Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 9. Дамское счастье. Радость жизни
— Где доктор и аббат? — спросила Полина, удивленная их отсутствием.
— Вероятно, они на огороде, — ответил Шанто. — Аббат хотел показать доктору наши груши.
Полина собралась было выйти, но взгляд ее упал на маленького Поля.
— Вот мы и проснулись! — воскликнула она. — Смотри, он уже бегает!
И правда, Поль, встав на коленки, начал ползать по красному одеялу, он убегал на четвереньках, озираясь. Но не успел он добраться до кучи песка, как споткнулся о складку одеяла и, покачнувшись, опрокинулся на спинку, платьице его задралось, а ножки и ручки болтались в воздухе. Розовое обнаженное тельце барахталось на фоне красного одеяла и походило на расцветший пион.
— Хорош! Показывает нам все свое достояние, — весело продолжала Полина. — Погодите, сейчас увидите, как он стал ходить со вчерашнего дня.
Она опустилась на колени подле малыша и попыталась поставить его на ноги. Он развивался как бы нехотя, даже отстал для своего возраста, одно время боялись, что у него будут слабые ножки и он не скоро научится ходить. Поэтому вся семья была в восхищении, глядя, как он делает первые шаги, хватаясь ручонками за воздух и падая при малейшем препятствии.
— Ну, брось баловаться! — твердила Полина. — Докажи нам, что ты мужчина… Так, держись крепче, иди обними папу, а потом обнимешь деда.
Повернув осунувшееся от острой боли лицо, Шанто наблюдал за внуком. Несмотря на свое подавленное настроение Лазар тоже принял участие в игре.
— Иди сюда, — сказал он ребенку.
— Да не так! Протяни ему руки, — объяснила Полина. — А то он боится, он должен заранее знать, где упадет… Ну-ка, мое сокровище, смелее!
Нужно было сделать три шага. Раздались возгласы умиления, всех охватил безмерный восторг, когда Поль прошел это небольшое расстояние, раскачиваясь, как неуверенный в себе канатоходец. Он рухнул в объятия отца, который поцеловал его в реденькие волосенки; и он смеялся захлебывающимся, восхитительным смехом, как все маленькие дети, широко открывая рот, влажный и яркий, как роза. Крестная хотела заставить его говорить, но язык мальчугана явно отставал от ног, он издавал лишь гортанные крики, в которых одни только родные могли разобрать слова «папа» и «мама».
— Это еще не все, — сказала Полина, — он обещал обнять деда… Ну как? На этот раз предстоит целое путешествие!
По меньшей мере восемь шагов отделяли стул Лазара от кресла Шанто. Никогда Поль еще не пускался в такое далекое странствие. Это было серьезное испытание. — Полина стала на пути, чтобы предупредить беду. Минуты две пришлось убеждать малыша, наконец он двинулся, растерянно размахивая ручонками. Один миг Полине казалось, что придется его подхватить. Но он ринулся вперед, как положено смелому мужчине, и уткнулся в колени деда. Раздались крики «браво».
— Видели вы, как он бросился?.. Да, он молодец, наверняка будет храбрым малым.
Теперь его заставили раз десять проделать этот путь. Он уже бесстрашно кидался вперед по первому зову, переходил от деда к отцу и потом снова возвращался к деду, громко смеясь, очень довольный этой игрой, вот-вот готовый упасть, словно земля дрожала под его ногами.
— Еще раз к папе! — крикнула Полина.
Лазар начал уставать: дети, и даже его собственный ребенок, быстро надоедали ему. Видя сына таким веселым и окрепшим, Лазар подумал, что это маленькое существо переживет его, вероятно, закроет ему глаза, и тут несчастного охватила дрожь и начал душить страх. С тех пор как он решил прозябать в Бонвиле, его беспокоило лишь одно: он, конечно, умрет в комнате, где умерла его мать. Он ни разу не поднимался по лестнице, не подумав, что когда-нибудь неизбежно его гроб пронесут здесь. Коридор в одном месте сужался, поворот был трудный, и Лазар беспокоился, удастся ли людям пройти с гробом. По мере того как шли годы и Лазару оставалось жить все меньше и меньше, мысль о смерти ускоряла распад его существа, уничтожая остатки мужества. Он конченый, бесполезный человек, говорил про себя Лазар. «К чему барахтаться?» — спрашивал он, опустошенный бездействием и скукой.
— Еще раз к дедушке! — кричала Полина.
Шанто даже не мог протянуть руку, чтобы подхватить маленького Поля. Тщетно он раздвигал колени, хрупкие пальчики, которые цеплялись за его брюки, причиняли ему нестерпимую боль, и он испускал протяжные стоны. Малыш, живя рядом, уже привык к вечным стонам старика; вероятно, в его едва пробудившемся сознании сложилось представление, что все дедушки так кряхтят. Но сегодня, когда Поль уткнулся в колени деда, вскинул головку и увидел старика при ярком дневном свете, он перестал смеяться. Обезображенные руки Шанто напоминали чудовищные обрубки; красное лицо, изборожденное глубокими складками, искаженное страданием, было слегка повернуто вправо, а все тело в буграх и изломах напоминало разбитую и плохо склеенную каменную статую святого. Поль с удивлением смотрел на деда, который казался таким старым и больным при ярком солнечном свете.
— Еще раз! еще раз! — кричала Полина.
Излучая радость и здоровье, она непрерывно толкала ребенка от одного к другому, — от погруженного в свои страдания деда к отцу, которого терзал страх перед грядущим.
— Может, он вырастет не таким бестолковым, как его предки, — неожиданно сказала Полина. — Он не станет обвинять химию в том, будто она исковеркала его жизнь, и будет любить жизнь невзирая на то, что когда-нибудь придется умереть.
Лазар смущенно рассмеялся.
— Едва ли! — ответил он. — У него будет подагра, как у папы, а нервы еще хуже, чем у меня… Погляди, какой он слабый! Это закон вырождения.
— Что за вздор! — воскликнула Полина. — Я сама буду воспитывать его, и увидишь, какого мужчину я из него сделаю!
Наступило молчание, она снова взяла ребенка на руки и обняла его с материнской нежностью.
— Почему ты не выходишь замуж, если так любишь детей? — спросил Лазар.
Она застыла в изумлении.
— Но ведь у меня есть ребенок! Разве ты не отдал его мне?.. Выйти замуж? Вот еще, ни за что на свете!
Полина убаюкивала маленького Поля, звонко смеясь, и шутливо уверяла, что кузен обратил ее в свою веру: она поклоняется великому святому Шопенгауэру и хочет остаться старой девой, чтобы трудиться во имя всеобщего освобождения. И действительно, она была олицетворением самоотверженности, любви к окружающим, доброты, изливаемой на несчастное заблудшее человечество. Солнце садилось в необъятное море, с побледневшего неба струился покой, а бесконечные просторы воды, неба и воздуха навевали сладостное умиление, которое всегда охватывает на закате прекрасного дня. Только маленький парус искоркой вспыхивал вдали, вскоре и она погасла, когда солнце скрылось за прямой и четкой линией горизонта. На неподвижную морскую гладь стали медленно спускаться сумерки. Бодрая и веселая Полина продолжала укачивать маленького Поля посреди террасы, залитой голубоватым призрачным светом, стоя между подавленным Лазаром и охающим дядей. Она отрешилась от себя, отдала все, что у нее было, но в ее звонком смехе слышалось счастье.
Появилась Луиза, на ней было кокетливое платье из серого шелка.
— Сегодня не будет обеда? — спросила она.
— У меня все готово, — ответила Полина. — Не пойму, что это они так замешкались в саду.
В эту минуту вошел аббат Ортер, он был очень взволнован. Его стали встревоженно расспрашивать, что случилось, и, помедлив немного, тщетно пытаясь найти слова, которые смягчили бы удар, он сказал:
— Только что мы нашли бедняжку Веронику, она повесилась в саду, на грушевом дереве.
Раздались возгласы изумления и ужаса, все побледнели от пронесшегося дуновения смерти.
— Но почему она пошла на это? — воскликнула Полина. — Не было никаких причин, она даже начала готовить обед… Боже мой! Уж не потому ли, что я сделала ей замечание? Ведь я сказала, что она переплатила за утку десять су!
Вскоре пришел доктор Казенов. Целых четверть часа он тщетно пытался привести в чувство Веронику, которую с помощью Мартена перенесли в сарай. Разве можно что-нибудь понять, когда речь идет об этих сумасбродках, старых служанках! Она никак не могла примириться со смертью хозяйки.
— Вероятно, она недолго страдала, — сказал он. — Она повесилась на шнурке от фартука.
Лазар и Луиза, похолодев от страха, молчали. А Шанто, выслушав все, вдруг возмутился при мысли, что долгожданный обед под угрозой. И этот несчастный, лишенный рук и ног, которого приходилось укладывать спать и кормить, как младенца, это жалкое подобие человека, чья жизнь сводилась лишь к тому, что он орал от боли, воскликнул, охваченный яростным негодованием:
— Ну можно ли быть такой дурехой? Подумайте только — лишить себя жизни!
КОММЕНТАРИИ
Одиннадцатый роман серии «Ругон-Маккары» «Дамское счастье» был впервые опубликован в газете «Жиль Влас» («Gil Bias») в виде фельетонов в 1882 году. В марте 1883 года роман вышел отдельной книгой у издателя Шарпантье.
