Синклер Льюис - Том 1. Главная улица
Когда к пяти часам вернулся Кенникот, он постарался быть любезным, как подобает супругу хозяйки дома, хлопочущей за послеобеденным чаем. Кэрол настояла на том, чтобы мисс Шервин осталась к ужину, и попросила мужа пригласить Гая Поллока, расхваливаемого всеми адвоката, старого холостяка и любителя стихов.
Да, Поллок может прийти. Да, он уже оправился от гриппа, который в тот раз помешал ему быть у Кларков.
Кэрол уже жалела, что поддалась минутному порыву. Это, несомненно, самоуверенный политикан, который станет отпускать тяжеловесные шутки на тему о молодоженах. Но как только вошел Гай Поллок, она сразу увидела, что перед ней индивидуальность. Поллок был человек лет тридцати восьми, худощавый, молчаливый, почтительный. Голос у него был низкий.
— С вашей стороны было очень любезно пригласить меня, — сказал он, не прибавив к этому никаких юмористических замечаний и не спросив Кэрол, не находит ли она Гофер-Прери «самым оживленным городком на свете».
Она подумала, что под ровным серым тоном могут скрываться тысячи оттенков лилового, и голубого, и серебряного.
В разговоре за ужином выяснилось, что он любит сэра Томаса Брауна, Торо, Агнессу Реплие, Артура Саймонса, Клода Уошберна, Чарльза Фландро. О своих кумирах он говорил сдержанно, но, его охотно слушали и книжница Кэрол, и не жалевшая для него похвал мисс Шервин, и Кенникот, снисходительный к тем, кто развлекает его жену.
Кэрол недоумевала, почему Гай Поллок тянет лямку нудных судебных дел, почему он остается в Гофер — Прери. Спросить об этом ей было некого. Ни Кенникот, ни Вайда Шервин не поняли бы, почему такому человеку, как Поллок, не место в Гофер-Прери. Кэрол упивалась этим налетом таинственности. Она торжествовала, что у нее уже есть свой кружок с определенными литературными устремлениями. Теперь не за горами то время, когда она обогатит город веерообразными окнами. И знакомством с Голсуорси. Она не сидела сложа руки. Подавая наскоро приготовленный десерт — из кокосового ореха и апельсинных долек, — она воскликнула, обращаясь к Поллоку:
— Как вы думаете, не создать ли нам драматический кружок?
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Когда первый, еще нерешительный ноябрьский снежок мелкой крупкой запорошил голые комья на вспаханных полях, когда первый огонь запылал в топке центрального отопления — святая святых каждого жилища в Гофер-Прери, — Кэрол начала устраивать дом по — своему.
Она выбросила из гостиной старую мебель — дубовый стол с медными шишками, вылинявшие парчовые кресла и картину «Врач». Она отправилась в Миннеаполис и долго бегала по большим магазинам и антикварным лавчонкам Десятой улицы. Ей пришлось отправить свои сокровища багажом, хотя она, кажется, готова была повезти их с собой, в руках.
Плотники выломали перегородку между передней и задней гостиной, обратив их в одну длинную комнату, отделанную в желтых и синих тонах. На палевую стену Кэрол повесила широкий японский пояс с золотой вышивкой по ультрамариновому фону. Затем появились диван с голубыми подушками и золотыми шнурами и стулья, которые в Гофер-Прери казались слишком легкомысленными. Она вынесла священный фамильный граммофон в столовую и поставила на его место шкафчик, а на нем — приземистый синий кувшин между двух желтых свечей.
Кенникот не согласился строить камин: «Через два — три года у нас все равно будет новый дом».
Кэрол обставила только одну комнату. Муж дал ей понять, чтобы остального она не трогала, пока ему не выпадет какой-либо «крупный куш».
Коричневый куб дома встрепенулся, ожил. Теперь он приветствовал Кэрол, когда она возвращалась с покупками. Он больше не угнетал своей затхлостью.
Верховный приговор Кенникота гласил:
— По правде сказать, я боялся, что новые вещи будут неудобны, но этот диван, или как он там называется, и в самом деле лучше нашей прежней ухабистой кушетки, и вообще, как я посмотрю… Ну что ж, я полагаю, все это стоит затраченных денег!
Весь город интересовался отделкой квартиры. Плотники и маляры, не принимавшие непосредственного участия в работах, переходили через лужайку, чтобы заглянуть в окна, и восклицали: «Здорово! Вот так шик!» Дэйв Дайер, Гарри Хэйдок и Рэйми Вузерспун ежедневно осведомлялись: «Ну, как подвигается работа? Говорят, дом будет шикарнейший!»
Заинтересовалась даже миссис Богарт.
Миссис Богарт жила через улицу, за домом Кэрол. Она была вдова, видная баптистка и «образец добродетели». Она так тщательно воспитывала своих сыновей добрыми христианами, что один из них сделался содержателем бара в Омахе, другой — преподавателем греческого языка, а третий — Сайрус Богарт, мальчуган четырнадцати лет, который сидел еще дома, — был одним из самых отчаянных городских озорников.
Миссис Богарт принадлежала не к злобной разновидности «образцов добродетели», — то была ласковая, рыхлая, слезливая, вечно охающая, невыносимо скучная, нагоняющая тоску, неутомимо назойливая добродетель. В каждом большом птичнике можно найти таких старых негодующих кур, похожих на миссис Богарт, и даже на столе, когда их подают к воскресному обеду в жареном виде, с пышками, они не теряют этого сходства.
Кэрол заметила, что миссис Богарт наблюдает из своего бокового окна за ее домом. Кенникоты и миссис Богарт вращались в различных кругах, а это в Гофер-Прери означает совершенно то же самое, что и на Пятой авеню или на Мейфэр. Тем не менее почтенная вдова пришла с визитом.
Тяжело дыша, она вплыла в гостиную, вздохнула, подала Кэрол пухлую руку, вздохнула, метнула острый взгляд на приподнявшийся край юбки Кэрол, когда та заложила ногу за ногу, вздохнула, осмотрела новые голубые кресла, улыбнулась со смиренным придыханием и начала:
— Я давно уже собиралась к вам, дорогая, — мы ведь соседи, — но я хотела подождать, пока вы устроитесь… Вы должны непременно забежать ко мне… Сколько стоит такое кресло?
— Семьдесят семь долларов.
— Семьде… господи, помилуй! Ну что ж, я полагаю, если средства позволяют… Хотя мне иной раз кажется… как сказал однажды «наш пастор в баптистской церкви… Кстати, мы еще не видели вас там, а между тем ваш муж вырос в баптизме, и я надеюсь, он не станет чуждаться храма: ведь все мы знаем, что ни разум, ни мирские блага, ни что-либо другое не может сравниться с простотой и внутренним величием нашей веры, и пусть говорят что угодно о пресвитерианской евангелической церкви, но, конечно, нет церкви, которая имела бы такую светлую, славную историю или была бы так верна истинному духу христианства, как баптистская церковь, и… В лоне какой церкви выросли вы, миссис Кенникот?
— Гм… девочкой в Манкейто я ходила в конгрегационную церковь, но мой колледж был универсалистский.
— Так! Но поистине, как говорит библия, — кажется, это в библии, по крайней мере я слышала это в церкви, — и как всякий признает, молодой жене приличествует принять мужнин сосуд веры; поэтому все мы надеемся увидеть вас в баптистской церкви и… Как я говорила, я вполне согласна с преподобным Зиттерелом в том, что величайшее горе нашего народа — это отсутствие в наше время подлинной веры: в церковь ходят мало, катаются по воскресеньям в машинах и бог знает что еще выдумывают. Все же я полагаю, что главное зло — это ужасное швыряние деньгами. Люди воображают, что им нужны то ванны, то телефоны в их домах… Я слыхала, что вы продаете по дешевке вашу старую мебель.
— Да.
— Ну, вам, конечно, оно виднее, моя милая, но я невольно думаю, что когда матушка Уила жила тут и вела его дом (она заходила ко мне, и даже часто), то для нее это была достаточно удобная мебель. Ну хорошо, хорошо, будет мне ворчать, я только хотела вам сказать, что если вы убедитесь, как мало можно полагаться на эту непоседливую молодежь вроде Хэйдоков и Дайеров — один бог знает, сколько денег спускает за год Хуанита Хэйдок! — тогда, может быть, вам приятно будет вспомнить, что глупая старая тетка Богарт всегда тут, на месте, и господь знает, — зловещий вздох, — надеюсь, у вас и у вашего мужа все пойдет гладко, без болезней, и ссор, и мотовства, как это часто бывает с молодыми парами и… Впрочем, мне пора бежать, дорогая! Мне очень приятно и… Непременно загляните ко мне как-нибудь. Как здоровье Уила? Мне казалось, что он немного осунулся.
Прошло еще двадцать минут, прежде чем миссис Богарт окончательно выползла из входной двери. Кэрол вбежала назад в гостиную и распахнула окна. «От этой женщины остались следы пальцев в воздухе!»- сказала она.
IIКэрол была расточительна, но она по крайней мере не пыталась оправдываться, как другие, которые ходят и причитают: «Я знаю, что трачу ужасно много, но ничего не могу с собой поделать!»
Кенникот никогда не думал о том, чтобы выдавать ей на расходы определенную сумму. Когда Кэрол девушкой сама зарабатывала себе на жизнь, она говорила своим сослуживцам по библиотеке, что, выйдя замуж, она непременно будет получать определенные «ассигнования» и будет в этом отношении деловой и современной. Но это была слишком трудная задача — ласково доказать упрямому Кенникоту, что она не только веселый товарищ, но и практичная хозяйка. Она купила приходо-расходную книгу и аккуратно вела ее.
