Гарантия на счастье - Грохоля Катажина

Неразборчивые слова и непонятные звуки; двери были закрыты, двойные ведущие в коридор двери были перед ней закрыты, в гостиной уже стоял накрытый стол, елка на подставке в виде трех лап льва — кто придумал такую подставку для елки? — металлические лапы с когтями стояли за камином: передвиньте эту елку, сейчас мы разожжем камин — елка была высокой, отец обрезал верхушку, которая упиралась в потолок, пятиконечная звезда тихо покачивалась, пока они с мамой украшали елку. А потом, потом родители отправляли ее в свою комнату — поджидать святого Миколая.

Сиди у окна и смотри. Он приедет. А может, прилетит. Как же он прилетит, если он на санях? Эти сани могут летать. А олени? Олени тоже могут летать. У них же нет крыльев, не могут. О том и речь, что как раз сегодня могут.

И она терпеливо сидела и смотрела в темноту за окном. Домик родителей почти примыкал к лесу, из окон на западную сторону никогда нельзя было увидеть кого-то или хотя бы чей-то след, только из кухни и комнаты с камином были видны окна соседей, дом рядом с домом. Их разделяли садики и низкий деревянный забор.

Однажды после сочельника она сообразила, что Миколай должен приходить как раз с этой стороны, поскольку она ни разу ничего не заметила, никаких следов, ни саней, ни копыт, ни ног, а ведь под елкой всегда оказывалось множество больших и маленьких свертков для нее, мамы, папы, тети Ясмины и ее мужа Петруся, который сейчас в Канаде, небольшие подарки для соседей и их сына Лукаша — они приходили после ужина поделиться облаткой. Огонь весело потрескивал в камине, она сидела как зачарованная рядом с большим зеленым креслом, в котором отец устраивался поудобнее и закуривал трубку.

Если уж Миколай действительно приходит со стороны комнаты родителей, то надо постараться подкараулить его. Целую неделю перед Рождеством она была послушной: ведь святой Миколай приходит только к послушным детям, но ей никак не удавалось поймать этот момент. Двери в комнату мама закрывала, а потом появлялись подарки. Но однажды она заметила на полу следы снега, и эти следы вели к беседке… Потом она увидела мокрые ботинки отца и мысленно улыбалась, когда мама быстро-быстро вела ее к окну. Ей показалось, что это произойдет вот-вот — разве она не слышала звон колокольчиков?

И она бежала к окну, сдерживая улыбку, тайна щекотала ее легонько, у нее была своя собственная тайна, о которой она не говорила родителям, чтобы они улыбались и думали, будто она верит в святого Миколая и оленей. А ведь она радовалась, потому что заметила мокрые от снега ботинки отца, — ведь это означало, что папа ее любит.

А перед этим, в день перед сочельником, вместо того чтобы пойти спать, она потихоньку пробралась в кухню, чтобы еще раз вдохнуть пряный запах коврижки, которую мать разворачивала и перекладывала из кладовой, где она хранилась целых две недели, в буфет. Пахло медом и мускатным орехом.

Это было так давно. Она старалась отгородиться от своих воспоминаний, но скрипучие доски позволили картинкам, которые она хотела забыть, проникнуть сквозь ее сомкнутые веки.

Отец с матерью, обнявшись, — дочурка, наша дочурка, моя дочурка; отец отпускал маму, а ее поднимал высоко-высоко — так, чтобы она могла достать с верхней ветки елки длинную конфету, завернутую в золотую бумагу; нет, не надо, ну пожалуйста, мы же договорились. Мама хмурилась — ничего от нашей елки не останется. Бери, бери, ободряли смеющиеся глаза отца. Она неловко хватала конфету, елка дрожала под ее маленькими ладошками; подожди, говорил отец, подожди. Он отвязывал темную нитку, мама уже не делала вид, что сердится, а сахар медленно таял в ее ладони, в то время как вторая половина конфеты исчезала во рту.

Она открыла холодильник — тусклый свет маленькой лампочки осветил ее ноги. Стакан молока поможет уснуть. Какая ерунда! Надо выпить таблетку мелатонина, возможно, это поможет ей успокоиться, как помогает в любой другой день в году, когда до Рождества далеко.

Закрыла холодильник. Разве не она первая поняла, что объем продаж уменьшается, если женщина в рекламном ролике заглядывает в холодильник и долго показывает все имеющиеся в нем полочки и емкости? Показывает и говорит, как все удобно устроено: тут место для масла, тут для яиц, сюда бутылки, сюда мясо, а вот морозилка, такая удобная, такая чистенькая, такая вместительная. Почему же объемы продаж сокращаются?

И быстро ли она это поняла? Поняла, что холодильник в рекламном ролике должен быть закрыт. Он не может долго стоять открытым. Он сломается. Перестанет выполнять то, что от него требуется. А что требуется от холодильника? Вырабатывать холод. Поддерживать низкую температуру. Женщина из рекламы, восхищаясь голубыми эстетичными полочками, невольно размораживает холодильник. Насколько быстро она это поняла? И не тогда ли она стала директором по маркетингу? Менеджером по рекламе? Самым авторитетным специалистом в этой области?

ХОЧЕШЬ БЫТЬ МОЛОДОЙ? ХОЧЕШЬ БЫТЬ КРАСИВОЙ? ХОЧЕШЬ БЫТЬ НЕЗАВИСИМОЙ? ТЫ ЭТОГО ДОСТОЙНА!

Шампуни, порошки, телевизоры, салфетки, автомобили, экскурсионные туры, туалетная бумага, краска для волос.

Великая актриса и стиральный порошок. Актриса Секс-бомба и первая ссора с шефом.

— Не так надо делать рекламу! Не так!

— А как? Как вы себе это представляете?

— Она оставляет следы губной помады не для того, чтобы потом их отстирывать. Мужчины захотят сохранить след на память, это глупо!

— Но ведь это женщины стирают рубашки, правда?

— Секс-бомба оставляет следы вовсе не для того, чтобы потом их нашла жена!

— Этот порошок тебе поможет! Именно об этом и говорит реклама!

— Поможет изменять? Женщины не хотят этого! Они думают по-другому!

— Ошибаешься!

— Да они не только думают по-другому, но и чувствуют по-другому!

— Хорошо, и что же вы можете предложить взамен?

Ролик был снят. Секс-бомба извивалась в объятиях мужчины, помадные пятна алели на белоснежной рубашке.

ВОТ ПОРОШОК, КОТОРЫЙ ВСЕ ОТСТИРАЕТ!

А следующий сочельник был уже без отца. Зеленое кресло отодвинули к окну, никто на нем не сидел.

В тот день мать держала ее за руку, голос дрожал от слез.

— А ребенок? Почему ты не думаешь о нашей дочке?

— Я уверен, ты о ней позаботишься. Ей будет с тобой хорошо.

— Папа, а куда ты идешь? Когда ты вернешься?

— Посмотри на нее, взгляни на меня, ты не можешь так с нами поступить!

— Когда ты вернешься, папочка, можно мне пойти с тобой?

— Скажи это, скажи ей сам, что ты нас больше не любишь! Ты еще пожалеешь!

— Папа, куда ты идешь, папочка, не уходи!

— Иди в свою комнату, папа больше нас не любит!

— Не шантажируй меня!

— У тебя нет сердца! Наталья, иди в свою комнату! Папа больше не хочет тебя знать!

— Не втягивай ребенка в нашу ссору, не настраивай ее против меня!

Дверь захлопнулась.

Больше никогда не будет мокрых ботинок в прихожей. Тетя Ясмина всхлипывает в сочельник, ее лицо склоняется слишком близко.

— Бедная, бедная моя деточка…

Она вовсе не была ее деточкой, она была папиной дочуркой!

— Мы не подождем папу? Тарелка ведь для него стоит…

Мать встает из-за стола, от елки, и уносит пустую тарелку для случайного гостя. Плач матери на кухне, тетя Ясмина бежит вслед за матерью. Дядя неловко пытается исправить ситуацию:

— Идем, Натулик, разожжем огонь.

Она не любила, когда ее называли Натулик, она была Наталией, Талией. Натулик было похоже на нулик, а она не хотела быть нуликом, она была папиной принцессой, а не пустым местом.

А огонь в камине все не разгорался, папа разжигал это ловко, у него не дымило на всю комнату.

А потом были сочельники без тети и дяди. Они переехали в другой город, присылали на Рождество короткие открытки: «Да хранит вас Господь».

Но видимо, Господь не хотел их хранить, потому что больше в сочельник, когда возможны чудеса, ничего такого не происходило, папа не появлялся в дверях, не брал ее на руки, не подходил к елке и не говорил: «Моя дочурка! Моя большая дочурка!»