Иннокентий Федоров-Омулевский - Шаг за шагом
-- А сколько лет этому помощнику? -- спросил Александр Васильич, тоже грустно улыбнувшись.
-- Восьмой год недавно пошел.
Светлов задумался.
-- А знаете, Анюта, -- сказал он через минуту, смотря ей прямо в глаза,-- я все-таки очень рад за вас, и именно за вас...
Девушка посмотрела на него в недоумении.
-- Видите ли, в чем дело, Анюта: я нахожу вас теперь такой, какой желал бы вас видеть, хотя и не предполагал, что такой именно вас и встречу...
-- Это как? -- удивилась она.
-- Я хочу сказать: живи бы вы лучше, вы были бы хуже. Оно кажется странно как будто, а между тем -- верно, если вдуматься глубже в ваше положение.
-- Значит, лучше жить -- худо? -- спросила она, недоумевая по-прежнему.
-- Как вам сказать, Анюта? Для вас, по-моему, лучше... так пожить... на некоторое время, разумеется.
-- Я вас не понимаю,-- сказала она.
-- Сейчас поймете. У нас, видите ли, школа не дает правильных понятий о жизни, не подготовляет к ней, и потому большей части из нас приходится брать уроки непосредственно у самой жизни. Чем раньше придут эти суровые уроки, тем лучше для человека, который из школы вынес одну только ненужную дребедень. Вот хоть вы, например, скажем. Я уверен, что вы ровно ничего не вынесли из вашего института, кроме нескольких красиво сшитых тетрадок, где на полях, я думаю, и теперь еще можно прочесть разные надписи вроде: "Ах, какой он душка!", "Божество!", если только они у вас сохранились. Ну, скажите, не правда ли?
Девушка кротко улыбнулась, но она была вся -- внимание.
-- Ведь знаний положительных вы никаких оттуда не вынесли,-- продолжал Светлов, заметно увлекаясь.-- Я даже смею думать, что вы до сих пор не умеете писать правильно по-русски; по крайней мере я так сужу отчасти по моей сестре,-- а это еще не бог знает что; да, говоря строго, это совсем и не положительное знание. Если же вы и такого-то знания оттуда не вынесли, так что же вы вынесли после этого? Разумеется, ровно ничего или почти ничего. А между тем там уж успели натолкать в вашу голову всякую ненужную дребедень, разные понятия, от которых развитые люди открещиваются потом и руками и ногами всю свою жизнь. И вот представьте, что, выйдя из института, вы поступили бы в так называемую "приличную обстановку", с полным довольством. Так бы у вас и не составилось никогда понятия о требованиях настоящей, действительной жизни, а не той, потребности которой выражаются в институтах деланием глубоких книксенов да сшиванием тетрадок розовыми ленточками. Вышли бы вы потом не менее "прилично" замуж, в полной уверенности, что и всем так же хорошо живется на свете, как и вам. Может быть, со временем, вам и пришлось бы узнать настоящую жизнь, зайти в ее дебри; но тогда она, по всей вероятности, сломала бы вас, а не исправила. Теперь вам легче дастся это знание: вы еще молоды, еще поборетесь, сил у вас хватит, а там, глядишь, как-нибудь и ясные дни проглянут...
Девушка с глубоким вниманием слушала эту горячую, совсем еще новую для нее речь. Ее мыслящая головка хотя и не все поняла из того, что теперь говорилось, но ею инстинктивно сознавалась правда высказанного.
-- Я никогда об этом не думала,-- сказала Анюта задумчиво.
-- И тогда, даже при самой лучшей обстановке.-- продолжал с жаром Светлов,-- вам не покажется, Анюта, ни странной, ни смешной какая-нибудь другая бедная девушка, штопающая брючки своим маленьким братьям...
-- Да, это правда,-- заметила она еще задумчивее, чувствуя в эту минуту большую симпатию и доверие к Светлову.
-- Главное, Анюта, надо помнить, что в жизни все берется с боя; даром ничего хорошего она не даст. Правда, иногда, по-видимому, дуракам и валит счастье, только ведь какое же это счастье? От такого счастья истинно развитый человек за тридевять земель бежит!..
-- Я иногда много думаю обо всем, но мне все кажется, что я ошибаюсь; посоветоваться не с кем, мамаше не до того, да она как-то и не соглашается со мной,-- сказала Анюта, не смотря на Светлова и как бы говоря сама с собой.
-- Ну, вот, теперь мы будем вместе советоваться,-- молвил Александр Васильич, переходя в более веселый тон,-- только, вперед, одно условие: полнейшая искренность с обеих сторон. Не так ли?
Он протянул ей обе руки.
-- Да, да; мне бы так хотелось с кем-нибудь поговорить, кто больше меня знает,-- сказала она, прямо и доверчиво смотря ему в глаза.
-- Ну, я хоть и немного больше вашего, а все-таки кое-что знаю, Анюта,-- заметил ей Светлов совершенно просто.
-- А вы не будете надо мной смеяться? -- спросила она наивно и как-то особенно весело.
-- Непременно; без этого не обойдется. Как только скажете, что-нибудь смешное, так и засмеюсь; впрочем, потом скажу, почему смеюсь.
Они снова оба засмеялись.
-- Так, значит, мы будем жить друзьями? Не правда ли? -- спросил через минуту Александр Васильич.
-- Разумеется, друзьями...-- застенчиво, но доверчиво ответила она.
-- Так что я могу считать, что с сегодняшнего же дня начинаются и мои дружеские обязанности в отношении вас.-- спросил снова Светлов.
-- То есть что же?.. я, право, не знаю...-- смутилась Девушка.
-- А вот что. Шитье-то ведь плохая работа, Анюта; времени уходит на него много, а труд не вознагражден. Это бы еще вполгоря, но тут и вопрос о здоровье замешивается...
-- Так ведь что же делать! -- вздохнула Анюта.
-- Постойте, не вздыхайте. Я вот что придумал: я вам уроки достану.
-- Ой, где мне! Я и сама-то ничего не знаю...
-- Ну, полноте, как ничего не знаете! Мы сперва начнем не с мудреных, а там и втянетесь помаленьку? -- сказал Светлов вопросительно.
-- Да я бы рада была... попробовать; только мне кажется, что я не справлюсь с этим.
Девушка грустно покачала головой.
-- А вот увидим, справитесь ли. Вы мне теперь скажите только, уполномочиваете ли вы меня позаботиться об этом?
-- Я, право, не знаю; я могу сконфузить вас: я ведь такая неловкая, дикая...
-- Вот уж я не из конфузливых-то! -- засмеялся Светлов.-- Нет, вы уж обо мне, пожалуйста, не хлопочите, Анюта. Я считаю этот вопрос порешенным... Да?
Он протянул ей руку. Она колебалась. Ей, видимо, и понравилось его предложение, и что-то удерживало еа принять его.
-- Я бы лучше подумала...-- сказала она, не зная, что делать.
А Светлов не отнимал своей протянутой руки.
-- Ну что же это? Что же я буду делать? -- тревожно прошептала Анюта, как бы говоря сама с собой, и ее маленькая, худенькая рука, может быть против ее воли, незаметно очутилась в здоровой руке Светлова.
-- Давно бы так! -- сказал он весело.
Минут десять еще потолковали они об этом. Между тем Агния Васильевна вернулась с рынка вместе с двумя маленькими сыновьями. В руках у ней был кулек с рыбой. Светлов выбежал к тетке навстречу, в переднюю. Она его сперва не узнала, но потом вдруг бросилась к нему на шею и заплакала. Орлова была еще очень бодрая старушка, хотя по всему лицу ее и прошли те неизгладимые черты, какие способно врезывать одно толькся глубокое, безысходное горе. Всматриваясь в это выразительно-скорбное лицо, Александр Васильич невольно вспомнил, что в семействе у них, Светловых, существовало как бы предание, что никогда и никто не слышал ни одной жалобы из уст этой женщины.
-- Вот, мои матушки, не ожидала-то, кого бог увидать привел! -- говорила она сквозь слезы, рассматривая пристально Светлова и даже позабыв, что кулек у ней все еще оставался в руке.-- Я как будто знала, что селенгу сегодня купила: ты ведь до нее прежде охотник был...
Тут только вспомнила Агния Васильевна о своем кульке.
-- Посмотри-ка, какая большущая... Это что! -- сказала она, доставая из него крупную соленую рыбу и показывая ее Светлову.
-- Уж как хотите, тетя, а меня попотчевайте; я ведь сколько лет не лакомился ею,-- попросил Александр Васильич.
Это доставило несказанное удовольствие Агнии Васильевне. Но едва ли еще не большее удовольствие доставило ей то, что племянник назвал ее "тетей". Она засуетилась как угорелая: у ней все так и выпадало из рук. Хлопотня старушки чрезвычайно развеселила Светлова. Он забрался к ней на кухню, принялся сам чистить рыбу, стал крошить лук и прослезился при этом, рассказывал забавные вещи, смешил до упаду всех и сам хохотал -- словом, школьничал. В каких-нибудь четверть часа семья Орловой так освоилась с гостем, как будто уж и невесть сколько лет он заглядывает таким образом к ним по утрам. Дети, так те просто одолели его. Они то взбирались к нему на колени, то залезали ручонками в его карман, чтоб вытащить оттуда ярко блестевшие золотые часы; младший сын Орловой даже пробовал на шею ему вскарабкаться, несмотря на все урезонивания сестры и матери.
-- Вишь, как ребятки-то его полюбили, даром что нарядный да важный такой,-- замечала Агния Васильевна дочери, сияя материнским восторгом.
