Илья Штемлер - Архив
— Телефон звонит! — крикнула Тая. — Телефон! Софья Кондратьевна.
Тимофеева посмотрела на сутулый желтый аппарат, невольно благодаря его за спасительную паузу.
— Слушаю вас! — Тимофеева прикрыла трубкой маленькое пунцовое ушко. Поначалу она не узнала голос Брусницына. Потом поморщилась и, помолчав, ткнула трубку в сторону Колесникова, что продолжал стоять столбом на пороге отдела.
Колесников взял трубку, и, по мере того как он вникал в разговор, его прозрачные глаза темнели, а лицо вытягивалось.
— Постараюсь. Жди в торговом зале, — закончил он и вернул трубку на рычаг. — Софья Кондратьевна, — произнес он сухо, — мне надо отлучиться на полчаса, — он мог и не предупреждать, обеденный перерыв еще не закончился.
— Куда это он вас вызывает? — не удержалась Тимофеева.
— В магазин «Старая книга». Всплыли наши документы, — Колесников направился к своему столу, стягивая на ходу халат.
— Интересно, интересно, — заволновалась Тимофеева. — Очень интересно… Я с вами! Очень мне интересно. Ждите меня у входа, я переоденусь, — она живо выскочила из комнаты.
— И я с вами, — подхватила Тая. — Умираю от любопытства.
Колесников повесил халат и молча предложил Хомякову закуток в углу комнаты, куда можно выложить бумаги из злосчастного сундука.
Они шли гуськом и быстрым шагом. Впереди, на всех парах, Тимофеева, поодаль прихрамывал Колесников, он подвернул на лестнице ногу. Замыкала команду Тая, чуть ли не падая от смеха…
— Посмейся мне еще, посмейся! — бросала через плечо Тимофеева. — Чего смешного?! — и, не дожидаясь объяснения, устремлялась вперед, выискивая в уличной толпе едва заметную брешь. Следом за ней проникал Колесников.
— Ой не могу, — старалась не отстать Тая и, вытянув шею, захлебывалась в смехе, исподволь указывая пальцем на задорную фигуру начальницы. — Колобок, ой не могу…
— Слушай, ты б возвращалась, а? — злился Колесников, не сбивая быстрого шага.
— Ни за что! Тоже командир новый.
Так, скопом, они и ввалились в магазин.
— Наконец-то! — воскликнул Брусницын и с укоризной взглянул на Колесникова — нашел кого привести с собой.
Тот пожал плечами, мол, события вышли из-под контроля.
А Тимофеева уже протиснулась к прилавку, выжав с удобного места двух каких-то книголюбов. Ее наметанный взгляд мгновенно выудил из вороха книг желтоватые листы письма светлейшего графа.
— Девушка! — властно выкрикнула Тимофеева. — Покажите-ка мне этот экземпляр!
Сонная продавщица продолжала укладывать какие-то журналы. Она не привыкла к таким окрикам…
— Разбежалась, — ответила она лениво. — Видите, я занята.
Тимофеева смерила ее горящим взглядом, но сдержалась, словно придерживая энергию для главного удара.
Тая придвинулась к Тимофеевой, еще дальше оттеснив в сторону двух незадачливых библиофилов.
— Что воображаешь? — по-простому обратилась Тая к продавщице. — Тоже, царевна. Поди дай, что просят, и спи себе!
Продавщица вскинула длинное лицо, ее блеклые глазки потемнели.
— Какую книгу? — она прошла вдоль прилавка. — Эту? — И, передав листы в руки Тимофеевой, принялась разглядывать Таю.
— Конечно, наш! — мгновенно определила Тимофеева. — Все понятно… Жулики тут у вас работают в магазине! — веско проговорила Тимофеева.
Продавщица пригнула голову и с изумлением взглянула на Тимофееву.
— Я тут при чем? — пробормотала она.
— Все вы одна шайка. Приняли к продаже документ, не имеющий отношения к профилю магазина… Где ваш директор?
Продавщица откинула назад утлую спину и крикнула в темнеющую глубину коридора:
— Вера! Позови Анания!
Вскоре на свет вышел сухонький и небритый субъект в черной кепчонке с коротким козырьком и связкой ключей в смуглых пальцах.
— Вы Ананий?! — яростно полувопросила Тимофеева.
— Да, — удивился субъект, всматриваясь красными кроличьими глазами. — Мы с вами знакомы?
— Да! К сожалению! — твердо проговорила Тимофеева. — Как попал сюда этот документ? Отвечайте!
— Что вы кричите? — возмутился Ананий. — Вы в магазине, а не на рынке.
— Да. В магазине. В жульническом магазине.
Ананий на мгновенье лишился дара речи. И силился понять, в чем дело…
— Это ж надо… Так завести человека, — обратился Ананий к Брусницыну и Колесникову, не ведая, что те люди не посторонние.
— А вы отвечайте, — строго предложил Брусницын.
— Да. Не увиливайте, — поддержал Колесников.
— Они все вместе! — находчиво выкрикнула продавщица. — Одна компания.
Ананий пытливо огляделся: интересно, какие могут быть претензии к порядочному человеку?
— В чем дело, товарищи? — произнес он миролюбиво. — Пройдемте ко мне в кабинет.
— Но только «ин корпорэ»! — подбоченилась Тимофеева.
— Не понял? — насторожился Ананий.
— Значит — в полном составе! На латинском языке, — пояснила отличница Тая.
Ананий испуганно дернулся. Теперь он ждал подвоха от каждого, кто находился в торговом зале.
— Вы на продажу выставили краденые архивные документы, — Тимофеева прошелестела письмами графа Строганова. — Кто вам их сдал. Как их оценили?
— Ну знаете! — пришел в себя Ананий. — Существует закупочная комиссия, — он переждал и добавил устало: — Вы, мадам, меня утомляете. Не нравится — не покупайте, — он сделал несколько шагов в сторону. — И оскорбляете к тому же. Вот вызову милицию.
— Милицию?! — подстегнуло Тимофееву. — Я сама вызову милицию. Или вы забыли историю с литографиями? Я вам напомню.
Напоминать директору магазина о той истории было излишне. Он ее помнил, переволновался тогда, бедняга… Магазин выставил на продажу альбом цветных литографий художницы Остроумовой-Лебедевой, датированный 1923 годом, по довольно высокой цене. И случилось так, что Тимофеева в тот день заглянула в магазин. Альбом показался ей знакомым, только почему он в цвете? Тимофеева решила проверить себя, нашла в архиве эскизы, описания. Так и есть — никаких красок, все в черно-белом исполнении. Созвала экспертов в магазин, стала выяснять. И выяснила — литографии раскрасили ловкачи простецкими цветными карандашами и вздули цену… Поднялся скандал, исчезли квитанции с адресом того, кто сдал альбом на комиссию. Выходит, магазин имел свой интерес… Но постепенно все утихло — сложно было доказать что-либо.
— Так это были вы?! — всплеснул руками Ананий. — Точно, смотрю, знакомое лицо.
— Да, да! — веско ответила Тимофеева. — Хоть и прошло три года. А вы, значит, все работаете!
— Ну, знаете… Ничего ведь не доказано, — кажется, что Ананий не удержался и показал Тимофеевой язык. — Пройдемте ко мне. Выясним, кто поставил на продажу письма вашего графа.
Колесников наклонился к уху Брусницына, похожему на сырую лепешку: «Видишь, каков гусь? Мы бы с тобой бекали-мекали, а Софочка раз и в дамках».
Брусницын согласно кивнул, устремляясь за Тимофеевой в кабинет директора.
— Так ведь обед у нас, — крикнула вслед продавщица.
— Молчи! Ворюга, — цыкнула Тая, замыкая шествие.
— Я-то при чем? — возмутилась продавщица.
— Одна шайка! — вступил кто-то из посторонних книголюбов.
В это время звонок известил, что магазин закрывается на обед. Сонная продавщица оживилась. Вышла из-за прилавка, жестом птичницы выпроваживая гомонящих покупателей. Едва последний из них покинул помещение, она захлопнула дверь и навесила табличку «Перерыв».
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
Илья Борисович Гальперин нервничал. Причин для переживания было две. Во-первых, предстоящий визит сына. Тот собирался приехать к отцу в пятницу, как договорились, и вдруг неожиданный звонок на работу: жди, приеду к вечеру. Вторая причина увязывалась с первой. Как гром среди ясного неба, вернулась из Уфы Ксения, аспирантка, предмет его сердечного увлечения, тридцативосьмилетняя женщина с копной льняных волос, карими удивленными глазами и тонкими сухими губами крупного мужского рта…
Гальперину не хотелось, чтобы они встретились — Аркадий и Ксения. Аркадий не знал о существовании Ксении. Конечно, ничего особенного тут не было. Отцу шестьдесят два года, и он вправе распоряжаться своей судьбой без консультаций с сыном, которого вообще видит два раза в год. Но слишком уж молодо выглядит Ксюша…
Гальперин следил за Ксенией поверх газетного листа плывущим взглядом застоявшегося коняги. Ее смуглые тугие руки, прохладные и бархатные, сейчас орудовали в буфете, глухом и надежном, точно забытая крепость. Протирали всяческую дребедень, что собралась на полках буфета за долгие годы. По широкой фарфоровой доске с изображением резвящихся фавнов были разбросаны десятки безделушек, назначение которых трудно предугадать. Какие-то шкатулки, розетки, плошки, веера из страусовых перьев с перламутровой инкрустацией, два черепашьих гребешка, отделанных серебряной вязью, литые каслинские подсвечники, «поющие» фужеры, гранатовые бокалы муранского стекла, стадо желтых слоников в разводьях трещин…
