотал:
— Не уступите ли вы мне немного места, Жанна?
