Ясунари Кавабата - Озеро
— Слова «прятаться в траве» могут означать только то, что они означают, но теперь их стали употреблять еще и в смысле «уходить в иной мир», «сходить в могилу».
— Правда? — Хисако без особого интереса восприняла этот экскурс в филологию.
— Собственно, теперь, когда меня выгнали и я больше не учитель родного языка, это не имеет значения…
Гимпэй разглядывал роскошно обставленную в западном стиле комнату своей бывшей ученицы и чувствовал себя не лучше, чем преступник, которого преследуют по пятам.
Пока он шел за Хисако от дверей ее нового колледжа до ворот этого дома, его настроение переменилось. Он понимал: то, что он сейчас идет за ней во второй раз, — всего лишь игра, правила которой заранее известны Хисако, и она лишь делает вид, будто ей все внове. Но теперь она целиком и полностью ему принадлежала, и он с радостью принял эту игру — ведь ее придумала Хисако.
— Подождите меня здесь, — прошептала она, крепко сжимая руку Гимпэя. — Сейчас у нас ужин, но я постараюсь вернуться как можно скорее.
Гимпэй притянул Хисако к себе и поцеловал в губы. Хисако хотела, чтобы этот поцелуй длился вечно. Она так крепко прижалась к Гимпэю, что ему с трудом удалось удержаться на ногах.
— Чем вы займетесь в мое отсутствие?
— Не знаю. У тебя есть альбом с твоими фотографиями?
— Нет ни альбома, ни даже дневника. — Хисако покачала головой.
— Ты никогда не рассказывала мне о своем детстве.
— Ничего в нем не было интересного.
Хисако вышла из комнаты, не утерев даже губы после поцелуя. Как сейчас она будет смотреть в глаза родителям? — подумал Гимпэй. За занавеской, скрывавшей нишу в стене, он обнаружил умывальник, пустил слабую струю воды, тщательно вымыл лицо и руки, прополоскал рот. Он хотел было снять носки и вымыть ноги, но не решился сунуть их в умывальник, где Хисако мыла лицо. Собственно, от того, что он вымоет ноги, они не станут менее уродливы. Напротив, их безобразие проступит еще отчетливее.
Никто бы не догадался об их свидании, не займись Хисако приготовлением бутербродов для Гимпэя. И уж верхом дерзости было то, что на виду у всех она пронесла к себе в комнату кофе на серебряном подносе.
Не успела она поставить поднос на стол, как в дверь постучали. Хисако решительно и даже с упреком спросила: — Это вы, мама?
— Да.
— У меня гость, и прошу нас не тревожить.
Кто у тебя?
— Мой учитель, — тихо, но в то же время твердо ответила Хисако.
Гимпэй встал, подхваченный порывом неистовой ярости. Будь у него в руках пистолет, он не задумываясь выстрелил бы Хисако в спину… Он стреляет! Пуля пронзает ее насквозь и попадает в мать по ту сторону двери. Обе падают на спину, но Хисако красивым движением успевает повернуться к нему лицом, валится к его ногам и обнимает его колени. Из ее раны хлещет кровь, стекая по его ногам. В одно мгновенье грубая темная кожа на его подошвах становится шелковистой, прекрасной, как лепестки роз, и даже длинные обезьяньи пальцы, торчащие в разные стороны, словно погнутые зубцы гребня, омытые теплой кровью Хисако, становятся ровными и красивыми, как у манекена. Гимпэй спохватывается, что у Хисако не может быть столько крови, и видит, что кровь стекает также из раны у него в груди. Он теряет сознание и чувствует, будто его уносит на пятицветные облака, на которых восседает Будда Амида, собирая души истинно верующих… Все это видение длилось один короткий миг.
«Кровь моей дочери примешана к лекарству от экземы, которое она принесла для вас в школу», — раздается голос отца Хисако, и Гимпэй в ужасе замирает. Но это ему только послышалось.
Когда Гимпэй пришел в себя, он увидел грациозную фигурку Хисако у двери, и страх прошел. За дверью воцарилась тишина. Гимпэю показалось, будто дверь вдруг стала прозрачной, и он видит мать Хисако, трясущуюся под упорным взглядом дочери. Жалкая курица, у которой цыпленок выщипал перья! Из коридора донеслись нерешительно удаляющиеся шаги. Хисако быстро заперла дверь на ключ, потом повернулась и, прислонившись к ней спиной, заплакала.
Не прошло и нескольких минут, как в коридоре послышались тяжелые шаги. Вместо матери теперь к двери подошел отец и стал раздраженно дергать за ручку.
— Хисако, слышишь, открой! Немедленно открой!
— Я сейчас поговорю с твоим отцом, — сказал Гимпэй.
— Не надо.
— Почему? Ведь другого выхода нет.
— Я не хочу, чтобы отец вас увидел.
— Но я ничего не сделаю дурного. У меня даже пистолета с собой нет.
— Не хочу! Бегите через окно.
— Через окно?! Ну что же, попытаюсь. Ноги-то у меня как у обезьяны.
— В ботинках спускаться опасно.
— Я их снял.
Хисако взяла из шкафа несколько поясов и начала их связывать. Отец стучал в дверь все громче.
— Подождите минутку, я сейчас открою. И не волнуйтесь, пожалуйста! Мы не собираемся здесь покончить жизнь самоубийством или совершить что-нибудь дурное.
— Что?! Как смеешь ты так говорить с отцом?!
Слова Хисако все же подействовали на него, и стук в дверь прекратился.
Крепко намотав конец импровизированной веревки на обе руки, она кинула ее за окно и со слезами на глазах поглядела на Гимпэя. Он коснулся ее пальцев кончиком носа и стал быстро спускаться. Он хотел поцеловать ее пальцы, но, потому что все время с опаской поглядывал вниз, ткнулся в них не губами, а носом. Спустившись на землю, он дважды дернул за конец, давая понять, что все в порядке. Когда он дернул во второй раз, веревка, никем не удерживаемая, упала к его ногам.
— Ты даришь эти пояса мне? Спасибо, я их возьму на память! — крикнул Гимпэй.
Пробегая по саду, он на ходу быстро намотал веревку на руку. Оглянувшись, Гимпэй увидел в окне, через которое только что выбрался, две фигуры — Хисако и, по-видимому, отца. Наверно, ее отец не будет поднимать шум, подумал Гимпэй и ловко, словно обезьяна, перепрыгнул через резную решетку ворот.
Удалось ли Хисако выйти замуж после всего случившегося? — раздумывал теперь он.
С тех пор Гимпэю лишь один раз довелось встретиться с Хисако. Он часто приходил к ограде ее бывшего дома, но Хисако больше уже не ждала его, «спрятавшись в траве», не оставляла для него посланий на ограде. И все же сто не покидала надежда увидеть ее, и он время от времени заглядывал сюда даже зимой, когда трава пожухла и ее засыпало снегом.
Однажды ранней весной он, к своему крайнему удивлению, встретил там Хисако.
Но Хисако была не одна, а вместе с Ондой. В первую минуту у Гимпэя сердце радостно забилось в груди: значит, и Хисако иногда заглядывает сюда, надеясь встретиться с ним, просто до сих пор они приходили в разное время… Однако стоило ему взглянуть на удивленное лицо Хисако, и его радость угасла: она вовсе не рассчитывала его увидеть. Она назначила здесь встречу Онде. Но как могла она привести эту доносчицу сюда, на место их тайных свиданий?! Гимпэй решил быть осторожным, чтобы не наговорить лишнего…
— Учитель… — прошептала Хисако.
— А, это вы, учитель! — громко повторила Онда.
— Мисс Тамаки, неужели вы до сих пор водите дружбу с подобной личностью? — Гимпэй указал подбородком на Онду. Девушки сидели рядом, подстелив под себя нейлоновый платок.
— Хисако ходила сегодня на церемонию, посвященную окончанию колледжа, — объявила Онда, неприязненно глядя на Гимпэя.
— Вот как? На церемонию… Я ничего об этом не знал. — Он сказал больше, чем хотел.
— Учитель, с того дня я ни разу не была в колледже, — извиняющимся голосом пробормотала Хисако.
— Понимаю. — Слова девушки глубоко тронули его, но то ли из-за присутствия Онды, то ли припомнив времена, когда он еще был учителем, Гимпэй неожиданно для самого себя спросил: — Но как в таком случае вы смогли закончить колледж?
— Смогла! Помог председатель попечительного совета, — вместо нее ответила Онда, и трудно было понять, благожелательно или дурно она относится к этому факту.
— Я знаю, вы умная девушка, мисс Онда, но перестаньте вмешиваться, когда вас не спрашивают… Скажите, Хисако, председатель выступил с речью на церемонии?
— Да.
— Я давно уже не пишу речи для старого Ариты. Наверно, его сегодняшняя речь была не похожа на прежние?
— Она была краткой.
— Боже мой, о чем только они говорят? — вмешалась Онда. — Неужели вам больше нечего сказать друг другу, если вы даже встретились случайно?
— Оставьте нас вдвоем, и мы найдем о чем поговорить. Но все это не для ваших шпионских ушей. Если вам есть что сказать мисс Тамаки, говорите скорее и уходите.
— Я не доносчица. Я хотела лишь спасти мисс Тамаки от вашего вредного влияния. Именно мое письмо заставило ее сменить колледж, и, хотя Хисако потом перестала его посещать, она по крайней мере избавлена от постоянного общения с бесчестным человеком. Я очень дорожу дружбой с мисс Тамаки и буду бороться за нее, что бы вы со мной ни сделали. Мисс Тамаки ненавидит вас.
