Альберто Моравиа - Конформист
У, как ты холоден, — сказала Джулия, откидываясь назад и глядя на него с улыбкой, — право слово, иногда мне кажется, что ты меня не любишь.
— Ты знаешь, что я тебя люблю, — ответил Марчелло.
Со свойственной ей непоследовательностью она перескочила на другую тему:
— Я так довольна… никогда еще я не была так счастлива… Кстати, знаешь, сегодня утром мама снова настаивала на том, чтобы мы заняли ее спальню… а она переберется в комнату в конце коридора… Что ты на это скажешь?.. Нам надо согласиться?
— Думаю, — сказал Марчелло, — ей бы не понравилось, если бы мы отказались.
Я тоже так думаю… представь себе, когда я была маленькой, то мечтала когда-нибудь иметь такую же спальню… а теперь уж и не знаю, так ли она мне нравится… А тебе нравится? — спросила она одновременно с удовольствием и сомнением, словно боялась его суждения о своем вкусе и хотела, чтобы Марчелло его одобрил.
Марчелло поспешно ответил:
— Очень нравится… комната такая красивая. — Он увидел, что его слова вызвали у Джулии явное удовлетворение.
Переполненная радостью, она чмокнула его в щеку и продолжала:
Сегодня утром я встретила синьору Персике… и пригласила ее на прием… представляешь, она не знала, что я выхожу замуж… она меня засыпала вопросами… когда я сказала ей, кто ты, она заявила, что знала твою мать… встретила ее на море несколько лет назад.
Марчелло не ответил. Говорить о матери, с которой он давно жил врозь и виделся редко, всегда было ему неприятно. К счастью, Джулия не заметила этого и, в силу своего непостоянства, снова сменила тему разговора:
— Насчет приема… мы составили список приглашенных… Хочешь посмотреть?
— Да, покажи мне его.
Она вынула из кармана лист бумаги и протянула жениху. Марчелло взял его и стал читать. Это был длинный список лиц, сгруппированных по семьям: отцы, матери, дочери, сыновья. У мужчин были указаны не только имена и фамилии, но и профессии: врач, адвокат, инженер, преподаватель, а при случае и почетные звания: командор, кавалер. Напротив каждой фамилии Джулия для пущей надежности проставила число составляющих семью: трое, пятеро, двое, четверо. Почти все имена были Марчелло незнакомы, и тем не менее ему казалось, что он давно знает их: это были представители средней и мелкой буржуазии, люди свободных профессий и государственные чиновники, все они, без сомнения, жили в таких же домах, как дом Джулии, с такими же гостиными, с такой же мебелью, у них были дочери на выданье, похожие на Джулию, и они выдавали их замуж за молодых выпускников и служащих, похожих, как он надеялся, на него самого. Он изучил длинный список, останавливаясь на некоторых, самых характерных и самых обычных именах.
Кто такой, например, Арканджели? — спросил он наугад, не удержавшись. — Командор Джузеппе Арканджели, жена Иоле, дочери Сильвана и Беатриче и сын, доктор Джино?
— Никто, ты их не знаешь… Арканджели был другом бедного папы по министерству.
— Где он живет?
— В двух шагах отсюда, на улице Порпора.
— А какая у него гостиная?
Какие ты чудные задаешь вопросы! — воскликнула она, рассмеявшись. — Какой она, по-твоему, должна быть?.. Гостиная, как наша, как другие… почему тебе так интересно знать, какая у Арканджели гостиная?
— А дочери помолвлены?
— Да, Беатриче… а что?
— А какой у нее жених?
Уф… еще и жених… хотя у жениха странная фамилия — Скиринци, он работает в кабинете нотариуса.
Марчелло заметил, что из ответов Джулии никак нельзя было понять, каковы же ее приглашенные. Возможно, в ее представлении у них было не больше отличительных черт, чем на бумаге: это были имена людей уважаемых, ничем не примечательных, обыкновенных. Он снова пробежал список и случайно остановился на другом имени:
— А кто такой доктор Чезаре Спадони, жена Ливия и брат, адвокат Туллио?
Он врач-педиатр… жена — моя школьная подруга… может быть, ты ее знаешь… очень хорошенькая, маленькая бледная брюнетка… а он — красивый молодой человек, утонченный, изысканный… брат тоже красавец… они близнецы.
А кавалер Луиджи Паче, жена Тереза и четверо сыновей — Маурицио, Джованни, Витторио, Риккардо?
Это еще один друг бедного папочки… сыновья — студенты… Риккардо еще учится в лицее.
Марчелло понял, что бесполезно пытаться добиться каких-то сведений о людях, внесенных в список. Джулия не могла бы сказать ему много больше того, что и так было ясно. И даже если бы она подробно рассказала ему о характере и жизни этих людей, сообщенные ею сведения не вышли бы за весьма убогие рамки ее суждений и ума. Он заметил, что испытывает почти сладострастное удовольствие, хотя и лишенное радости, от того, что благодаря своему браку становится частью этого столь заурядного общества. Тем не менее один вопрос так и вертелся у него на языке, и после некоторого колебания он решился задать его:
— Скажи мне… я похож на твоих приглашенных?
— В каком смысле?.. Внешне?
Нет… мне бы хотелось знать… по-твоему, есть ли у меня черты сходства с ними… в поведении, в характере, в манерах… в общем, похож ли я на них?
Для меня ты лучше всех, — пылко ответила она, — но в остальном — да, ты такой же, как они: изысканный, серьезный, тонкий… В общем, видно, что ты, как и они, порядочный человек… но почему ты спрашиваешь?
— Так просто.
Какой ты странный, — сказала она, глядя на него почти с любопытством, — обычно люди хотят быть непохожими на других… а тебе, напротив, словно хочется быть таким, как все.
Марчелло ничего не сказал и вернул ей список, холодно заметив:
— Во всяком случае, я совершенно никого не знаю.
А ты что, думаешь, я всех знаю? — весело спросила Джулия. — Многих знает только мама… к тому же прием пройдет быстро… один часик, и больше ты их никогда не увидишь.
Да нет, мне будет приятно их видеть, — возразил Марчелло.
Это я так сказала… а вот посмотри меню гостиницы и скажи мне, нравится ли оно тебе.
Джулия вытащила из кармана еще один листок и прочла вслух:
"Холодное консоме
Филе камбалы по-мельничьи
Молодая индюшка с рисом под соусом "сюпрем"
Салат
Сыры
Мороженое "дипломатическое"
Фрукты
Кофе и ликеры".
Ну, что скажешь? — спросила она тоном, в котором звучали сомнение и удовлетворение, точно так же она прежде говорила о спальне матери. — Как оно тебе, нравится? Думаешь, еды будет достаточно?
По-моему, великолепно, и всего в избытке, — сказал Марчелло.
Джулия продолжала:
Что касается шампанского, мы выбрали итальянское… оно похуже французского, но чтобы тосты произносить, и такое сгодится.
Она помолчала, а потом с обычной своей непоследовательностью добавила:
Знаешь, что сказал Дон Латтанци? Что, если ты хочешь жениться, тебе надо причаститься, а чтобы причаститься, ты должен исповедаться… иначе он не станет нас венчать.
Какое-то время удивленный Марчелло не знал, что ответить. Он не был верующим и, пожалуй, уже лет десять не заходил в церковь. Кроме того, он всегда был убежден, что испытывает решительную неприязнь ко всему церковному. Сейчас же он с изумлением обнаружил, что мысль об исповеди и причащении отнюдь не вызвала у него досаду, а была приятна и привлекательна, как приятны и привлекательны были и сам прием, и приглашенные, которых он не знал, и брак с Джулией, и сама Джулия, такая обыкновенная и похожая на многих других девушек. Он подумал, что это еще одно звено в цепи нормальности, с помощью которой он пытался укрепиться в зыбучих песках жизни. Вдобавок звено из более благородного и прочного металла — речь шла о религии. Он удивился, что не подумал об этом раньше, и приписал свою забывчивость понятному и привычному характеру религии, в которой родился и которой всегда, как ему казалось, принадлежал, хотя и не соблюдал ее обрядов. Тем не менее, с любопытством ожидая, каков будет ответ Джулии, он сказал:
— Но я не верующий.
— А кто верующий? — спокойно ответила она. — Ты думаешь, что девяносто процентов тех, кто посещает церковь, веруют? А сами священники?
— Ну, а ты веришь?
Джулия сделала жест рукой:
— Так, до определенного момента… Я всякий раз говорю Дону Латтанци: вы, священники, не пытайтесь завлечь меня всякими вашими историями. Я верю, и не верю… лучше сказать, — добавила она, стараясь быть точной, — что у меня есть своя религия.
"Что это значит — иметь собственную религию?" — подумал Марчелло. Но зная по опыту, что частенько Джулия говорила, сама толком не понимая, что хочет сказать, не стал настаивать. Он заметил:
— Мое положение совсем иное… я вовсе не верю, и у меня нет никакой религии.
Джулия махнула рукой, сказав с веселым безразличием:
