Ингман Бергман - Фанни и Александр
Под покатым полом есть два трюма, один под другим. Там чахнут дряхлые, теперь уже списанные деревянные механизмы для смены кулис, приведения в действия потайных люков и для других таинственных целей. В верхнем трюме на бесконечных стеллажах хранится театральный реквизит. Склад мебели находится в нижнем трюме. Транспортировка осуществляется с помощью допотопного подъемника, работающего на ручной тяге. В углу нижнего трюма есть люк с тяжелой железной крышкой, под которой бурлит черная вода, по виду бездонная. С водой и люком связано ужасное преступление, а возможно, история с привидением. В брандмауэре имеются два высоких узких оконца, и иногда после окончания репетиций машинист открывает ставни. Солнечный свет врывается в помещение длинным, узким, резко очерченным лучом, мелкая пыль сцены клубится в потоке воздуха. Поскольку задняя стена театра выходит во двор, где растут два-три раскидистых дерева, в помещении очень тихо. Случается порой, что в темное пространство сцены залетит случайно какая-нибудь птица и, испуганно хлопая крыльями и непрерывно пища, устремляется к колосникам и к почерневшим потолочным балкам. Когда птица умолкает, тишина становится волшебной: слышатся давно угасшие голоса, мелькают бесплотные тени — следы неутоленных страстей. Пыльный воздух, прорезанный клиньями солнечного света, густеет от давным-давно умолкших голосов и замерших движений.
Занавес представляет собой спадающие величественными складками куски ткани, украшенные лентами и золотыми кистями. Но с изнанки он серого цвета, в заплатках, с нашитыми крест-накрест рейками. На уровне глаз проделана дырка для того, чтобы актеры, оставаясь невидимыми, могли обозревать и считать зрителей. Слева расположен крошечный закуток режиссера, где имеются звонки и мегафон, а также два каната — один управляет завыванием ветра, второй раскатами грома. Над сценой витает неистребимый запах пыли, коптящих угольных печей и дохлых крыс.
Уютный зрительный зал имеет форму подковы, в нем есть партер из шестнадцати изогнутых дугой рядов кресел, обтянутых потертым красным плюшем, два плавно закругленных балкона и галерка. Нижний балкон разделен на ложи, по шести стульев в каждой, с отдельными входами. На верхнем балконе стоят узкие деревянные скамейки, обтянутые красной тканью. На галерке места только стоячие, но и билет туда стоит всего лишь двадцать пять эре, да к тому же, если пожелаешь, можешь принести с собой стул. Справа и слева от сцены — две элегантные, вместительные ложи. Одна предназначена для правления театра, а вторая предоставляется в распоряжение губернатора и бургомистра или Короля, если тому придет в голову посетить Городской Театр, чего ещё ни разу не случалось.
Потолок зрительного зала расписан знаменитым сыном Города. Роспись считается в высшей степени ценной, хотя с годами она потемнела. На ней изображены парящие среди облаков греческие боги, которые чествуют юную Талию с нежными правильными чертами лица Хелены Мандельбаум. Это знак преклонения Оскара Экдаля Первого перед своей женой, который обошелся ему в несколько тысяч риксдалеров, о чем он часто с гордостью упоминал. Вокруг божественной картины подвешены шесть хрустальных люстр, мягкий мерцающий свет которых придает залу особую красоту. Разница между сценой и залом бросается в глаза. Зал наряден, хорошо убран, сверкает чистотой. На сцене грязно, пыльно, отдает запустением.
Не забыли в Театре и о плотских радостях. На уровне первого ряда расположена ресторация, где заправляет младший брат Оскара, Густав Адольф Экдаль. Блюда здесь так аппетитны, напитки всегда подаются охлажденными до нужной температуры, а обслуга столь предупредительна, что иные зрители отдают предпочтение материальному вдохновению Густава Адольфа перед вдохновением более духовного свойства его брата. Иногда оживление становится настолько громогласным, что приходится срочно посылать туда кого-нибудь из учеников с просьбой умерить веселье, потому что оно всерьез портит впечатление от какого-нибудь большого монолога или трогательной сцены. В остальном же отношения между братьями отличаются большой сердечностью.
И наконец, несколько слов о публике. Театр дает представления каждый вечер в течение восьми месяцев (на Рождество, в Страстную пятницу и на Пасху Театр закрыт). Через каждые три недели показывается премьера, и в принципе на премьерах бывают одни и те же зрители, которые, таким образом, смотрят все девять спектаклей. Это верная, хотя и несколько консервативная публика. Оскар Экдаль остерегается экспериментов. К Стриндбергу и Ибсену относятся подозрительно и потому их пьесы играют редко.
3
Когда Оскар Экдаль Первый женился на Хелене Мандельбаум, он купил не только Театр, но и роскошный каменный дом на другой стороне площади. Семейство заняло верхний этаж, оборудованный всевозможными удобствами. Дом отличался широким гостеприимством, а хозяйка — фру Хелена — вызывала всеобщее обожание и восхищение. После смерти Оскара Первого вдова предложила разделить апартаменты на две половины. Что и было сделано с помощью стены, возведенной посередине вместительной столовой. В стене скрывалась практически невидимая потайная дверь, которую с одной стороны закрывала внушительных размеров изразцовая печь, а с другой — пузатый буфет. Взрослые члены семьи дверью никогда не пользовались.
Оскар Экдаль Второй и его красавица жена Эмили заняли, как мы уже говорили, более солнечную часть квартиры, выходившую окнами в Городской парк с его кудрявыми вязами, покрытыми сочной травой лужайками, клумбами, фонтанами и статуями.
Отношения между молодой семьей по одну сторону потайной двери и свекровью по другую сторону были с самого начала разумными, но вряд ли сердечными.
Одной из причин такой сдержанности в отношениях послужила великая перестановка. Молодые совершили длительное свадебное путешествие по Центральной Европе, осматривая её широко открытыми, горящими от любопытства глазами. Таким образом они открыли для себя новый стиль мебели, пришедшийся им по вкусу, и им захотелось меблировать и свою квартиру в таком же духе. Оскар, который вообще-то был непритязательным человеком и слабым актером, знал, чего он хочет, и обладал талантом осуществлять свои идеи. К ужасу матери, старую мебель вывезли на театральный склад, апартаменты заполонили маляры, обойщики, водопроводчики и электрики. Светлые стены, легкие занавеси из набивного полотна с цветочным рисунком, простые драпировки, вместительная ванная с устройством для подогрева воды и ватерклозет — таковы были результаты их соединенных усилий. Старые дощатые полы покрыли линолеумом, а потемневший, скрипучий паркет застелили коврами с удивительными узорами. Ко всему этому добавилась мебель в чистейшем стиле модерн, сделанная по чертежам приезжего архитектора. Старую квартиру было не узнать, она наполнилась светом и воздухом.
Хелена Экдаль отреагировала на перемены вежливым молчанием, подозревая в них запоздалый бунт против родительской власти, что соответствовало истине. Винила она в этом невестку, но тему эту в разговорах никогда не затрагивала. Оскар безуспешно пытался уговорить мать установить центральное отопление и разобрать устаревшие голландские печи. К его изумлению, мать разразилась слезами, и в придачу ему пришлось выслушать упрек в том, что он, вероятно, больше её не любит. Оскар так и не смог понять, какая существует связь между центральным отоплением и его любовью к матери, но решил больше не касаться этого вопроса.
Со временем в квартире все же провели телефон, и теперь можно было, не встречаясь, справляться о здоровье и других предметах. Враждебности в отношениях между двумя семействами никогда не было, враждовали между собой только кухарки — выдающиеся художественные натуры и незаурядные личности. Кухарка фру Хелены была женщиной старой, никто не знал её настоящего возраста, она переходила по наследству от одного поколения семьи Экдаль к другому, отягощенная знаниями и традициями; другая кухарка — плотного сложения дама средних лет — придерживалась новомодных идей по поводу воспитания и еды. Пока в семье молодых Экдалей не появились дети, соперницы сохраняли мрачный, христиански окрашенный нейтралитет, но как только малыши начали бесцеремонно бегать из одной кухни в другую, между кухарками разгорелась ожесточенная вражда, продолжавшаяся до того самого дня, когда Александру исполнилось двенадцать лет и старая фрекен Вега внезапно умерла, склонившись над недоделанным именинным тортом.
Осенью 1895 года Эмили уехала на гастроли в Гельсингфорс. Через год она разрешилась (после десятилетнего бесплодия) дочерью, названной Амандой.
В театр приняли молодого и очень способного актера с романтической внешностью. Пришло время сыграть «Даму с камелиями» с Эмили в роли несчастной гетеры и господином Пальмлюндом в роли пылкого Арманда. Спектакль стал одним из самых крупных успехов театра и был сыгран сорок шесть раз, редкий случай в этом театре. Новичок получил ангажемент в Столице, а Эмили — как утверждали некоторые — видели с покрасневшими от слез глазами и сбившейся на сторону прической. Она родила сына, которого назвали Александром. Мальчик был маленький и слабенький, крестить его пришлось в больнице, но постепенно, благодаря нежным заботам матери, он выправился.
