Кнут Гамсун - Пан (пер. Химона)
Теперь все это прошло.
XXVII
Осень. Лѣто прошло, оно исчезло такъ же быстро, какъ и пришло; ахъ, какъ быстро оно прошло.
Наступили холодные дни; я охочусь, ловлю рыбу и пою пѣсни въ лѣсу. Бываютъ дни съ густымъ туманомъ; онъ несется съ моря и все покрываетъ мракомъ. Въ одинъ изъ такихъ дней случилось нѣчто.
Я углубился въ своихъ странствованіяхъ въ лѣсу и, попавъ въ приходскій лѣсъ, подошелъ къ дому доктора. Тамъ были гости, молодыя дамы, съ которыми я раньше встрѣчался, танцующая молодежь, настоящіе саврасы безъ узды.
Подъѣхалъ экипажъ и остановился у садовой ограды; въ экипажѣ сидѣла Эдварда.
Она удивилась, увидя меня.
— Прощайте, — сказалъ я тихо. Но докторъ удержалъ меня.
Эдварда вначалѣ была смущена моимъ присутствіемъ и опустила глаза, когда я заговорилъ; но потомъ она успокоилась и обратилась даже ко мнѣ съ нѣкоторыми короткими вопросами. Она была поразительно блѣдна; холодный, сѣрый туманъ окутывалъ ея лицо. Она не выходила изъ экипажа.
— Я пріѣхала по порученію, — сказала она, смѣясь, — я изъ церкви, гдѣ никого изъ васъ не нашла; мнѣ сказали, что вы здѣсь. Цѣлый часъ проѣздила, чтобы отыскать васъ. Завтра вечеромъ у насъ собирается небольшое общество, — поводомъ къ этому служитъ отъѣздъ барона на слѣдующей недѣлѣ, - и мнѣ поручено пригласить всѣхъ васъ. Мы будемъ также танцовать. Итакъ, до завтрашняго вечера.
Всѣ поклонились и благодарили. Мнѣ она сказала кромѣ того:
— Будьте такъ добры и приходите. И не посылайте въ послѣднюю минуту записку съ извиненіями.
Этого она никому, кромѣ меня, не говорила. Вскорѣ послѣ этого она уѣхала.
Я былъ такъ тронутъ этой неожиданной любезностью; я отошелъ на минуту въ сторону и радовался. Потомъ я простился съ докторомъ и его гостями и пошелъ обратно домой. Какъ она была ко мнѣ благосклонна, какъ она была благосклонна! Чѣмъ я могу отблагодарить ее за это? Руки у меня ослабли, пріятный холодъ чувствовался въ кистяхъ. Боже мой, вотъ я иду и, совершенно обезсиленный, шатаюсь изъ стороны въ сторону; я не могу сложитъ рукъ, и отъ чувства безпомощности у меня появляются слезы на глазахъ; что съ этимъ подѣлаешь?..
Лишь поздно вечеромъ я вернулся домой.
Я направился по дорогѣ къ гавани и спросилъ одного изъ рыбаковъ, будетъ ли почтовый пароходъ завтра вечеромъ. Нѣтъ, почтовый пароходъ будетъ только на слѣдующей недѣлѣ.
Я поспѣшилъ къ хижинѣ и занялся осмотромъ лучшей своей одежды. Я вычистилъ ее и привелъ въ порядокъ, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ оказались дыры, и я плакалъ, штопая эти дыры.
Покончивъ съ этимъ, я улегся на нарахъ. Этотъ покой продолжался съ минуту; вдругъ мнѣ приходитъ мысль, я вскакиваю и останавливаюсь пораженный среди комнаты. — Все это опять какая-нибудь продѣлка! — прошепталъ я. Я не былъ бы приглашенъ, если бы я случайно не очутился тутъ же, гдѣ приглашали остальныхъ; и, кромѣ того, она ясно мнѣ намекнула, что я могу не приходить и могу послать записку съ извиненіями…
Я всю ночь не спалъ, и когда наступило утро, я пошелъ въ лѣсъ, озябшій, не выспавшійся, дрожа въ лихорадкѣ. Гм… вотъ теперь идутъ приготовленія къ вечеру въ Сирилундѣ! Что же дальше? Я не пойду и извиненій не пошлю. Господинъ Макъ необыкновенно умный человѣкъ, онъ даетъ этотъ праздникъ въ честь барона, но я не явлюсь, понимаете ли вы это?..
Туманъ густо лежалъ надъ долиной и горой, холодная, влажная изморозь осѣдала на мою одежду и дѣлала ее тяжелой, мое лицо было холодное и влажное. Порой налеталъ порывъ вѣтра и заставлялъ подниматься и опускаться спящіе туманы.
Было далеко за полдень, смеркалось, туманъ все скрывалъ у меня передъ глазами, и я не могъ оріентироваться по солнцу.
Цѣлый часъ шелъ по направленію къ дому, но мнѣ нечего было торопиться; преспокойнымъ образомъ я пошелъ въ обратномъ направленіи. Я пришелъ къ неизвѣстному мнѣ мѣсту въ лѣсу. Наконецъ, я прислонилъ ружье къ стволу и обращаюсь за совѣтомъ къ своему компасу. Я точно опредѣляю дорогу и снова начинаю итти. Теперь, вѣроятно, 8 или 9 часовъ.
Тутъ случилось нѣчто.
Спустя полчаса я слышу сквозь туманъ музыку; еще нѣсколько минутъ, и я узнаю мѣстность: я стою вплотную у главнаго зданія Сирилунда. Компасъ ошибочно привелъ меня какъ разъ къ тому мѣсту, которое я хотѣлъ обойти. Знакомый голосъ окликаетъ меня; это голосъ доктора. Немного спустя меня вводятъ въ домъ.
Можетъ-бытъ, стволъ моего ружья подѣйствовалъ на компасъ и ввелъ его въ ошибку. Это случилось со мной еще одинъ разъ недавно, въ этомъ году. Я не знаю, что и подумать.
XXVIII
Въ продолженіе всего вечера у меня было горькое чувство, что мнѣ не мѣсто здѣсь, въ этомъ обществѣ.
Мое прибытіе осталось почти незамѣченнымъ, всѣ были такъ заняты другъ другомъ. Эдварда едва поздоровалась со мной. Я принялся много пить, потому что я понялъ, что былъ лишнимъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ я все-таки не уходилъ.
Господинъ Макъ часто улыбался и дѣлалъ всѣмъ привѣтливое лицо; онъ былъ во фракѣ и имѣлъ очень хорошій видъ. Онъ появлялся то тутъ, то тамъ въ комнатахъ, смѣшивался съ этой полусотней гостей, иногда танцовалъ какой-нибудь танецъ, шутилъ и смѣялся. Въ его глазахъ было что-то таинственное.
Шумъ отъ музыки и голосовъ раздавался по всему дому; всѣ пять комнатъ были полны гостей, и, кромѣ того, танцовали въ большой залѣ. Я пришелъ во время ужина. Озабоченныя дѣвушки бѣгали со стаканами и винами, съ блестящими мѣдными кофейниками, съ сигарами, трубками, пирожными и фруктами. Не жалѣли ничего. Въ люстрахъ были необыкновенно толстыя свѣчи, вставленныя спеціально для этого случая, кромѣ того горѣли новыя парафиновыя лампы.
Ева помогала въ кухнѣ, я лишь мелькомъ видѣлъ ее.
Баронъ былъ предметомъ всеобщаго вниманія, хотя онъ велъ себя скромно и тихо и нисколько не выставлялся. На немъ былъ фракъ, плечи котораго были безжалостно помяты укладкой. Онъ больше всего разговаривалъ съ Эдвардой, слѣдилъ за ней глазами, чокался съ ней и называлъ со фрёкенъ, точно такъ же какъ и дочерей пробста и участковаго врача. Я испытывалъ къ нему неудержимое отвращеніе и не могъ взглянуть на него, чтобъ не отвернуться съ грустной и глупой гримасой. Когда онъ обращался ко мнѣ, я отвѣчалъ коротко, сжимая губы.
Кое-что мнѣ вспоминается изъ этого вечера. Я стоялъ и разговаривалъ съ молоденькой дѣвушкой, блондинкой, и вотъ я что-то ей сказалъ или разсказалъ какую-то исторію, которая разсмѣшила ее. Едва ли это была чѣмъ-нибудь замѣчательная исторія; но можетъ-бытъ я разсказалъ ей въ своемъ опьяненномъ состояніи смѣшнѣе, чѣмъ я могу теперь припомнить, во всякомъ случаѣ, теперь это улетучилось изъ моей памяти. Когда я обернулся, за мной стояла Эдварда. Она бросила мнѣ признательный взглядъ. Послѣ этого я видѣлъ, что она увлекла за собой блондинку, чтобъ узнать, что я такое сказалъ. Я сказать не могу, какъ благотворно подѣйствовалъ на меня взглядъ Эдварды, послѣ того какъ я весь вечеръ ходилъ изъ одной комнаты въ другую, какъ отверженный; стало веселѣй на душѣ, я началъ болтать и сталъ болѣе занимательнымъ.
Насколько мнѣ помнится, я не совершилъ никакой погрѣшности въ этотъ вечеръ…
Я стоялъ на лѣстницѣ. Ева вышла изъ одной комнаты и пронесла какія-то вещи. Она посмотрѣла на меня, вышла на лѣстницу, поспѣшно провела рукой по моимъ рукамъ, улыбнулась и вошла въ комнаты.
Никто изъ насъ не сказалъ ни слова. Когда я хотѣлъ пойти за ней, Эдварда стояла на порогѣ и смотрѣла на меня. Она прямо смотрѣла мнѣ въ глаза. Также и она ничего не сказала. Я вошелъ въ залу.
— Представьте себѣ, лейтенантъ Гланъ занимается тѣмъ, что устраиваетъ свиданія съ прислугой тамъ, на лѣстницѣ, - сказала вдругъ громко Эдварда.
Она стояла въ дверяхъ. Многіе слышали, что она сказала. Она смѣялась, какъ-будто она шутила, но лицо у нея было очень блѣдное. Я ничего не отвѣтилъ на это, я пробормоталъ только:
— Это было совершенно случайно, она вошла, и мы встрѣтились въ передней…
Прошло нѣкоторое время, можетъ-быть часъ. Одной дамѣ пролили на платье вино. Увидя это, Эдварда воскликнула:
— Что тамъ такое? Это сдѣлалъ, вѣроятно, Гланъ?
Я этого не сдѣлалъ, я стоялъ въ другомъ концѣ зала, когда это случилось.
Съ этой минуты я опять началъ много пить и держался больше у дверей, чтобы не мѣшатъ танцующимъ.
Баронъ собралъ около себя дамъ; онъ сожалѣлъ, что его коллекціи были уже сложены, такъ что онъ ничего не могъ показать, ни водорослей изъ Бѣлаго моря, ни глины съ Кухольмовъ, ни необыкновенно интересныхъ каменныхъ образованій на морскомъ днѣ. Дамы съ любопытствомъ смотрѣли на его запонки — эти короны съ пятью зубцами, обозначавшія баронство. Благодаря этимъ обстоятельствамъ, доктору не везло, даже его остроумное проклятье не имѣло никакого успѣха. Но когда говорила Эдварда, онъ попрежнему волновался, исправлялъ ея рѣчь, смущалъ ее своими оборотами рѣчи и принижалъ ее своимъ превосходительствомъ.
