Жорис-Карл Гюисманс - Без дна
— Да, и документы красноречиво об этом свидетельствуют. Я в любое время готов привести доказательства. В конце пятнадцатого века, то есть во времена Жиля де Рэ — если не углубляться в более ранние эпохи, — сатанизм, как ты и сам знаешь, был чрезвычайно распространен. В шестнадцатом веке дело обстояло еще хуже. Излишне, думаю, напоминать тебе о договорах с дьяволом Екатерины Медичи и Валуа, процессе над монахом Жаном де Во, дознаниях Шпренгера и Ланкра,{24} этих ученых-инквизиторов, которые отправили на костер тысячи некромантов и колдунов. Все это слишком хорошо известно. Я лишь упомяну случай не такой нашумевший, случай со священником Бенедиктом, который сожительствовал с демоном Армеллиной и святил облатки в перевернутом виде. Теперь о тех нитях, что тянутся в наш век. В семнадцатом столетии, когда начались процессы над ведьмами, когда заговорили об одержимых из Лудена,{25} черная месса процветает, но ее служат уже не так открыто. Если хочешь, приведу пример, один из многих. На этой мерзости специализировался некий аббат Гибур. На стол, служивший алтарем, ложилась женщина, голая или подобравшая одежду до подбородка, в продолжение всей службы она держала в вытянутых руках зажженные свечи. Гибур отправлял мессы на животе госпожи де Монтеспан, госпожи д’Аржансон, госпожи де Сен-Пон.{26} Впрочем, и при великом Людовике такие мессы не редкость. Для многих тогдашних женщин это было таким же интересным приключением, как для теперешних — сходить к гадалке. Ритуал был на редкость отвратительным. Как правило, для этого похищали ребенка, сжигали его в деревенской печи, потом собирали золу и, смешав с кровью другого — зарезанного — ребенка, получали месиво, подобное месиву манихейцев, о котором я только что говорил. Аббат Гибур совершал обряд, освящал облатку, разрезал ее на маленькие кусочки, обмакивал в кровь с золой, после чего использовал как хлеб причастия.
— Какой ужасный священник! — возмущенно воскликнула госпожа Каре.
— Да, этот аббат служил также другую мессу, она называлась… черт… не могу произнести этого вслух…
— Уж говорите, господин Дез Эрми, когда так ненавидишь эти вещи, как мы, можно все выдержать. Во всяком случае, это не помешает моей вечерней молитве.
— Моей тоже, — добавил звонарь.
— Ну ладно, эта месса называлась мессой спермы.
— О Господи!
— С самого утра облачившись в епитрахиль и орарь, Гибур служил эту мессу с единственной целью наделать из пшеничной муки заготовки для заговоров. Архивы Бастилии сообщают, что он вытворял это по просьбе некой госпожи Дез Эйе. Эта больная женщина дала свою кровь. Сопровождавший ее мужчина зашел за кровать в комнате, где все происходило, и Гибур собрал его семя в чашку. Потом он добавил крови и муки. После кощунственного обряда Дез Эйе унесла эту смесь с собой.
— Боже мой, какие отвратительные вещи творились, — вздохнула жена звонаря.
— Но в Средневековье, — сказал Дюрталь, — черную мессу{27} совершали по-другому: алтарем служил женский зад. В семнадцатом веке живот, а как сейчас?
— Сейчас женщины редко служат алтарем. Но не будем забегать вперед. В восемнадцатом веке мы по-прежнему находим — и сколько! — таких аббатов-святотатцев. Один из них, каноник Дюре, посвятил себя черной магии. Он занимался некромантией, вызывал дьявола. В конце концов его казнили как колдуна — в год 1718 от Рождества Христова. Другой, некий аббат Беккарелли, верил, что он воплощение Святого Духа, Параклета, и избрал в Ломбардии, которую он основательно взбудоражил, двенадцать апостолов и двенадцать апостолиц, чтобы проповедовать свой культ. Он злоупотреблял, как, впрочем, все подобные священники, связями как с женщинами, так и с мужчинами и служил мессу, не очистившись исповедью от своего блуда. Мало-помалу он дошел до того, что на своих извращенных богослужениях раздавал присутствующим возбуждающие похоть снадобья, имевшие одну особенность: мужчины, проглотившие их, верили, что обратились в женщин, женщины — что обратились в мужчин. Рецепт этих возбуждающих средств утерян. — Дез Эрми грустно улыбнулся. — Аббата Беккарелли ждал жалкий конец: за кощунственные действия его судили и в 1708 году приговорили к семи годам каторги.
— Со всеми этими ужасными историями вы и крошки в рот не положили, — сказала госпожа Каре, — возьмите еще немного салата, господин Дез Эрми.
— Нет, спасибо, сейчас самое время откупорить к сыру вино.
И он снял колпачок с горлышка одной из бутылок, принесенных Дюрталем.
— Какое превосходное вино! — радостно причмокнув, воскликнул звонарь.
— Это шинонское, очень недурное винцо. Я обнаружил его в кабачке на набережной, — сказал Дюрталь и после некоторого молчания вернулся к интересующей его теме: — Вижу, что традиция кошмарных преступлений не прерывалась со времен Жиля де Рэ. Во все века находились падшие священники, которые осмеливались совершать кощунственные злодеяния. Однако в наше время такое вряд ли возможно, сегодня детей не умерщвляют, как во времена Синей Бороды и аббата Гибура.
— Иными словами, правосудие ничего такого не находит. Однако убивают даже больше, но убивают строго определенные жертвы и способами, неизвестными официальной науке. Ах, если бы исповедальни могли говорить, — вздохнул звонарь.
— Но из кого сегодня дьявол вербует себе приверженцев?
— Из высших миссионерских чинов, духовников общин, прелатов и аббатис. А в Риме, центре сегодняшней магии, — из высшего духовенства, — ответил Дез Эрми. — Что же до мирян, то их набирают из богатых классов. Отсюда ты можешь догадаться, как заминают скандалы, когда полиция все же добирается до сатанистов. Но предположим, что жертвоприношения дьяволу обходятся без убийства — такое случается, когда на определенной стадии беременности вызывают у женщины выкидыш и приносят в жертву его. Но это только некое дополнение, так сказать приправа. Основная практика сатанизма состоит в совершении кощунственных действий над освященной облаткой, все прочее — декорации, которые могут быть разными. Строгого ритуала черной мессы в настоящее время нет.
— А что, для такой службы обязательно нужен священник?
— Разумеется, он один в силах совершить таинство евхаристии. Некоторые оккультисты, правда, заявляют, что были посвящены в сан, подобно святому Павлу, самим Господом, и воображают, будто в состоянии, как настоящие священники, служить мессу. Но это просто-напросто нелепица. Хотя сегодня настоящие черные мессы и отступники-священники встречаются нечасто, люди, одержимые манией святотатства, впадают в кощунственную ересь ничуть не меньше. Вот, например, в 1855 году в Париже существовало общество, состоявшее в основном из женщин; эти служительницы дьявола причащались по нескольку раз в день, однако Святые Дары не проглатывали, а задерживали во рту, потом же в каком-нибудь укромном месте выплевывали их, кромсали на части или оскверняли, прикладывая к нечистым частям тела.
— Ты это точно знаешь?
— Совершенно, эти факты приводились в религиозном журнале «Анналы святости»,{28} и Парижский архиепископ не смог их опровергнуть. Добавлю, что в 1874 году некоторых парижанок также подстрекали к этим омерзительным занятиям. За деньги те каждый день являлись в различные церкви к причастию.
— Это еще что! — воскликнул Каре и, поднявшись, достал из шкафа синюю брошюру. — Вот журнал «Голос недели» от 1843 года. Здесь написано, что в Ажене в течение двадцати пяти лет одно сатанинское общество постоянно служило черные мессы, разломав и изгадив три тысячи триста двадцать облаток. Епископ Ажена, хороший, ревностный прелат, не отважился отрицать, что в его епархии совершались такие ужасные вещи.
— Между нами говоря, — продолжал Дез Эрми, — девятнадцатый век изобилует священниками-святотатцами. К сожалению, доказать что-либо трудно, даже если располагаешь подлинными документами. Ни одни священнослужитель не станет хвастаться такими поступками. Те, кто служит богомерзкие мессы, скрываются и объявляют себя слугами Господа; они утверждают даже, что защищают Христа, изгоняя бесов из одержимых, хотя в действительности сами же создают и распаляют этих бесноватых. Так они обзаводятся — прежде всего в монастырях — собственной паствой, прикрывая свои губительные садистские безумства древней благочестивой завесой экзорцизма.
— В чем в чем, а в лицемерии они достигли настоящего совершенства, — подал голос Каре.
— Лицемерие и гордыня — вот главные пороки этих оборотней в сутанах, — поддержал его Дюрталь.
— Однако несмотря на самые хитроумные предосторожности, в конце концов все выходит наружу, — сказал Дез Эрми. — До сих пор я упоминал лишь сатанинские общества на местах. Но есть и другие, крупные, сильные, процветающие — и в Старом, и в Новом Свете. Сатанизм — и это веяние времени — стал, если можно так выразиться, более управляемым, более централизованным. У него есть теперь комитеты, подкомитеты, что-то вроде курии, наподобие папской, которая регламентирует деятельность своих тайных лож в Америке и в Европе. Самая внушительная из этих организаций — основанное около 1855 года Общество антитеургов оптиматов. Внешне сохраняя единство, оно распалось на два лагеря: одни хотели разрушить мир и царствовать на его обломках, другие о столь грандиозных перспективах и не помышляли, намереваясь лишь внедрить свой дьявольский культ, а самим стать его высшими служителями. Это общество имело резиденцию в Америке, откуда им руководил Лонгфелло, носивший титул верховного жреца Новой заклинательной магии. Кроме того, уже давно существовали его ответвления во Франции, Италии, Германии, России, Австрии и даже Турции.
