Илья Стогов - Десять пальцев
Я спросил:
– Это церковь?
Мужчины помолчали. Потом начали испуганно переглядываться.
– Я спрашиваю: раньше здесь была церковь, да?
В вопросе мужчинам почудился подвох.
– Слушай, мы тут не трогали ничего! Чего тут было раньше, не знаем. Клянусь, не трогали, веришь? Нам тут сидеть разрешили. Но если ты против, мы уйдем.
Я вышел из библиотеки на пыльную улицу… жаркую и пыльную улицу… самую жаркую улицу в мире, вдобавок насквозь пропитанную пылью.
Здесь, на границе пустыни Кызылкум, нет церквей. Я понял это очень отчетливо. Здесь есть сорокаградусная жара и ослики, пасущиеся в тени развалившихся домов. Церквей нет.
Однако, сделав несколько шагов и подняв голову, я увидел ее. Из-за глинобитных хижин торчал шпиль, увенчанный крестом. Здесь есть церковь. Даже здесь есть моя церковь.
Ерунда, что внутри самаркандского храма сидели всего четыре человека, причем двое из четырех – нищие, забредшие переждать жару. Ничего, что азиатские власти строжайшим образом запретили молодым миссионерам даже заговаривать о том, что может быть расценено как религиозная пропаганда.
Они уже здесь. Значит, здесь и Тот, о Ком они, несмотря на запреты, все-таки говорят своим прихожанам. Кого они любят… и Кто сильнее жизни любит нас всех.
(И когда нам кричали, что мы слабы, что прекраснее победы – бой, мы знали, что лучший способ борьбы – повернуться второй щекой.)
10Куда бы я ни приехал, я знаю: здесь есть братья. Люди, живущие затем же, зачем и я.
Из моей купчинской квартиры до ближайшего храма ехать почти час, и иногда я забываю, что моя церковь есть везде. Зато оказавшись в песках Кызылкума… или на Филиппинских островах… на Чукотке, в ленивой Финляндии, в сибирской тайге, на берегу Тихого океана… оказавшись в таких местах, я тут же вспоминаю: слово «католическая» буквально переводится как «вселенская».
Та, которая есть везде.
Как известно, христианство родилось в Азии, а до Америки добралось относительно недавно. Между тем в Новом Свете сегодня христианами считают себя девяносто два процента населения… а в Азии – только два.
Дремучая, бесконечная часть света… вернее, тьмы. Люди, никогда не слышавшие о том, что их рабство отменено. И всего несколько священников. Всего несколько небогатых храмов с деревянными распятиями на пустых стенах.
На всю Восточную Сибирь наберется от силы три тысячи католиков. Двадцать в Улан-Удэ. Восемь на Камчатке. Приблизительно сто в Магадане.
Думаете, это мало? Между прочим, Господь соглашался помиловать Содом ради трех праведников, да только в Содоме трех не нашлось. А здесь – сразу в тысячу раз больше. Значит, все хорошо.
11Мне рассказывали о священнике, которого за религиозную пропаганду посадили в сибирскую тюрьму. Он отсидел лет пять… или, скажем, семь, и на этом срок заключения истек. Тюремное начальство велело батюшке собираться и – на выход.
Священник обратился к начальству с просьбой:
– Прошу оставить меня в тюрьме. Хотя бы ненадолго.
– Как это «оставить»?
– Понимаете, только-только все нормализовалось. Не могу пока уйти. Прошу разрешить остаться еще хотя бы на пару лет.
Начальство все равно не могло понять:
– Да что нормализовалось-то?
Священник вздохнул:
– Образовался кружок по изучению Писания. И две молитвенные группы. По воскресеньям в нашем бараке проводятся службы. Несколько человек готовятся к принятию таинства крещения. Как я могу все бросить?
Таких людей немного. Их и не может быть много. Христиане вообще нигде не являются большинством. Но они есть. Все вместе эти люди меняют лицо мира. Каждый день. По чуть-чуть. К лучшему.
Я тоже пытаюсь. У меня получается плохо, но я все равно продолжаю пытаться.
(И неважно, что жизнь задает вопрос, ведь мне известен ответ: я помню – казался бессильным Тот, сильней Которого нет!)
Семь
1
В жизни я много раз встречался с проявлениями сатанизма. О самом вопиющем проявлении я хочу рассказать вам сейчас…
2В середине декабря 1996 года двадцать три латиноамериканских партизана из «Революционного движения имени Тупак Амару» провели, возможно, самую виртуозную акцию в истории мирового терроризма.
В здании японского посольства в Лиме в тот вечер должна была проходить вечеринка. Партизаны переоделись поварами и официантами и проникли внутрь. В разгар веселья они достали из-под одежды «калашниковы», после чего веселье продолжилось, но весело было уже не всем.
В заложники тупакамаровцам удалось взять целую толпу VIP-персон. В том числе американских дипломатов, тещу перуанского премьера и много кого еще.
Правительство отказалось выполнять требования партизан. А партизаны отказались покинуть здание. В результате следующие полгода ситуация пребывала в состоянии пата.
С крыш окрестных домов телевизионщики снимали, как восемьдесят заложников дни напролет пьют орандж-джюс, а их стражи играют во дворе в футбол. Жизнь вошла в привычную колею. Кончилась зима… потом весна… пришел май… и в мае последовал штурм, во время которого все партизаны были перебиты.
Тупакамаровцы знали, что обречены. Правительство опасалось, что на тот свет они постараются захватить с собой как можно больше народу. Но партизаны принципиально отказывались стрелять. И погибли все до единого.
В тот вечер, когда это произошло, я со знакомым по имени Дмитрий отправился выпить алкоголя в заведение «Манхэттен».
3Дмитрий являлся достопримечательностью общегородского масштаба.
Все знали, что еще на заре перестройки этот длинноволосый, похожий на индейца парень в косухе зарегистрировал первую в стране официальную троцкистскую организацию и что без его участия не обходилась ни одна радикальная тусовка. Это не помешало Диме сделать офигительную журналистскую карьеру, стать примерным отцом двоих сыновей и получить степень доктора наук.
На тот момент Дмитрий писал для серьезного столичного издания. Вернее, издание было серьезным до того, как он начал для него писать. Как-то, откопав в газете бесплатных объявлений рекламу садомазо-салона, Дима пришел к редактору и попросил денег.
Редактор не понял и переспросил: зачем это ему деньги?
– Пойду в садомазо-салон.
– В садомазо-салон?
– Да. Проведу расследование методом погружения.
– В садомазо-салоне? Что ты будешь там расследовать?
– Как вы не понимаете?! Садомазохизм является важным фактором городской жизни! Нашему изданию очень повезло, что именно я первым наткнулся на его рекламу. Нужно спешить, пока материалы об этом заведении не появились в изданиях-конкурентах! Представьте, насколько подобные материалы поднимут рейтинг нашего издания!
Обалдевший, запутавшийся редактор представил, чтоi за материал сдаст ему Дмитрий, и заранее вспотел. Но денег все-таки дал.
Дмитрий был профессионалом своего ремесла. Ни в какой садомазо-салон идти он не собирался, а вместо этого пригласил меня попить алкоголя в «Манхэттене».
Клуб «Манхэттен» в том сезоне считался наиболее модным в городе. Он принадлежал довольно известному кинорежиссеру, и каждый вечер там давала концерт какая-нибудь знаменитость.
Денег под сенсационный материал удалось выбить немного, но нам хватило. Помню, как шатаясь, держась друг за друга, мы вышли из клуба на ночную набережную, а за нами бежал чумазый беспризорник, клянчивший:
– Дя-адиньки, денег да-айте!
Денег уже не осталось. Беспризорнику было велено идти на фиг. Обидевшись, мальчик сгреб с тротуара последние крохи почти стаявшего снега, слепил снежок и кинул в нашу сторону.
Дмитрий на секунду замер, потом прокричал воинственное междометие и рванул за мальчишкой. Чуть не упал, заблудился и вскоре вернулся ко мне.
– Ты видел?! Нет, ты видел?!
– Чего ты так завелся-то? Ну, мальчик… ну, слепил снежок…
– Ты видел, что он слепил?
– Да какая разница, что он слепил?
– Он слепил фигурку!
– И чего?
– Да это же культ вуду!
4Я той весной работал редактором небольшого, но глянцевого журнала. Редакция располагалась в доме, стоящем неподалеку от Зимнего дворца, на углу с Мойкой.
Дом этот был примечателен сразу по нескольким причинам. Главными из них были две: во-первых, за стеной моей редакции находилась квартира тогдашнего петербургского мэра Собчака, а во-вторых, этот дом соседствовал с японским консульством.
Утром следующего после «Манхэттена» дня я сидел у себя в кабинете и хотел пива. День был солнечный, снаружи ходили девушки, а я хотел пива. В два часа ко мне в редакцию заскочил Дмитрий.
– Как дела? Рюкзака моего не видел?
– Нет.
– А дела как? Сегодня отличная погода! Ты не помнишь, когда мы вчера уходили из клуба, у меня был рюкзак? Я где-то потерял рюкзак. Не помнишь, где?
– Нет.
Работать сегодня я бы все равно не стал. Я спросил у своей секретарши, не хочет ли она выпить кружечку освежающего пива? Девушка не любила пиво, но работать она любила еще меньше, а день был солнечный, и мы все втроем пошли в «Манхэттен» искать Димин рюкзак.
