Андрей Упит - Причины и следствия
— Ох! Боже мой!
Она откинулась назад ровно настолько, насколько до этого нагнулась вперед. Зонтик выпал у нее из рук, выпала и чешуйчатая серебряная сумочка-помпадур. Золотые часики на цепочке выскользнули из-за пояса и повисли на животе. Сквозь желтые пятна на лице проступила смертельная бледность. Госпоже Либесман показалось, что в дом ворвались грабители, что Рига горит… Сотни догадок, одна другой страшнее, молниеносно пронеслись в ее голове.
Это было ужасно, но дальше случилось нечто еще более ужасное.
Что-то мягкое ударило в ухо госпожу Либесман, а в другое крикнул что-то сердитый голос.
Это ей-то! Жене оптового торговца и владельца этого дома! Кто же это? Уж не та ли авантюристка… конторщица — квартирантка с пятого этажа!
Задыхаясь, теряя сознание, госпожа Либесман прислонилась к двустворчатой двери своей квартиры. Пальцы никак не могли нащупать кнопку звонка.
Госпожа Либесман забарабанила в дверь кулаками.
— Анна!.. Анна-а!
2
Анна рванула дверь и подхватила сильными руками госпожу Либесман. Прибежала она прямо из кухни, с засученными рукавами, руки по самые локти в муке.
— Барыня! Что случилось? Барыня!
С трудом поддерживая слабеющую хозяйку, она повела ее по коридору. Анна отлично знала свою барыню и не придавала особого значения ее нежданному вторжению. Мысли ее занимали щуки, жарившиеся в кухне на сковороде, и она сердилась на то, что барыня, словно клещ, вцепилась в нее так, что и не оторвать.
Анна втащила госпожу Либесман прямо в столовую и усадила на стул.
— Ну вот, посидите здесь. Все обойдется, все обойдется!
И убежала в кухню. Так и есть: щуки начали подгорать. Анна стала сердито поддевать их ножом и повертывать на другую сторону. Так и есть… Сизый чад и запах пригорелого масла ударял в нос. Что-то теперь барин скажет? Ведь ему и так никогда не угодишь…
Барыня в столовой громко стонала. Возвратясь, Анна застала ее совсем обессиленной: лицо побагровело и покрылось потом, глаза расширились от ужаса.
— Что с вами? Господи, что с вами?
Но барыня только стонала и бессмысленно водила вокруг руками. Вот она заплакала, и крупные слезы потекли у нее по носу и губам. Потом вздрогнула, словно ужаленная, и закричала.
Анна перепугалась не на шутку. Дело-то, видать, серьезное. Судороги, истерика и тому подобное… Она расстегнула барыне платье, стала успокаивать как умела, расспрашивать. Совала ей под нос флакончики с одеколоном и нашатырным спиртом, но все напрасно. Барыня только давилась, вздрагивала и плакала крупными слезами. Но вот она стала сползать со стула. Анна кое-как дотащила ее до спальни и уложила в постель. Тогда барыня стала метаться и время от времени вскрикивала истошным голосом.
Да, дело плохо. Анна начала догадываться, хотя ей и стыдно было об этом думать. Она бросилась в кухню и завернула газовый кран. Щуки стали пригорать и с другого бока. Но Анна больше не думала о них, а бросилась в кабинет к телефону. Она долго крутила ручку телефонного аппарата, словно это была кофейная мельница.
— Господин Либесман? Да?.. Это Анна… Анна, да! Скорее идите домой. Барыня заболела… Заболела, говорю! Бегом бегите… ужасно больна… Что? Через полчаса? Нет, сейчас же! Я не знаю, что с ней. Мне кажется — ну вы сами знаете… Сейчас? Хорошо, только поскорей. Пожалуйста, поскорее…
Но господину Либесману не так-то просто было вырваться домой. Вот уже второй день, как заседал он с господином Ротфинком и господином Приеде и вместе с ними калькулировал, на сколько надо повысить цену на сахар. Рубль с каждым днем поднимался в цене; однако следовало, чтобы подорожал и сахар. В руках этих троих людей были сосредоточены самые крупные запасы сахара, так что они и устанавливали цены на него. Дело это, однако, было весьма сложное. Нельзя было считаться только со сложившейся ситуацией, следовало обсудить и взвесить виды на ближайшее будущее. Господин Ротфинк, как самый молодой и горячий, предлагал в перепродаже и розничной торговле повысить цену с двадцати двух до двадцати восьми рублей. Господин Приеде считал, что следует повысить цену всего на два рубля за фунт. Господин Либесман колебался между тремя и четырьмя рублями надбавки. Накануне они так и не достигли согласия, не было ни малейших видов и на то, что оно будет достигнуто и сегодня. Вопрос оказался сложным. Мелкие торговцы, ожидая перемен, стали придерживать свои запасы. В утренней газете уже появилось сообщение, что сахар почти невозможно достать и завтра последует полный кризис.
И именно в этот момент господина Либесмана вызвали домой!
Вконец расстроившись, он положил трубку и бросился к столу, за которым, перебивая друг друга и размахивая руками, спорили господа Ротфинк и Приеде.
— Извините, господа, но мне надо немедленно ехать домой.
Но его никто не слушал. Господин Приеде в этот момент перегнулся через стол, пытаясь ухватить господина Ротфинка за пуговицу пиджака.
— Позвольте, позвольте… Ваши расчеты неверны. Я допускаю, что в данный момент шесть рублей на фунт, конечно, больше, чем два рубля. Но ведь мы не сворачиваем наше предприятие с сегодняшнего дня, верно? Нам необходимо считаться с кредитоспособностью покупателей. Да и кроме того, у нас есть достоверные сведения, что чехословацкий синдикат в ближайшее время понизит цены. И так как наши запасы сравнительно невелики…
Господин Ротфинк схватил господина Приеде за руку.
— Милейший господин Приеде! Будущее — пусть даже ближайшее будущее — не является для нас фундаментом. На нем мы ничего не можем строить. Будущее полно всяких неожиданностей. Можете ли вы гарантировать мне, что пошлина на ввозимый в страну сахар не будет повышена? Можете вы мне гарантировать это?
Господин Либесман стукнул кулаком по столу.
— Господа! Господа! Мне необходимо уехать…
Господин Приеде схватил со стола карандаш и вытащил из кармана записную книжку.
— Позвольте… Я сейчас…
— Лучше не пытайтесь. Вы меня не переубедите. Мне кажется, что если я имею в данном случае право голоса, если вы считаете, что я так же заинтересован…
Господин Либесман повернулся, сорвал с вешалки пальто и шляпу. И только тогда, когда он уже был в дверях, компаньоны его опомнились.
— Помилуйте, куда это вы? Что вы?
И в следующее мгновение четыре руки схватили его за пиджак, за полы пальто, за талию.
— Извините… у меня жена… вы понимаете… На полчаса…
Телефон снова зазвонил как ошалелый. Господин Либесман вырвался, бросился вниз по лестнице и вскочил на первого попавшегося извозчика. И, только доехав до угла, он спохватился и дернул извозчика за рукав.
— Сколько?
Извозчик в ответ лишь натянул вожжи.
— Сами знаете, барин.
Несмотря на все свое волнение, господин Либесман не лишился еще практической сметки.
— Нет, я хочу знать, сколько?
— Если сотню, не будет дорого?
— Что? Сотню? Останавливай, я вылезаю. Пятьдесят, больше я никогда не плачу.
Извозчик хлестнул лошадь.
— Ладно, сойдемся на семидесяти пяти.
Господин Либесман хотел было вылезти, но вовремя спохватился. За то расстояние, что проехали, все равно придется платить. А другого извозчика поблизости не видать. Трамвая возле остановки нет. Да вот и остановку проехали, и извозчик свернул на широкую, довольно пустынную улицу. Ничего — можно заплатить. Ведь это его первенец. Да если еще сын…
Дорогой он заранее вынул деньги. Чуть было не позабыл сунуть обратно в кошелек новую четвертную, а на ее место всунуть между двумя другими порванную, кое-как склеенную бумажку, которую вчера не взяли у него в кондитерской. Скомкав в кулаке деньги, господин Либесман подтолкнул извозчика в спину.
— Скорей, скорей! У меня жена умирает…
— Жена? Ага… Ничего, доедем…
Извозчик сделал вид, что подгоняет лошадь. А господину Либесману казалось, что она топчется на одном месте. Всеми своими помыслами, всем своим существом он стремился вперед к дому, который был уж ему виден. А если первенец будет сыном… Ему очень хотелось поделиться с извозчиком, рассказать ему, что у него ожидается прибавление семейства. Но вот и шляпный магазин… «Парфюмерия»… вот и меблированные комнаты… Приехали.
Господин Либесман соскочил с пролетки и бросился вверх по лестнице.
Положение оказалось серьезным. Клара каталась по кровати и громко стонала. Господин Либесман совсем растерялся. Позвонил доктору Барону. Того не оказалось дома. Доктора Скуйи тоже. Больше он не стал звонить. Написал несколько слов на визитной карточке и погнал Анну к доктору Сливовицу. А сам бегал вокруг Клары, не зная, что делать.
Телефон звонил не переставая. Ну, конечно, — Ротфинк и Приеде. Трубка дрожала у него в руках. Голос охрип. А тут у Клары началась очередная схватка, она завопила на весь дом, и ни слова нельзя было разобрать.
