Элизабет Гаскелл - Жены и дочери
— Я с сожалением узнал, как вы были больны! Вы выглядите слабой!
Молли вся покраснела, осознав его заботу. Для того, чтобы положить этому конец, она взглянула на него, и он вдруг заметил то, чего не видел прежде: как прекрасны ее серые глаза. Она улыбнулась ему, краснея еще сильнее, и сказала:
— О! Сейчас я вполне окрепла. Было бы стыдно болеть, когда все вокруг наполнено летней красотой.
— Я узнал, как глубоко мы… я обязан вам… мой отец не находит слов, чтобы воздать вам должное…
— Пожалуйста, не продолжайте, — попросила Молли, против воли слезы навернулись ей на глаза. Роджер, казалось, тотчас же ее понял и повернулся к миссис Гибсон:
— Право слово, моя маленькая невестка никогда не устает говорить о Monsieur le Docteur, как она называет вашего мужа!
— Я еще не имела удовольствия познакомиться с миссис Осборн Хэмли, — заметила миссис Гибсон, внезапно осознавая, что еще не успела исполнить эту обязанность, — и я должна попросить у вас прощения за свою небрежность. Но Молли доставила мне столько забот и беспокойства, вы знаете, я приглядывала за ней, как за своей собственной дочерью… что никуда не выезжала: кроме Тауэрса, который, я бы сказала, мне как второй дом. И тогда я поняла, что миссис Осборн Хэмли подумывает вскоре вернуться во Францию? Все же это было очень беспечно.
Маленькая ловушка, установленная для того, чтобы узнать новости о событиях в семье Хэмли, оказалась довольно успешной. Роджер ответил так:
— Я уверен, миссис Осборн Хэмли будет очень рада видеть друзей семьи, как только немного окрепнет. Надеюсь, она вообще не вернется во Францию. Она — сирота, и я полагаю, мы с отцом уговорим ее остаться. Но в настоящее время ничего не улажено, — затем, словно он был рад покончить со своим «визитом вежливости», он поднялся, чтобы уйти. Стоя уже у дверей, он оглянулся, желая что-то сказать, но совершенно забыл, о чем хотел сказать, поскольку удивился пристальному взгляду Молли, обнаружив это, он внезапно смутился и ушел, как можно скорее.
— Бедный Осборн был прав! — сказал он. — Она превратилась в утонченную, изысканную красавицу, как раз так, как он говорил. Или это характер отразился на ее лице? В следующий раз, когда я войду в эти двери, я узнаю свою судьбу!
Мистер Гибсон рассказал своей жене о желании Роджера лично переговорить с Синтией, скорее с целью повторить ей то, что он рассказал своей дочери. Он не видел никакой необходимости для этого, но считал, что было бы разумно, если бы она знала всю правду, которая ее касалась. Но она взяла дело в свои собственные руки, и хотя, по всей видимости, согласилась с мистером Гибсоном, Синтии об этом никогда не упоминала. Вот что она сообщила дочери:
«Твой бывший поклонник Роджер Хэмли вернулся домой в большой спешке, вследствие неожиданной кончины бедного Осборна. Он, должно быть, сильно удивился, обнаружив, что в поместье поселились его вдова и маленький сын. Он приехал сюда с визитом на днях и вел себя довольно мило, хотя его манеры не улучшены обществом, в котором он вращался в путешествии. Все же я предсказываю, что его будут считать светским „львом“, и возможно, очень грубым, что противоречит моему чувству утонченности, могут даже восхищаться ученым путешественником, которые побывал в безлюдных местах и ел более странную пищу, чем любой другой англичанин. Полагаю, он утратил все шансы наследовать поместье, поскольку я слышала, как он говорит о возвращении в Африку и о том, чтобы стать постоянным скитальцем. Твое имя не было упомянуто, но я полагаю, он справлялся о тебе у мистера Гибсона».
— Вот! — сказала она себе, складывая письмо и подписывая адрес, — это не побеспокоит ее и не причинит неудобств. К тому же все это правда, или близко к ней. Конечно, ему захочется ее увидеть, когда он вернется, но к этому времени, я надеюсь, мистер Хендерсон снова сделает ей предложение, и дело будет решено.
Но Синтия вернулась в Холлингфорд утром во вторник, и в ответ на беспокойные расспросы матери по этому поводу, только сказала, что мистер Хендерсон не делал снова предложения. Почему он должен был это делать? Однажды она отказала ему, и он не знал причин ее отказа, по крайней мере, одну из причин. Она не знала, следует ли ей принять его предложение, если бы на свете не было такого человека, как Роджер Хэмли. Нет! Дядя и тетя Кирпатрик ничего не знали о предложении Роджера, как и ее кузины. Она всегда заявляла о своем желании сохранить помолвку в секрете, и никому не упоминала о ней, как бы ни поступали другие.
За этим легким и беззаботным тоном скрывались другие чувства, но миссис Гибсон была не из тех, кто видит, скрытое под поверхностью. Она страстно желала, чтобы мистер Хендерсон женился на Синтии еще со времени зарождения их знакомства. И зная, во-первых, что тоже самое желание пришло ему на ум, и что привязанность Роджера к Синтии с ее последствиями, является помехой; и во-вторых, что самой Синтии, не смотря на все возможности родства, которые у нее недавно появились, не удалось вызвать повторного предложения руки и сердца, — всего этого, как выразилась миссис Гибсон, было «достаточно, чтобы вывести из себя святого». Весь остаток дня она отзывалась о Синтии как о разочаровавшей ее неблагодарной дочери. Молли не могла понять, почему, и обижалась за Синтию, пока последняя не сказала с горечью:
— Не беспокойся, Молли. Мама только рассержена из-за того, что мистер… потому что я не вернулась помолвленной.
— Да! И я уверена, ты могла бы довести дело до помолвки, — вот неблагодарность! Я не настолько несправедлива, чтобы желать от тебя поступков, которые ты не сможешь совершить! — проворчала миссис Гибсон.
— Но где неблагодарность, мама? Я очень устала, и, возможно, поэтому я такая глупая. Но я не вижу неблагодарности, — Синтия говорила очень устало, откинув голову на диванные подушки, словно ее не заботил ответ.
— Разве ты не видишь, что мы делаем все, что можем для тебя: хорошо тебя одеваем, посылаем тебя в Лондон, и когда ты могла бы освободить нас от расходов на все это, ты этого не делаешь.
— Нет! Синтия, я буду говорить, — возразила Молли, вся пунцовая от возмущения, отталкивая удерживавшую ее руку сестры. — Я уверена, что папа не возражает против расходов, которые он взял на себя, чтобы обеспечить своих дочерей. И мне довольно хорошо известно, что ему бы не хотелось, чтобы мы выходили замуж, пока… — она запнулась и замолчала.
— Пока что? — спросила миссис Гибсон полунасмешливо.
— Пока мы не полюбим кого-нибудь очень сильно, — закончила Молли тихим, но твердым голосом.
— Что ж, после этой тирады… довольно бестактной, должна сказать… я закончила. Я не буду ни помогать, ни препятствовать вашим любовным отношениям, юные леди. В мое время мы радовались совету старших, — и Клер покинула комнату, чтобы привести в исполнение мысль, которая только что поразила ее — нужно написать доверительное письмо миссис Киркпатрик и изложить ей версию «несчастного положения» Синтии, и «утонченного чувства чести», и намекнуть на ее полное безразличие ко всей мужской половине человечества, ловко исключив мистера Хендерсона из этой категории.
— О, дорогая! — произнесла Молли, садясь на стул со вздохом облегчения, как только миссис Гибсон вышла из комнаты. — Какой раздражительной я становлюсь с тех пор, как заболела! Но мне невыносимо слышать, как она говорит, будто папа жалеет денег для тебя.
— Уверена, он так не делает, Молли. Тебе не нужно защищать его. Но мне жаль, что мама по-прежнему смотрит на меня как на «обузу», как называют нас, несчастных детей, рекламные объявления в «Таймз». Но я была для нее обузой всю свою жизнь. Я слишком впадаю в отчаяние, Молли. Я попытаю удачи в России. Я узнала о месте английской гувернантки в Москве, в семье, которая владеет целой провинцией и почти сотней крепостных. Я откладывала написание письма до возвращения домой. Там я не буду мешать, словно я вышла замуж. О, дорогая! Путешествовать всю ночь — не очень полезно для душевного настроения. Как мистер Престон?
— О, он принял Камнор Грейндж, в трех милях отсюда, и теперь никогда не приезжает на чаепития в Холлингфорд. Я видела его однажды на улице, но это вопрос, кто из нас упрямо пытался уйти с дороги другого.
— Ты еще ничего не сказала о Роджере.
— Да, я не знала, хочешь ли ты знать о нем. Он очень повзрослел, он теперь — сильный, взрослый мужчина. И папа говорит, он намного серьезнее. Задавай мне вопросы, если тебе хочется знать, но я только однажды виделась с ним.
— Я надеялась, что к этому времени он покинет поместье. Мама говорила, он снова собирается в путешествие.
— Не могу сказать, — ответила Молли. — Я полагаю, ты знаешь, — продолжила она, но немного замешкалась, прежде чем сказала: — что он желает увидеть тебя?
— Нет! Я не знала. Мне бы хотелось, чтобы он довольствовался моим письмом. Насколько можно, все было определено. Если я говорю, что не увижусь с ним, интересно, моя или его воля окажется самой сильной?
