Пэлем Вудхауз - Том 4. М-р Маллинер и другие
— И нашел?
— Да. На гардеробе.
— Ты его взял?
— Вот он, — ответил Смидли, хлопнув себя по карману. Адела переводила глаза с Билл на Смидли, со Смидли на Билл, натужно пытаясь понять, о чем идет речь. Она терпеть не могла, когда в ее присутствии говорили загадками, тем более, когда беседовали только что выбравшийся из тюрьмы деверь, бросивший позорную тень на ее дом, и сестрица, которую нельзя и на порог пускать. Во всей Америке не найти двух других субъектов, кто бы сумел так раздражить ее, напуская туману. Сходство Аделы с пантерой стало еще более отчетливым.
— О чем это вы толкуете? Какой дневник? Чей дневник?
— Кармен Флорес, — ответила Кей. — Дядя Смидли искал его несколько недель.
Билл вздохнула. У нее было доброе сердце.
— Увы, бедный Фиппс, — сказала она. — А как ты догадался про этот гардероб?
— Если женщине есть, что прятать, именно это место она и выберет. Общеизвестный факт. Про это во всех детективах пишут.
— Ты что, Агату Кристи не читала? — удивилась Кей.
— Кто такая Агата Кристи? — спросила Адела.
— Адела, лапочка! — сказала Билл. Смидли фыркнул.
— Глупая гусыня, — буркнул он.
Адела метнула на деверя взгляд, который его едва не испепелил.
— Это ты, ты — беглый каторжник, обзываешь меня глупой гусыней!
Смидли не остался в долгу.
— А ты как смеешь называть меня беглым каторжником?
— Я называю тебя беглым каторжником, потому что ты и есть беглый каторжник! Разве тебя полиция не разыскивает?
— Нет, полиция меня не разыскивает.
— Остается посочувствовать полицейским, — притворно вздохнула Адела. — Представляю, каково им.
Смидли надулся.
— Адела, мне не нравится твой тон.
— А мне плевать.
— В самом деле?
— Напрасно, Адела, — вмешалась Билл. — Смидли теперь не тот, кем был до сих пор.
— Не понимаю.
— Все очень просто.
Вошел Джо. Он посмотрел отведенную ему комнату, выслушал историю спортивного подвига лорда Тофема и теперь планировал выйти в сад и снова пообщаться с природой, хотя и не рассчитывал на то, что она исцелит его раны. Его депрессия не проходила. Равнодушным взором обозрев Садовую комнату, он обратил внимание на то, что здесь происходит важная дискуссия, но не выказал ни малейшей заинтересованности во внутренних делах обитателей дома и направился к двери на террасу. На пороге его остановил властный голос Билл.
— Вчера Смидли не являлся обладателем дневника покойной Кармен Флорес. Сегодня он таковым является. Любая студия в Голливуде отхватит его с руками.
Смидли подхватил тему:
— Я вчера переговорил по телефону с «Колоссал-Эксвизит». Они предложили пятьдесят тысяч.
— Пятьдесят тысяч! — выдохнула Адела.
— Пятьдесят, — подтвердил Смидли. Адела медленно поднялась.
— Ты хочешь сказать, что они… готовы заплатить тебе пятьдесят тысяч долларов?
— Пятьдесят тысяч долларов, — эхом отозвался Смидли. Джо развернулся к дивану и рухнул на него. Голова у него пошла кругом. В ушах зазвучала музыка небесных сфер.
— Ты согласился? — спросила Билл.
— Пока нет. Надо прощупать рынок. У меня серьезные виды на «Медулла-Облонгата-Глутц».
— Но меньше пятидесяти брать нельзя.
— Само собой, — откликнулся Смидли. Он вытащил из кармана дневник и почтительно посмотрел на него.
— Ну не фантастика ли — такая невидная книжонка, а стоит целых пятьдесят штук!
— Должно быть, взрывная штука. Ты успел почитать?
— Не удалось. Писано по-испански.
— Плохо.
— Ничего страшного, — успокоил ее Смидли, во всем умевший увидеть светлую сторону. — У Лулабель Махафии — вниз по дороге — есть садовник-мексиканец. Я к нему зайду и попрошу перевести, мы с ним приятели. Он меня как-то угостил мексиканским пойлом, забыл, как называется, от него крыша едет.
Во время этого обмена репликами на Аделу снизошло спокойствие. Как будто по зрелом размышлении ее постигло озарение, развеявшее внезапно сгустившийся вокруг нее мрак. Пальцы ее еще слегка дрожали, но голос, когда она заговорила, звучал на удивление ровно и даже дружелюбно.
— Я немножко научилась испанскому во время благотворительного турне по Южной Америке, — сказала она. — Могла бы вам помочь. Позвольте взглянуть?
— Разумеется, — сердечно ответил Смидли. Он всегда отвечал добром на добро. — Тут вот запись от 21 апреля, которую мне хотелось бы перевести. На полях против нее шесть восклицательных знаков.
Он протянул книжицу Аделе. Когда она взялась за нее, ее пальцы задрожали заметно сильнее. Она быстро направилась к двери, но Смидли, которого внезапно обуял безотчетный страх, остановил ее.
— Эй! Куда это ты?
Адела обернулась.
— Нельзя оставлять такую ценную вещь на виду. Я положу ее в сейф в просмотровой комнате.
— Нет уж. Пускай лучше останется у меня. Адела сбросила маску.
— А вот это у тебя не выгорит, — язвительно заявила она.
— Ты целых пять лет сидел у меня на шее, Смидли, и тебе давно пора внести хоть какой-то вклад в общие расходы по дому. Вот так вот.
— Но…
— Я сказала, — отрезала Адела. — Пятьдесят тысяч долларов. Неплохой взнос для начала. И, кстати, Вильгельмина, — продолжила она, переменив тему, — будь добра, пойди переоденься. Ты в этом наряде похожа на старьевщицу.
ГЛАВА VIII
Грохот захлопнувшейся двери не смог заглушить крик, сорвавшийся с губ Смидли. Крик этот напоминал вой смертельно раненного хищника. Комментируя в беседе с Билл действия миссис Аделы Корк, обнаружившей, что кто-то вторгся в ее святая святых, он сравнил ее реакцию с поведением тигрицы, у которой украли детенышей. Сомнительно, однако, чтобы даже самая невротичная тигрица смогла вложить в мизансцену — говоря на языке киношников — столько неподдельной страсти, сколько ее сейчас продемонстрировал Смидли. Казалось, глаза его вот-вот выскочат из орбит, а к двум подбородкам добавился третий за счет вышедшей из пазов вставной челюсти.
Билл тоже проявила легкую обеспокоенность неожиданным поворотом дел.
— Черт подери! — сказала она. — Ну и террористка! Смидли рухнул на диван рядом с Джо.
— Средь бела дня! — как бы не веря самому себе, простонал он. Грудь его вздымалась, волнуемая праведным негодованием. — Я… я в «Лос-Анджелес экзэминер» напишу!
— Неудивительно, что эта женщина достигла впечатляющих результатов в эпоху немого кино.
— Нет, это выходит за всякие рамки! — вскричал Джо.
— Может, для кого другого рамки и существуют, но не для нее, — отозвалась Билл.
Она твердым шагом пересекла гостиную и позвонила в звонок. Билл была женщиной решительной, не чета слабовольным нервическим особам, которые тратят драгоценное время на бесполезные сожаления. Собравшись в единый момент, она почувствовала себя Наполеоном, попавшим в критическую ситуацию. Что сделал бы в таком случае Наполеон? Первым делом — подтянул резервы и бросил их в бой.
Именно это и намеревалась совершить Билл. Звонок сонетки был призван исполнить роль боевой тревоги, по которой Фиппс немедленно займет авангардную позицию. С помощью Фиппса Билл и рассчитывала расквитаться за временное поражение и одержать победу. Когда у вас похищают нечто ценное и помещают в сейф, а в пределах достижимости находится дворецкий, в свое время взявший двадцать уроков мастерства вскрывания сейфов и весьма в этом деле преуспевший, то здравый смысл подсказывает единственно правильное решение — положиться на профессионала.
Смидли по-прежнему вертелся на диване как уж на сковородке. Он воздел руки.
— Я напишу в «Вэрайети»!
Билл бросила на него по-матерински нежный взгляд.
— Остынь, Смидли.
— Какое там «остынь»! Я напишу Уолтеру Уинчелу!
— Не стоит расстраиваться, — сказала Билл. — Абсолютно не стоит, как сказал бы лорд Тофем. А вот и Фиппс.
Дворецкий бесшумно вырисовался на пороге Садовой комнаты.
— Звали, мадам?
— Да. Заходи. Фиппс, — начала Билл, — боюсь, настал момент, когда нам с тобой придется вступить на тропу войны.
— Мадам?
— Смидли, тебе никогда не приходилось заседать в жюри присяжных?
Если только об английском дворецком можно сказать, что он затрясся, то Фиппс воистину затрясся. И бросил на Билл умоляющий взгляд.
— Мадам, пожалуйста, не надо! Билл проигнорировала мольбу.
— А вот мне пришлось некоторое время назад, — продолжила она. — Как раз когда мы отправили Фиппса вверх по речке на три годика.
— Мадам, вы же обещали…
— И знаешь, как он заработал эти три года жизни на казенный кошт? За что его отправили отдыхать в Синг-Синг? Он сейфы бомбил.
Если она рассчитывала поразить собеседников, то угодила в самую точку. Смидли замер и тупо уставился на дворецкого. Кей издала короткий крик и тупо уставилась на дворецкого. Джо выговорил «Что?» и тоже тупо уставился на дворецкого. Фиппс тупо уставился на Билл. Даже Юлий Цезарь, получив удар кинжалом от Брута, не смог вложить в свой взгляд больше боли и разочарования. Укоризна в его глазах заставила ее извиниться.
