Чарльз Ливер - Семейство Доддов за границей
Моралисты говорятъ, что человѣку надобно посѣтить землю послѣ своей смерти, чтобъ узнать, какъ дѣйствительно думаютъ о немъ его ближніе. Пока пріидетъ время исполниться этому желанію, можно удовольствоваться фактами, которые узнаешь при перемѣнѣ мѣста жительства. Тутъ ужь нѣтъ мѣста ни притворству, ни утайкамъ! Маленькіе недостатки твоего характера, которые прежде переносили съ такою снисходительною уступчивостью, припоминаются теперь тебѣ въ болѣе-наставительномъ духѣ; довольно-ясно намекается, что если пріятно имѣть тебя покупателемъ, то удовольствіе это болѣе нежели уравновѣшивается твоимъ скряжничествомъ и бранчивостью. Изъ всего этого истекаетъ назиданіе, что человѣку лучше всего жить дома, на своей родинѣ, гдѣ до него жили его отцы и послѣ него будетъ жить его сынъ, гдѣ торговцы и промышленники имѣютъ прямой интересъ въ томъ, чтобъ его дѣла не разстроивались, и почти также заботятся о томъ, хорошо ли уродились у него картофель и пшеница, какъ и онъ самъ. Сосѣди не то, что эти заграничные плуты, считающіе тебя ходячею машиною для выдѣлки банковыхъ билетовъ, которая выпускаетъ ихъ когда угодно, сколько захочешь — нѣтъ, сосѣди твои знаютъ, когда можно, когда нельзя приступать къ тебѣ, знаютъ, что просить не во-время денегъ то же, что ждать гороху въ декабрѣ или въ маѣ тетеревовъ.
Эти замѣчанія дѣлаю, вдохновленный своими настоящими страданіями; потому-что со вчерашняго утра переплатилъ я до двухъ сотъ фунтовъ, изъ которыхъ предчувствовалъ только пятьдесятъ, не имѣя понятія объ остальныхъ долгахъ. Кромѣ-того, я выдержалъ столько сраженій, подразумѣвается на французскомъ языкѣ, и очень дурномъ, что не взялъ бы за то четырехъ-сотъ фунтовъ. Въ этихъ словесныхъ битвахъ, всегда пораженіе на моей сторонѣ, потому-что, при ограниченности своихъ лингвистическихъ свѣдѣній, я похожъ на корабль, который, по недостатку боевыхъ снарядовъ, суетъ въ пушку все, что попало подъ-руку, и стрѣляетъ въ непріятеля вмѣсто картечи дублонами. Мистриссъ Д., которую шумъ спора всегда «зоветъ на поле боевое», оказываетъ плохую помощь; потому-что словарь ея если не великъ, то силенъ, а самый плутоватый лавочникъ не любитъ, чтобъ его называли воромъ и разбойникомъ. Такія приноровленія въ нашихъ репликахъ стоили мнѣ дорого, потому-что мнѣ пришлось улаживать деньгами не менѣе шести случаевъ «обезславленія» и двухъ случаевъ «угрозъ побоями», хотя и послѣднія ограничивались демонстраціями со стороны мистриссъ Д., которыхъ однакожь было совершенно достаточно для приведенія въ трепетъ нашего брюссельскаго бакалейщика, который полковникомъ въ здѣшней національной гвардіи, и гигантскаго куафёра, борода котораго составляетъ украшеніе «саперной роты». Кромѣ-того, открылось, что я сдѣлалъ какое-то, какое именно — не знаю, нарушеніе законовъ, за что и заплатилъ восемьдесятъ-два франка пять сантимовъ съ прибавкою двадцати-семи франковъ за ослушническую неявку; заплатилъ нынѣ же, потому-что штрафъ увеличился бы, какъ мнѣ далъ понять полицейскій brigadier, ужасный сановникъ, сейчасъ приходившій «пригласить меня», по его выраженію, въ префектуру. Такое приглашеніе все-равно что арканъ на шеѣ, потому не отказываюсь отъ него и оставляю на-время письмо.
Воротился, Томъ, три часа просидѣвъ въ передней и часъ слушавъ объясненія и поученія. Меня усовѣщивали, чтобъ я очистилъ себя отъ подозрѣнія, за которое, къ слову будь сказано, съ меня ужь взяли штрафъ. Проступокъ мой состоялъ въ томъ, что за одинъ клочекъ бумаги, данный мнѣ въ замѣну паспорта, не далъ я другаго клочка бумаги съ цѣлью объяснить, что я, Кенни Доддъ, живу въ городѣ Брюсселѣ не скрытно, а гласно, и не замышляю ничего дурнаго. Теперь, надѣюсь, они успокоены на этотъ счетъ; и если мои восемьдесятъ-два франка и пять сантимовъ способствовали утвержденію благоденствія здѣшняго города — сердечно радуюсь. Но кажется, что это только начало новыхъ хлопотъ; потому-что, когда я попросилъ, чтобъ на моемъ вышесказанномъ паспортѣ былъ прописанъ свободный пропускъ въ Германію, мнѣ сказали, что есть два «препятствія», то-есть два еще нерѣшенныя дѣла въ здѣшнихъ судахъ, хотя вчера заплатилъ я послѣднюю, какъ думалъ, сумму для полюбовнаго удовлетворенія всѣхъ судебныхъ исковъ на меня и считалъ теперь вышеупомянутаго Кенни Дж. Додда чистымъ отъ всѣхъ процесовъ. Услышавъ теперь противное, поѣхалъ я въ судебныя мѣста увидѣться съ Вангёгеномъ и Дрекомъ, главными моими адвокатами. Такой комнаты, какъ судъ, въ который вошелъ я, вы никогда не видывали. Вообразите большой четыреугольникъ, наполненный черными адвокатами, въ черныхъ мантіяхъ, съ черными лицами, съ черными душами, набитый ворами, тюремными сторожами, полицейскими служителями и публикою изъ торговокъ; все это сбито вмѣстѣ, толкотня и духота такая, что остается только дивиться крѣпости юридическихъ нервовъ. Надъ головами толпы возвышаются судейскія площадки; на каждой у стола, покрытаго чернымъ сукномъ, сидятъ три старика, и судятъ по правдѣ — величественное дѣло, теряющее нѣсколько своей почтенной важности, когда вспомнишь, что эти господа, не имѣя бэконова искусства, несвободны отъ одной изъ его слабостей [24]. Всѣми силами тѣснясь и толкаясь, я кое-какъ успѣлъ проложить себѣ дорогу до одного изъ этихъ возвышеній, и добрался до крѣпкой деревянной рѣшетки, или перилъ, за которою было чистое отъ толпы мѣсто, гдѣ сидѣлъ на скамьѣ обвиненный; противъ него, на другой скамьѣ, свидѣтели, а подлѣ, за миньятюрной каѳедрою, прокуроръ. Мнѣ показалось, что въ толпѣ адвокатовъ я вижу Дрека, но я ошибся — дѣло легкое, потому-что всѣ они похожи другъ на друга. Попавъ къ рѣшеткѣ, я вздумалъ постоять и послушать разбираемый процесъ.
Но этого удовольствія не было мнѣ дано; въ то самое время, какъ я началъ слушать съ напряженнѣйшимъ вниманіемъ, Вангёгенъ положилъ руку мнѣ на плечо и шепнулъ: «идите, некогда терять ни минуты; ваше дѣло начинается!»
— Что такое? Вѣдь полюбовныя сдѣл……
— Тсъ! сказалъ онъ предостерегающимъ тономъ: — молчите; почтеніе передъ величіемъ закона!
— Прекрасно; но какое же мое дѣло? Что вы хотите сказать словами: мое дѣло?
— Объясняться не время, сказалъ онъ, таща меня за собою:- засѣданіе началось; скоро все услышите.
Правду онъ говорилъ: не время и не мѣсто было много разговаривать, потому-что намъ приходилось прокладывать себѣ дорогу черезъ толпу все больше-и-больше стѣснявшуюся, и по-крайней-мѣрѣ двадцать минутъ формальной битвы понадобилось намъ, чтобъ вылѣзть изъ нея; мой фракъ и его мантія были растрепаны, въ иныхъ мѣстахъ лопнули.
Онъ, казалось, не обращалъ вниманія на состояніе своего туалета, и все тащилъ меня впередъ, черезъ дворъ, потомъ вверхъ по гадкой лѣстницѣ, потомъ опять внизъ, по темному корридору, опять вверхъ, по другой лѣстницѣ, и, пройдя большую переднюю, гдѣ, въ стеклянной клѣткѣ, сидѣлъ разсыльный, раскрылъ тяжелую зеленую занавѣсь, и мы очутились въ комнатѣ суда, не столь тѣсно набитой народомъ, какъ та, гдѣ я былъ прежде, но все-таки наполненной многочисленными зрителями, на этотъ разъ очень-порядочно одѣтыми. Когда мы вошли, царствовало мертвое молчаніе. Трое судей сидѣли, читая бумаги, и молча передавали ихъ одинъ другому. Прокуроръ ковырялъ въ зубахъ костяною разрѣзкою для бумагъ, а писецъ суда жевалъ бугтербродъ, который пряталъ въ шляпу. Вангёгенъ взошелъ на возвышеніе и указалъ мнѣ стулъ рядомъ съ своимъ. Едва я успѣлъ сѣсть, какъ писецъ, увидѣвъ, что мы заняли свои мѣста, поспѣшно сглонулъ огромный кусокъ и съ такимъ усиліемъ, что едва не задохся, прокричалъ: «слушается дѣло Додда-сына». Сердце у меня сжалось при этихъ словахъ: «дѣло Додда-сына», безъ всякаго сомнѣнія, могло быть только проклятая дуэль, о которой я писалъ ужь вамъ. И несчастіе и виновность упали исключительно на насъ. По-крайней-мѣрѣ четыре раза въ недѣлю меня требовали по этому дѣлу, то туда, то сюда, то къ гражданскому, то къ военному слѣдователю; и хотя я постоянно клялся, что ничего не зналъ о дуэли, пока привезли Джемса съ подстрѣленною ногою, но они полагали, что если хорошенько меня помучить, то можно выжать изъ меня важныя разъясненія. Въ разсчетѣ своемъ они не ошибались. Я готовъ былъ бы стать свидѣтелемъ противъ роднаго отца, лишь бы только избавиться отъ ихъ истязаній. Но бѣдою моею было то, что я дѣйствительно ничего не могъ сказать. Если я что и зналъ, то по разсказамъ черезъ другихъ: только то мнѣ и было извѣстно, что разсказалъ лордъ Джорджъ; а по своей обязанности мирнаго судьи въ Додсборо я зналъ, что подобныя показанія не принимаются.
И однакожь имъ было угодно не давать мнѣ покою своими вызовами и позывами, и мнѣ не оставалось ничего, какъ только являться повсюду, куда меня потребуютъ.
— Такъ это проклятое дѣло причиною, что задержали мой паспортъ? шепнулъ я Вангёгену.
— Да, именно, сказалъ онъ: — «и если не поведемъ его очень ловко, убытки могутъ быть огромны».
