Пауло Коэльо - Вероника решает умереть
«Вы, здесь сидящие, и есть те, кому суждено меня услышать, – сказал он. – Вы выдержали два самых тяжелых испытания на духовном пути: терпение в ожидании момента истины и мужество принимать происходящее без осуждения и оценки. Вас я буду учить».
И Насреддин поделился с ними некоторыми из суфийских техник.
Мужчина сделал паузу и вынул из кармана странного вида флейту.
– Теперь немного отдохнем, а затем приступим к медитации.
Все поднялись. Вероника не знала, что ей делать.
– Ты тоже вставай, – сказала Мари, взяв ее за руку. – У нас пятиминутный перерыв.
Я уйду, не хочу вам мешать.
Мари отвела ее в угол.
– Неужели ты ничему не научилась, даже на пороге смерти? Перестань постоянно думать, будто ты всем мешаешь! Если кому-то не нравится, он сам пожалуется. А если ему недостает смелости пожаловаться, то это его проблема.
– В тот день, когда я подошла к вам, я впервые сделала то, на что прежде ни за что бы не осмелилась.
– И позволила себе смутиться от обыкновенной дурацкой шутки. Почему ты не пошла дальше? Что тебе было терять?
– Собственное достоинство. Оставаться там, где меня не хотят видеть.
– А что такое достоинство? Стремление, чтобы все окружающие считали тебя доброй, воспитанной, исполненной любви к ближнему? Полюби природу. Смотри побольше фильмов о животных и обрати внимание, как они борются за свое пространство. Мы все были рады той твоей пощечине.
У Вероники уже не оставалось времени бороться за какое-либо пространство, и она сменила тему. Она спросила, кто этот мужчина.
– Уже лучше, – рассмеялась Мари. – Задавай вопросы и не бойся, что тебя сочтут нескромной. Этот человек – учитель-суфий.
– Что значит «суфий»?
– Шерсть.
Вероника не поняла. Шерсть?
– Суфизм – это духовная традиция дервишей, в которой учителя не стараются выглядеть мудрыми, а ученики танцуют, кружатся, входят в транс.
– А для чего это нужно?
– Не могу точно сказать. Но наша группа решила пройти по возможности через все необычные переживания. Всю мою жизнь власти учили нас, что духовный поиск существует лишь для того, чтобы заставить человека уйти от своих реальных проблем. А теперь ответь мне: ты не находишь, что попытка понять жизнь – это реальная проблема?
Да. Это была реальная проблема. Вдобавок ко всему теперь Вероника уже не была уверена, что означает слово реальность.
Мужчина в костюме – суфийский учитель, как его называла Мари, – попросил всех сесть в круг. Он взял одну из стоявших в столовой ваз и, вынув из нее все цветы, кроме одной красной розы, поставил посередине.
– Подумать только, – сказала Вероника, обращаясь к Мари. – Какой-то сумасшедший однажды решил, что зимой можно выращивать цветы, и вот результат – сегодня у нас в Европе круглый год есть розы. Как вы считаете, суфийскому учителю со всеми его знаниями пришло бы такое в голову?
Мари, казалось, угадала ее мысль.
– Критику оставь на потом.
– Постараюсь. Ведь все, что у меня есть, – это настоящее, а оно так быстро пролетает.
– Это все, что есть у любого человека, и у всех оно быстро пролетает, хотя некоторые считают, что у них есть прошлое, где они накапливали вещи, и будущее, где они накопят их еще больше. Кстати, если говорить о настоящем моменте, ты часто мастурбируешь?
Хотя успокоительное еще действовало, Вероника вспомнила первую услышанную ею в Виллете фразу.
– Когда я попала в Виллете и еще была вся в трубках для искусственного дыхания, я ясно слышала, как кто-то спросил, хочу ли я, чтобы меня помастурбировали. Что это значит? Это у вас здесь навязчивая идея?
– И здесь, и там, снаружи. Только в нашем случае у нас нет необходимости это скрывать.
– Так это вы меня тогда спросили?
– Нет. Но я считаю, что следует знать, насколько далеко ты можешь зайти в своем удовольствии. В следующий раз, проявив немного терпения, ты сама сможешь привести туда своего партнера, вместо того чтобы покорно ждать, куда он приведет тебя. Даже если тебе осталось жить два дня, я считаю, что не стоит уходить отсюда, не познав этого.
– Уж не с тем ли шизофреником, который ждет меня, чтобы послушать пианино?
– Во всяком случае, мальчик он красивый.
Мужчина в костюме попросил тишины, прервав их разговор. Он предложил всем сконцентрироваться на розе и освободить свой ум.
– Мысли будут возвращаться к вам, но старайтесь отгонять их в сторону. Перед вами выбор: либо вы владеете своим умом, либо он владеет вами. По второму варианту вы уже жили: вы позволяли овладевать собой страхам, неврозам, неуверенности, поскольку человеку присуща эта склонность к саморазрушению.
Не путайте безумие с потерей контроля. Помните, что в суфийской традиции главный учитель – Насреддин, – тот, кого все называют безумным. И именно оттого, что в его городе его считают сумасшедшим, Насреддин имеет возможность говорить все, что думает, и делать все, что пожелает. В средневековье так было с придворными шутами. Они могли предупреждать короля обо всех опасностях, которые министры не осмеливались обсуждать из страха лишиться своей должности.
Так должно быть и с вами. Оставайтесь безумными, но ведите себя как нормальные люди. Рискуйте быть другими, но научитесь делать это, не привлекая к себе внимания. Сконцентрируйтесь на этом цветке и позвольте проявиться вашему истинному Я.
– А что такое «истинное Я»? – прервала его Вероника.
Наверное, все присутствующие это знали, но это не имело значения: она хотела спросить – и спросила, не беспокоясь о том, чтобы не беспокоить других.
Похоже, мужчина удивился тому, что его прерывают, но ответил:
– Это то, чем вы являетесь, а не то, что с вами сделали.
Вероника решила выполнить упражнение, приложив максимум усилий, чтобы открыть, кто она есть. За дни, проведенные в Виллете, она пережила вещи, которых никогда до этого не переживала настолько сильно, – ненависть, любовь, желание жить, страх, любопытство. Наверное, Мари была права: разве довелось ей по-настоящему познать тот же оргазм? Или она добиралась лишь до той стадии, куда ее хотели довести мужчины?
Мужчина в костюме заиграл на флейте. Вскоре музыка внесла умиротворение в душу Вероники, и ей наконец удалось сконцентрироваться на розе. Как ни странно, с того момента, когда она покинула кабинет доктора Игоря, она чувствовала себя очень хорошо.
Она знала, что скоро умрет; так к чему же страх? Он ничем не поможет, не позволит избежать рокового сердечного приступа. Лучше всего использовать остающиеся дни или часы, делая то, чего она еще никогда не делала.
Нежные звуки флейты и неяркое освещение создавали почти религиозную атмосферу.
Религия... Почему бы не попытаться погрузиться в себя, чтобы увидеть, что осталось от прежних убеждений, от прежней веры?
Однако музыка уводила Веронику по иному пути: освободить ум, прекратить размышлять о чем бы то ни было, – только БЫТЬ. Вероника покорилась, она созерцала розу, она видела, кто она есть, ей это понравилось, и было жаль, что она была так неосмотрительна.
Когда медитация закончилась и учитель-суфий удалился. Мари задержалась в столовой, беседуя с членами Братства. Вероника, сославшись на усталость, вскоре ушла, – ведь принятое в то утро успокоительное было настолько мощным, что уложило бы и быка, и даже при этом ей хватило сил, чтобы до сих пор оставаться на ногах.
С молодежью так всегда: она устанавливает собственные пределы, не задаваясь вопросом, выдержит ли организм. И организм всегда выдерживает.
Мари спать не хотелось. Сегодня она спала допоздна, затем решила прогуляться по Любляне: доктор Игорь требовал, чтобы члены Братства каждый день выходили в город. Она отправилась в кино и там, сидя в кресле, опять уснула – шел скучнейший фильм о конфликтах между мужем и женой. Неужели не нашлось другой темы? Зачем каждый раз повторять одни и те же истории – муж с любовницей, муж с женой и больным ребенком, муж с женой, любовницей и больным ребенком? Как будто в мире нет более интересных сюжетов.
Беседа в столовой была непродолжительной. После медитации все находились в расслабленном состоянии и решили вернуться в палаты, за исключением Мари, которая вышла в сад прогуляться. По пути через холл она увидела, что девушка так и не дошла до своей палаты: она играла для Эдуарда-шизофреника, который, наверное, все это время ждал у пианино. Сумасшедшие – как дети, уходят лишь после того, как их желания оказываются исполнены.
Было холодно. Мари вернулась, взяла во что укутаться и вышла снова. Здесь, подальше от людских глаз, закурила. Курила задумчиво и не спеша, размышляя о девушке за пианино, о музыке и о жизни за стенами Виллете, которая для всех становится невыносимо тяжкой.
По мнению Мари, эти трудности были связаны не с беспорядком или неорганизованностью, или анархией, а как раз с избытком порядка. Общество создает все новые правила, а вслед за ними противоречащие этим правилам законы, а затем новые правила, противоречащие этим законам. И люди становятся испуганными и боятся шаг ступить за пределы того, что установлено невидимым распорядком, подчиняющим себе жизнь каждого.
