Уильям Теккерей - Базар житейской суеты. Часть 2
Джозефъ Седли былъ блистателенъ въ полномъ смыслѣ, съ головы до пятокъ. Онъ разжирѣлъ и потолстѣлъ еще больше, чѣмъ прежде. Рубашечные воротнички, накрахмаленные до самой плотной степени; достигали у него до самыхъ ушей, лицо его краснѣло и лосннлось отъ жира, и въ довершеніе очарованія, манжеты и брызжи съ пышнымъ блескомъ выставлялись изъ-подъ разноцвѣтнаго жилета. Лакированные сапожки въ ту пору еще не были изобрѣтены; зато гессенскіе ботфорты съ кисточками сіяли на его ногахъ съ тѣмъ самымъ великолѣпіемъ, съ какимъ на старой картинѣ, поступившей во владѣніе Ребекки Кроли, изображенъ былъ храбрый джентльменъ, возсѣдавшій на слонѣ. На одной изъ петель его свѣтло-зеленаго фрака, украшеннаго блестящими пуговицами, живописно рисовался прекрасный свадебный букетъ изъ дорогихъ и рѣдкихъ цвѣтовъ.
Явствуетъ отсюда, что мистеръ Джорджъ Осборнъ бросилъ наконецъ въ урну великій жребій своей джентльменской жизни, или, выражаясь простымъ языкомъ, Джорджъ Осборнъ собрался наконецъ вступить въ законный бракъ.
Невѣста была въ сѣромъ шелковомъ платьѣ (какъ впослѣдствіи объявилъ мнѣ кептенъ Доббинъ), и голова ея украшалась простенькой соломенной шляпкой съ розовыми лентами. Шляпа покрыта была вуалью изъ бѣлыхъ шантильскихъ кружевъ, подаренныхъ ей мистеромъ Джозефомъ. Самъ капитанъ Доббинъ выпросилъ позволеніе представить ей въ подарокъ золотую цѣпочку и часы, купленные нарочно на этотъ случай. Мать съ своей стороны подарила невѣстѣ брильянтовую брошку — единственную драгоцѣнность, оставшуюся у ней послѣ фамильной катастрофы.
Когда началась брачная церемонія, мистриссъ Седли зарыдала горько. Тщетно утѣшали ее дѣвушка-ирландка и мистриссъ Клеппъ, домовая хозяйка: старушка хотѣла, казалось, выплакать всѣ свои слезы. Мужа ея, старика Седди, не было въ капеллѣ. Джозефъ выполнялъ обязанность отца при передачѣ невѣсты жениху, между-тѣмъ какъ мистеръ Доббинъ служилъ шаферомъ другу своему, Джорджу.
Въ капеллѣ не было никого кромѣ особъ, совершившихъ брачный обрядъ и друзей жениха съ невѣстой. Въ отдаленіи, у самыхъ дверей, сидѣли два лакея съ нахмуренными бровями. Дождевыя капли барабанили въ окна, и стукъ ихъ уныло вторилъ всхлипываньямъ старушки Седли. Голосъ пастора печально раздавался между пустыми стѣнами. На извѣстный его вопросъ: «хочешь ли ты взять себѣ въ жену сію дѣвицу?» Джорджъ отвѣчалъ громко — «хочу». Отвѣтъ невѣсты выпорхнулъ прямо изъ ея сердца, но никто его не слышалъ, кромѣ капитана Доббина.
Когда кончился обрядъ, Джозефъ Седли выступилъ впередъ, и поцаловалъ свою сестру — первый разъ въ продолженіе нѣсколькихъ мѣсяцовъ. Мрачное выраженіе на лщѣ Джорджа исчезло, и онъ казался теперь гордымъ и счастливымъ.
— Ну, Вилльямъ, теперь твоя очередь, любезный другъ, сказалъ онъ веселымъ тономъ, положивъ руку на плечо друга.
Мистеръ Доббинъ подошелъ къ новобрачной, и слегка прикоснулся къ ея розовой щечкѣ. Затѣмъ, вся компанія отправилась въ ризницу, включить свои имена въ метрическую книгу.
— Благослови тебя Богъ, старый другъ! сказалъ Джорджъ, крѣпко пожимая руку мистера Доббина. Въ это мгновеніе, глаза его овлажились жидкостью, весьма похожею на слезы. Доббинъ кивнулъ только головою: сердце его было слишкомъ полно, чтобы допустить возможность краснорѣчивыхъ объясненій.
–. Пиши чаще и пріѣзжай къ намъ какъ можно скорѣе, проговорилъ мистеръ Осборнъ, прощаясь съ своимъ другомъ на церковной паперти.
Когда наконецъ старушка Седля обнялась въ послѣдній разъ съ своею дочерью, новобрачные быстро пошли къ своей каретѣ.
— Прочь съ дороги, чертенята! закричалъ Джорджъ на толпу запачканныхъ ребятишекъ, рѣзвившихся около ограды.
Дождь между-тѣмъ немилосердо билъ въ лицо новобрачныхъ, когда они подходили къ своему дорожному экипажу. Ямщики дрожали на козлахъ, и отъ нетерпѣнія хлопали бичами. Нѣсколько ребятишекъ взвизгнули жалобными голосами, когда забрызганная карета тронулась и поскакала по большой дорогѣ.
Вилльямъ Доббинъ стоялъ передъ оградой, провожая глазами удалявшійся экждажъ. Мальчишки обступили его со всѣхъ сторонъ, завизжали, но онъ не обращалъ никакого вниманія на ихъ дерзкій смѣхъ.
— Поѣдемъ-ко домой, любезный, перекусимъ чего-нибудь, закричалъ сзади басистый голосъ, и вслѣдъ затѣмъ дюжая рука мистера Джоза обхватила его плечо.
Но кептенъ Доббинъ отказался отъ этого радушнаго приглашенія на завтракъ. Онъ помогъ плачущей старушкѣ и спутницамъ ея сѣсть въ карету Джоза, и разстался съ ними, не проговоривъ ни одного слова. И эта карета двинулась съ мѣста, сопровождаемая саркастическими взвизгами мальчишекъ.
— Вотъ вамъ, маленькіе шалуны! сказалъ кептенъ Доббжнъ, бросивъ имъ нѣсколько мелкихъ монетъ.
И потомъ онъ отправился одинъ, въ бурную и дождливую погоду, на свою одинокую квартиру въ казармахъ. Все, казалось, было теперь кончено для него: они обвѣнчались и уѣхали счастливые и довольные своей судьбой; честный Доббинъ поблагодарилъ Бога отъ полноты своего сердца. Никогда, со времени своего дѣтства, онъ не чувствовалъ себя столько одинокимъ и грустнымъ. Онъ думалъ съ замираніемъ сердца о тѣхъ счастливыхъ дняхъ, когда Богъ приведетъ ему взглянуть на юную чету.
* * *Дней черезъ десять послѣ этой церемоніи, три знакомые намъ молодые джентльмена наслаждались тою блистательною перспективой, которую Брайтонъ представлялъ въ лѣтнее время любознательному путешественнику, наблюдающему безпредѣльное море съ одной стороны, и нижнія окна живописныхъ домиковъ съ другой. Взоры лондонскаго жителя, закупореннаго въ своемъ зимнемъ жильѣ между колоссальными стѣнами, весьма охотно обращаются къ безбрежному океану, вѣчно юному и улыбающемуся своими безчисленными яминками, тогда-какъ бѣлые паруса бороздятъ его изъ конца въ конецъ, и сотни купальныхъ машинъ привѣтствуютъ подлѣ берега его голубыя волны. Но еще, быть-можетъ, гораздо охотнѣе, столичный психологъ и наблюдатель человѣческой природы обращаетъ взоръ свой на нижнія окна брайтонскихъ домовъ, гдѣ расцвѣтаетъ человѣческая жизнь въ своихъ разнообразныхъ формахъ. Изъ одного окна выставляются фортепьянныя ноты, за которыми юная леди съ шелковичными локонамт упражняется каждый день по шести часовъ, къ великому удовольствію и наслажденію всѣхъ ближайшихъ жильцовъ; за другимъ между-тѣмъ на мягкихъ креслахъ сидитъ нянюшка Полли, укачиваетъ своего юнаго джентльмена на рукахъ, тогда какъ папенька его, мистеръ Джакобъ, кушаетъ устрицы и пожираетъ газету Times у третьяго окна. Тутъ же; двѣ интересныя сестрицы, послѣ утреннихъ занятій, поглядываютъ на молодыхъ артиллерійскихъ офицеровъ, которые, вѣроятно для учебныхъ наблюденій, хотятъ взобраться на мѣловую гору; чтобы охватить своими взорами и море, и живописныя окрестности великаго городка. У подножія скалы, на морскомъ берегу, стоитъ, углубившись въ размышленія, дѣловой человѣкъ изъ Сити, съ подзорной трубкой футовъ въ шесть; наведенной на голубое простраиство — стоитъ онъ и наблюдаетъ лодки; шлюпки, катера и купальныя машины, которыя поминутью отваливаютъ отъ берега, или возвращаются назадъ съ своими веселыми пассажирами, омытыми и очищенными соленой влагой.
Но кчему, съ вашего позволенія, сталъ бы я описывать Брайтонъ, — этотъ британскій Неаполь съ его беззаботными лаццарони, отлично понимающими цѣну эпикурейскихъ наслажденій? Всѣмъ и каждому извѣстно, что Брайтонъ — чистенькій, опрятный, веселый, щеголеватый городокъ, до котораго вы, благодаря желѣзнымъ рельсамъ, долетаете теперь изъ Лондона въ полтора часа, тогда какъ въ первой части этого столѣтія онъ отстоялъ на цѣлый день ѣзды отъ англійской столицы. Кто поручится, что черезъ сотню лѣтъ вы не будете перелетать это пространство въ полторы минуты?…
— Что за прелесть эта быстроглазая дѣвчонка во второмъ этажѣ надъ магазиномъ! замѣтилъ одинъ изъ трехъ джентльменовъ, гулявшихъ на морскомъ берегу, — видѣлъ-ли ты, Кроли, какъ она подмигнула на меня, когда мы проходили?
— Будь остороженъ, Джозъ, отвѣчалъ джентльменъ, къ которому обращено было это воззваніе, — дѣвушка пожалуй сойдетъ съ ума, если ты станешь шутить съ ея сердцемъ. Этакой Донъ-Жуанъ! Ему ничего не стоитъ влюбить въ себя всѣхъ этихъ красотокъ!
— Ну, это ужь черезъ-чуръ! сказалъ Джозъ самодовольнымъ тономъ, бросая убійственно искрометный взоръ на горничную, выглядывавшую изъ окна надъ магазиномъ модистки.
Въ Брайтонѣ мистеръ Джозефъ Седли былъ еще блистательнѣе, чѣмъ въ Лондонѣ на свадьбѣ у сестры. На немъ былъ франтовской жилетъ багроваго цвѣта и военный сюртукъ съ золотымъ шитьемъ. Въ послѣднее время онъ старался освоиться съ геройскими привычками и поставить себя на военную ногу, хотя собственно наклонности его имѣли самый миролюбивый характеръ. Онъ гулялъ теперь съ двумя пріятелями, молодцовато побрякивая шпорами, и выстрѣливая смертоносными взглядами во всѣхъ горничныхъ и субретокъ, считавшихся достойными быть его мишенью.
