Эльза Триоле - Розы в кредит
– Нет, вы только представьте себе господина Рамадье или господина Жоржа Бидо, увенчанных венками из роз!
Аптекарша воздела руки к небесам. Ох, и язычок у этой аптекарши! Все рассмеялись, особенно когда Жинетта с удивлением спросила:
– Разве в XVI веке в Париже был парламент? Значит, уже тогда была республика?
Высокий черноволосый парень, преждевременно начавший лысеть студент литературного факультета, с которым Даниель подружился во времена Сопротивления, тот самый, что предоставлял ему и Мартине свою комнату, игнорировал, как вежливый человек, неуместные слова Жинетты.
– Знаете ли вы, мсье Донель, что о «раздаче роз» упоминается уже в XII веке? Королева Бланш Кастильская «раздавала розы» на свадьбе прекрасной Марии Дюбюиссон, дочери первого президента парижского парламента.
Приятель Даниеля, по всей видимости, очень любил женщин, красота Мартины его сильно взволновала – подумать только, она спала в его постели…
Мадам Денизе все больше нравился мсье Донель, в нем было что-то истинно французское, нечто от старой аристократической Франции, а теперь еще этот молодой человек… Вполне приличные люди.
– Разводить розы и заниматься этим из поколения в поколение… мсье Донель, – сказала она, – все, что передается из поколения в поколение, считается аристократическим. Так значит, ваш сын продолжит эту аристократическую традицию?
– Аристократическую? – мсье Донель с усмешкой поглядел на мадам Денизу. Да, были садоводы-аристократы, например Вильморены… Но с 1760 года они начали торговать и тем самым лишили себя привилегии дворянства… А династии садоводов, разводящих розы– Перне-Дюше, Нонены, Мейаны, Маллерены, – не обладают ни титулами, ни дворянскими званиями. Наш Готский альманах это «Who's who» роз.
Мадам Дениза была приятно поражена – он знает английский.
– Из древности, мадам, до нас дошло описание около десятка разновидностей роз, сейчас их описано около двадцати тысяч. Есть люди, которые всю свою жизнь посвятили выращиванию новых сортов роз. Это творцы, и мой отец был одним из них. Каждая новая роза заносится в специальный реестр, в каталог, где ее название стоит рядом с именем того, кто ее вывел, и датой ее создания. В каталоге указывается, к какому виду она принадлежит, генеалогия этого вида и когда он был впервые ввезен во Францию.
– Это необыкновенно! – воскликнула мадам Дениза.
– И вы говорите, что на сегодняшний день их зарегистрировано двадцать тысяч? – аптекарь, по-видимому, считал, что это много.
– Да, мсье, и нередко фамилия Донель стоит рядом с названием розы. Мой отец вывел большое количество сортов роз, он удостоен премии в Лионе, в Багателе и на других конкурсах роз. Он, хоть и не получил специального образования, был крупным авторитетом по гибридизации, поэтому на международных конгрессах генетики к нему очень прислушивались… Даниель пошел в своего деда, но он ученый. Он хочет создавать новые розы научным способом. Ну что ж, посмотрим… Он страстно любит свое дело… на месте Мартины я бы его ревновал…
Разносили шампанское. Свадьба определенно удалась. В зале веселились, оттуда доносились возгласы, смех, аплодисменты. Жинетта не утерпела и, оставив общество, которое она находила нудным, бросилась танцевать.
В зале горело несколько неярких электрических свечей; они отражались в медных кастрюлях и жаровнях, которые вместе с круглыми деревянными балками потолка оправдывали название «Постоялый двор». «Каков стиль!» – только и успела сказать Жинетта, сразу очутившись в объятиях незнакомого молодого человека. Танцевали яву, но одна пара так забавно отплясывала в том же ритме самбу, что остальные покатывались со смеху. Сам хозяин тоже принял участие в танцах и, несмотря на яйцевидный живот, оказался заправским танцором. Как человек, знающий приличия, он только один раз, и очень корректно, позволил себе пригласить новобрачную.
– У вас тут, право, чудесно… – Мартина мелко семенила в могучих объятиях хозяина.
– От вас зависит, мадемуазель, простите, мадам, бывать здесь как можно чаще. И я говорю это не из меркантильных соображений.
– Разумеется, мсье… Но ведь замуж выходят не каждый день. Я очень признательна и вам и Жинетте за то, что вы все так прекрасно устроили. Но я не хочу злоупотреблять… У нас еще пока нет кадиллака, а только малолитражка.
– У вас еще будет кадиллак, мадам, поверьте мне, я даже уверен, что, если бы вы только пожелали, он и сейчас уже был бы в вашем распоряжении.
– За кого вы меня принимаете, – безразличным голосом, как бы без восклицательного знака сказала Мартина.
– Глядя на вас, мадам, сожалеешь, что strip-tease[7] в обычной жизни редко практикуется!
Ява кончилась, и молодежь хором закричала: «Хватит» и «Давай Ча-ча-ча! Ча-ча-ча!»
Мартина вернулась к Даниелю, который стоял, сунув руки в карманы, и развлекался, глядя на тех, кто валял дурака.
– Странно, – недоумевала Мартина, – любая женщина тебе скажет: мужья не умеют танцевать. Одно из двух – что ли хорошие танцоры никогда не женятся, что ли…
– Я бы тебя еще лучше понял, моя радость, если бы ты сказала: то ли хорошие танцоры никогда не женятся, то ли… Чему вас учат в вашем «Институте красоты»?
– Все равно ты танцуешь, как чурбан!
– Верно! Я люблю тебя, моя плясунья, моя фея, люблю мои ножки-непоседы… Солнце скоро ляжет спать, и мы тоже… И я жду, жду…
– А я больше никогда не буду ждать. Ты – мой.
Ни восклицательного, ни вопросительного знака. Разговорная пунктуация Мартины становилась все более похожей на пунктуацию пишущей машинки.
– Давай удерем?… – Даниель привлек ее к себе. – Дверь за уборной выходит прямо во двор…
Никто, казалось, не заметил их исчезновения. Пластинки ставили бесперебойно, музыка не переставала надрываться. Хозяин удалился к себе, небрежно поманив Жинетту. Мсье Донель и остальные прошли по скрипящему гравию и вышли на гудрон шоссе… Все переели и перепили, чувствовали себя отяжелевшими, очень отяжелевшими.
– Ведь мы еще не старики, – сказала мадам Донзер аптекарше, отметив про себя, что малолитражка исчезла, – а поглядите, как все изменилось… Возьмите, к примеру, свадебные подарки. Мать мне часто рассказывала про то, как хозяин фабрики, на которой она работала, выдавал замуж дочь – свадебные подарки были выставлены напоказ на большом столе, и все ходили на них смотреть. Серебро, бронза, вазы и драгоценности. А представьте себе на столе малолитражку, которую мсье Донель подарил детям. Или радио, которое не надо включать в сеть, – подарок мадам Денизы, или фотоаппарат, который им прислал дядя-садовод с юга. А сами мы подарили им квартиру, купленную в рассрочку, за которую мы трое – Жорж, Сесиль и я – будем платить еще два года! Да, скажу я вам…
Вдруг из дома выскочила разом вся молодежь и стала усаживаться в автобус, шофер которого дремал, дожидаясь разъезда. Они хотели еще прокатиться, предпринять что-нибудь, лишь бы не расставаться вот так – сразу.
– Обратите внимание, – опять принялся за свое мсье Донель, – рядом с этой «Чащей» лесу нет! И ни одной живой души за весь день! А ведь мы не сняли ресторан целиком, и вход посторонним не был запрещен…
Автобус отъехал. Стали рассаживаться по машинам и остальные. Мадам Донзер, еле живая от усталости, благодарила приятеля Даниеля, который предложил подвезти всю семью – ее, мсье Жоржа, Сесиль с Жаком – в Париж. Аптекарь ехал в обратную сторону – в деревню. Сесиль и Жак не присоединились к молодежи. Сесиль была не в духе, казалась утомленной, а Жак, высокий мрачный парень, не раскрывал рта. Сразу было видно, что они поссорились.
– Мы чудесно провели время, – мадам Дениза садилась в сверкающую машину своего друга. – Но где же Жинетта?… Ну, тем хуже для нее. Я уверена, что она не пропадет…
Теперь оставался только старый ситроен мсье Донеля.
– Дедушка! Смотри – луна! – сказала девочка с черными распущенными волосами.
XII. Семейная твердыня
Будет ли Мартина еще когда-нибудь так счастлива, как в этот вечер, – в эту ночь, и на следующий день… Счастье ее не куплено в кредит, как квартира или малолитражка, за свое счастье она никому не должна платить. Или, вернее, она сама его оплатила в течение долгих, долгих лет, и вот теперь оно стало ее собственностью, которую никто не имеет права у нее отнять.
Мартина и Даниель ехали через селения, казавшиеся им необычными, потому что они возникали внезапно среди поцелуев и деревьев… Они ехали медленно. Даниель вел машину одной рукой, может быть, он и не умел танцевать, но машину водить он умел. Мужья умеют водить машину, не так ли, Мартина? И целоваться?… Вокруг них была долина Сены, гулкая, как новые дома без мебели, а может быть, поблизости находился автодром или велодром? Время от времени до них доносился не то шум моторов, не то нечто похожее на топот, или это просто работал какой-то завод? Но все растворялось, отдалялось, так и не возникнув. Они ехали над рекой, углубляясь в лес, и, выехав из него, оказывались у очередного изгиба Сены. Река не отпускала их от себя. Для Мартины это было настоящее путешествие, ведь она ничего в жизни не видела, кроме своей деревни и Парижа, и здесь, в ста километрах от города, ей казалось, что она где-то на краю света, настолько это огромное, чистое и невозмутимое небо было непохоже на то, к которому она привыкла.
