Чарльз Диккенс - Замогильные записки Пикквикского клуба
— Пойдемте, пойдемте, — сказал жирный парень нетерпеливым тоном, — я угощу вас отличным пирогом с дичью.
С этими словами жирный детина пошел вниз, в общую столовую, сопровождаемый хорошенькой девушкой, приводившей в изумление всех служителей этого трактира.
Подали пирог с дичью, о котором молодой человек мечтал заранее с таким упоительным восторгом. Блюдо картофелю, кружка портеру и бифштекс явились также к его услугам.
— Садитесь, — сказал жирный парень. — Ох, как же я голоден!
Юноша и молодая девушка уселись за маленьким столиком друг против друга.
— Угодно вам этого? — сказал жирный парень, вонзая нож и вилку в самую середину пирога с дичью.
— Немножко, — отвечала Мери.
Отделив частичку хорошенькой гостье и угостив себя огромным куском, жирный детина хотел было резать еще, как вдруг нож и вилка выпали из его рук: он облокотился на стул, положил руки на колени и сказал с большим чувством:
— Ох, какой лакомый кусочек!
Это был, в собственном смысле, комплимент пленительный и нежный; но в глазах молодого джентльмена засверкали такие странные желания, которые могли принадлежать только истинному людоеду.
— Что это вы говорите, мистер Джозеф? — сказала вспыхнувшая Мери.
Жирный детина отвечал тяжелым вздохом и затем, помолчав несколько минут, выпил полкружки пива. Совершив этот подвиг, он вздохнул опять и отрезал себе новый кусок пирога.
— Как хороша молодая ваша леди, мисс Эмилия! — сказала Мери после продолжительного молчания.
Жирный парень между тем доконал весь пирог. Он устремил глаза на молодую девицу и отвечал:
— Я знаю молодую леди получше ее.
— Право?
— Да-с.
— Как ее зовут?
— A вас как?
— Мери.
— И ее также. Да это вы и есть.
И жирный детина оскалил зубы, воображая, что он вызывает на свое лицо пленительную улыбку.
— Нет, вы не должны мне говорить этого, сэр, — сказала Мери, потупив глазки.
— Отчего же?
— Оттого, что вы этого не чувствуете.
— Вот и неправда! Очень чувствую, ей-богу.
Продолжительная пауза.
— A часто вы сюда ходите? — спросил жирный детина.
— Нет, не часто. Сегодня вечером я уйду домой.
— О, приходите почаще, мисс Мери!
— Зачем?
— Я стал бы всегда вас угощать сладкими пирогами, — сказал жирный детина в порыве сильного чувства.
— Извольте, я стану временами навещать вас, если вы сделаете мне одолжение.
— Какое?
— Молодая леди желает, чтоб вы не говорили старому джентльмену о том, что видели наверху. Я прошу вас также молчать об этом.
— Я буду молчать, вот увидите. Еще что?
— Больше ничего, — сказала Мери. — Мистер Снодграс любит мисс Эмилию, и мисс Эмилия влюблена в мистера Снодграса. Если вы станете говорить об этом, старый джентльмен увезет вас опять в деревню далеко-далеко, и вы никого не увидите более.
— Нет, нет, я буду нем, как рыба.
— И прекрасно. Теперь я пойду наверх готовить обед.
— Погодите еще хоть минуточку! — сказал Джо умоляющим тоном.
— Нет, нельзя. Прощайте, мистер Джозеф.
Жирный детина, с любезностью слона, протянул обе руки, чтоб заключить в объятия молодую девицу; но так как он был слишком толст и неповоротлив, то мисс Мери ускользнула от него без всяких затруднений, после чего он допил портер и заснул.
Говор в гостиной продолжался своим чередом безостановочно и быстро. Надлежало окончательно устроить благонадежный план бегства и взять прочные меры относительно тайного брака в случае непреодолимых сопротивлений со стороны старика Уардля, и все эти переговоры, многосложные и запутанные, заняли столько времени, что до обеда оставалось не больше получаса, когда мистер Снодграс решился взять шляпу и проститься с прекрасными леди. Дамы пошли одеваться в спальню мисс Эмилии, а молодой джентльмен пошел домой. Но лишь только он переступил порог гостиной, как внизу раздался громкий голос мистера Уардля. Перегнувшись через лестничные перила, мистер Снодграс действительно увидел этого джентльмена, сопровождаемого другими джентльменами, которые вместе с ним также шли наверх. Незнакомый с устройством этого дома, влюбленный юноша, не зная, что делает, машинально опять отступил в комнату, которую только что оставил, и, пройдя оттуда в спальню мистера Уардля, тихонько затворил дверь в ту самую пору, как джентльмены вошли уже в гостиную. То были: мистер Уардль, мистер Пикквик, мистер Натаниэль Винкель и мистер Бен Аллен. Всех их нетрудно было узнать по голосам.
— Хорошо, что у меня достало духу скрыться от присутствия всех этих господ, — с улыбкой подумал мистер Снодграс, подходя на цыпочках к другой двери за кроватью, — отсюда, разумеется, можно пройти в коридор, и, стало быть, я могу удалиться незаметно, с большим комфортом.
Оказалось совершенно непредвиденное препятствие для этого комфортного выхода: дверь была заперта, и ключа не было в замке.
— Давайте нам самого лучшего вина, какое только у вас есть, — сказал старик Уардль, потирая руки.
— Вино у нас первого сорта, к вашим услугам, сэр, — отвечал буфетчик, к которому относились эти слова.
— Доложите дамам, что мы их ожидаем.
— Слушаю, сэр.
Искренне и усердно желал мистер Снодграс, чтоб дамы проведали также о его несчастном положении в спальне старого джентльмена; но судьба противопоставила непреодолимые препятствия к выполнению этого невинного желания. Напрасно шептал он через замочную скважину: «Буфетчик, буфетчик!» — этот джентльмен ничего не слыхал и равнодушно спустился с лестницы, не обратив никакого внимания на усиленный шепот. Приведенный в отчаяние, мистер Снодграс сел на чемодан и задрожал.
— Перкера мы ждать не станем, — сказал Уардль, взглянув на свои часы, — он всегда аккуратен, как часовая стрелка, и будет ровно в пять, если вздумает прийти. А если нет, так ждать нечего. — Ба! Миссис Арабелла!
— Сестра! — воскликнул мистер Бенжамен Аллен, заключая ее в свои нежные объятия.
— Ах, Бен, как от тебя пахнет табаком, мой друг! — сказала Арабелла, несколько озадаченная этим энергичным обнаружением братской любви.
— Неужто! — сказал мистер Бенжамен Аллен. — Ну, пусть себе пахнет, а я все-таки рад тебя видеть. Благослови тебя Бог, сестрица!
— Да не ломай же меня, бога ради! — сказала Арабелла, целуя брата. — Ты меня совсем уронишь.
Таким образом, примирение между братом и сестрой утвердилось на прочном основании. Выпустив из рук Арабеллу, Бен Аллен окинул всех зрителей самодовольным взором.
— Не скажете ли чего мне, миссис Арабелла? — громко заговорил Уардль, приближаясь к молодой леди с распростертыми руками.
— С вами я намерена говорить о многом, — шепнула Арабелла, принимая ласковые поздравления от старого джентльмена. — Вы человек бесчувственный, сэр, жестокий, бездушный.
— Спасибо на добром слове, — отвечал Уардль таким же тоном. — Вам, сударыня, мне придется, вероятно, отказать от дома. Подобные вам особы, самовольно вступающие в брак, не должны быть терпимы в порядочном обществе. Но еще об этом мы успеем переговорить, — прибавил громко старый джентльмен. — Давайте обедать. Вы сядете подле меня, миссис Арабелла. — Джо! Вообразите, однако ж, этот пострел не спит!
И действительно: жирный парень, к огорчению своего господина, находился в замечательном состоянии бодрствования. Глаза его были открыты широко, и во всех его движениях проявлялась какая-то необыкновенная юркость. При встрече с глазами Эмилии всякий раз Джо моргал, ухмылялся, и однажды Уардлю показалось, будто он даже подмигнул его дочери.
Эта радикальная перемена в обхождении жирного парня обусловливалась исключительно глубочайшим сознанием в личном достоинстве, которое он так неожиданно приобрел в лестной доверенности к себе молодых особ. Моргая, улыбаясь и подмигивая, он давал заметить прекрасным леди, что они могут совершеннейшим образом положиться на его скромность. Справедливо рассчитывая, что все эти гримасы могут скорее пробудить, чем усыпить подозрения посторонних наблюдателей, миссис Арабелла исподоволь хмурилась, косилась и качала головой, думая образумить жирного детину, который, однако ж, принимался моргать, ухмыляться и подмигивать еще сильнее, воображая, что юная леди хочет намекнуть ему этими жестами, чтоб он не изменил их заветной тайне.
— Джо, — сказал мистер Уардль после безуспешного поиска во всех своих карманах, — не на софе ли моя табакерка?
— Нет, сэр, — отвечал жирный парень.
— Ах, да, вспомнил: я оставил ее поутру на уборном столике. Сбегай в мою спальню.
Жирный парень пошел в другую комнату и, отлучившись не больше как на одну минуту, воротился с табакеркой и бледнейшим лицом, какое только может быть у жирного человека.
— Что с тобою? — спросил Уардль.
— Ничего-с.
— Не увидел ли ты домового, любезный?
— Нет-с.
— Должно быть, он хлебнул малую толику, — сказал Бен Аллен.
