Хербьерг Вассму - Сто лет
— Я думал, это срочно
— Да. Но с отцом поехать важнее.
— Мы с Хельгой сами разложим картофель, — предложил десятилетний Карстен, обкусывая мякиш с корки. Потом засунул корку между зубами и губой — получился как бы второй ряд зубов. Сейчас только этот испытанный прием мог заставить Агду смеяться.
— Конечно, можем! — серьезно кивнула восьмилетняя Хельга. Но когда в кухню вошел отец, она уставилась на него и перестала есть.
— Какие вы все сегодня серьезные! Встали не с той ноги? — пошутил Фредрик и пошевелил усами, чтобы рассмешить Агду. Потом тяжело сел во главе стола и отхлебнул кофе. К еде он не притронулся.
— Папа, почему ты ничего не ешь? — удивилась Хельга, поглядев сбоку на отца.
— Сейчас поем, раз ты велишь. Но и ты тоже должна есть.
Хельга понимает больше, чем надо, подумала Элида и поставила на стол кувшин с процеженным молоком.
— Наливайте себе столько, сколько сможете выпить, — предупредила она детей. Потом позвала завтракать Педера. Он уже убрался в хлеве и теперь на крыльце снимал с себя рабочий комбинезон. Хоть он его и снял и вымыл руки, от него все равно попахивало хлевом, чего нельзя было сказать про Анни. Элида сжалась, преодолевая тошноту. Педер не виноват, он только выполнил свою работу, убрав навоз этих благословенных животных. Однако есть она перестала.
— Кто сегодня идет в школу? — спросил Фредрик.
— Мы на этой неделе не учимся, — ответил Карстен.
— Мама, мы посмотрим вечером детские вещи? — спросила Хельга, ее очень занимало предстоящее рождение ребенка.
— Если вы справитесь со своей работой.
Уже не одну неделю Элида пыталась приготовить вещи, необходимые будущему малышу. Если все пройдет благополучно, она быстро встанет на ноги. Но заранее этого не мог знать никто. К счастью, она договорилась с соседкой, что та поможет ей, когда придет время. Оставалось только убраться в доме, чтобы ей не было стыдно за беспорядок в шкафах и грязь по углам. Разложить по местам домашнюю утварь, одежду, детские игрушки — словом, привести все в порядок. Хорошо бы еще успеть вычистить кастрюли и бак для кипячения белья.
— Карстен! Принеси мне газетную страницу, которая лежит в спальне на комоде. Думаю, тебе тоже будет интересно то, что в ней написано, — попросил Фредрик.
Карстен принес страницу и положил на стол. Обычно он помогал отцу собирать статьи о машинах, книгах и изобретениях. А главное — о политике. Они хранились в папках и коробках, перевязанных шнурком или нитью для сетей. Благодаря этому отец и сын помнили о том, что мир движется вперед, хотя иногда он и откатывался постыдно назад. А также знали, что дороговизна и безработица — удел не только их уезда, но и всей страны.
Неожиданно Элида заметила, что Фредрик выглядит немного лучше, чем в спальне. Он спокойно жевал, слушая, как Карстен читает ему вслух. Не только о выставке, но и о том, что "национальная гордость возрождается благодаря не военным силам, а мирному труду всей страны". Люди стали лучше питаться, лучше одеваться и даже стали более здоровыми и просвещенными — так было написано в газете. Еще писали о "поэзии жизни как созидающей силе". Статья пестрела такими словами, как "изобразительное искусство" и "поэзия", "школьное образование" и "триумф науки". Разве не наша страна воспитала Ибсена, Бьёрнсона, Грига, а также живописцев и скульпторов, снискавших мировое признание? Была там и заметка с фотографией, где были изображены автомобили, катившие по улице Кристиании, которая называлась Парквейен. Эти автомобили тоже имели названия: "мерседес" и "опель". И номер на прикрепленной спереди железке. Их фары были похожи на мертвые глаза трески. Последнее заставило Рагнара окончательно проснуться и впиться глазами в эту страницу.
— Ну и ну! — сказал он и разразился странным смехом, который появился у него, когда сломался голос.
— Эта фотография сделана в том году, когда родилась Хельга, — сказал Фредрик. — Она старая! Как это я ее просмотрел?
— Может, ты просто забыл о ней? — беспечно сказала Элида.— А вот теперь пришло время и для нее.
— Чего только не происходит в мире! — мечтательно вздохнул Карстен.
А Элида подумала, что, пока они крутятся тут в Русенхауге, занятые своими делами, в мире происходит много важных событий, о которых они даже не подозревают. И газеты быстро оказываются уже старыми.
Будь благодарен за данную тебе жизнь
— Фредрик! Только не уходи от меня! Слышишь, не уходи!
Элида тяжело дышала, произнося эти слова. Фредрик лежал на берегу с закрытыми глазами. На губах у него пузырилась пена, как на катушках, когда дети выдували мыльные пузыри. Грудь с трудом поднималась и опускалась, Элида даже не знала, в сознании ли он. Она попробовала приподнять его за плечи и положить так, чтобы ему удобнее было дышать. Но опасалась, чтобы от этого ему не стало еще хуже.
— Рагнар! Беги и позвони доктору! — наконец велела она.
Он и сам уже бежал к дому. Его длинные ноги быстро перебирали дорогу, при этом голова и плечи опережали их не меньше, чем на целый локоть.
К счастью, Элида увидела из окна, как их лодка подходит к берегу. Рагнар громко кричал, зовя на помощь, еще до того, как лодка ткнулась в причал. Элида и дети поняли, что случилось какое-то несчастье. Схватив старое пальто, висевшее в прихожей, и натянув сапоги, Элида на ходу крикнула Эрде, чтобы та присмотрела за Агдой.
— Я бегу на берег, там что-то случилось!
Ноги скользили по льду, сковавшему ведущую к причалу тропинку. Один раз Элида упала, но тут же быстро вскочила на ноги. Рядом оказалась Хельга, которую она раньше даже не заметила, и протянула ей руку. Но Элида, не успев вскочить, уже была далеко от нее. Когда она добежала до берега, Рагнар почти вытащил отца из лодки.
— Он греб и вдруг упал, — простонал мальчик.
— Ты сам должен был грести, не отец! — крикнула она ему. И тут же поняла, что это несправедливо. Рагнар промолчал. Однако его потное пылающее лицо исказилось от страха и отчаяния.
Очевидно, она предчувствовала, что нечто подобное должно случиться. Но отмахнулась от этого, как и от всего остального, что могло случиться, но чем не следовало! бессмысленно мучить себя день и ночь. Она боялась этого и все-таки не верила, что это когда-нибудь произойдет. Как будто привыкла, что Фредрику время от времени приходится лежать в постели, но каждый раз он поправлялся, и все становилось почти как раньше.
— Фредрик! Ты меня слышишь? Отвечай! — Элида оттолкнула Хельгу, которая опустилась на землю рядом с отцом.
Младшие дети топтались среди водорослей, Карстен с трудом втаскивал лодку на катки. Из-за отлива тащить лодку было трудно. Неожиданно Фредрик открыл один глаз и сквозь пелену посмотрел на Элиду, как будто хотел что-то сказать. Она обняла его и упала на водоросли. Тонкий лед со звоном проломился под нею. Холодная вода проникла под одежду. На берег прибежал работник, он тащил за собой старую дверь, к которой по углам были прибиты ручки. На этой двери они обычно носили торф или сено. Теперь нести предстояло Фредрика.
— Я же говорила тебе, — с упреком сказала Элида, но не Фредрику, а жизни, которая так несправедливо обошлась с ними. — Говорила, что не нужно ездить на это совещание, хотя там и обсуждается вопрос о дорогах. Говорила, что здоровье тебе этого не позволяет. Плевать мне на все дороги! Тебе нельзя работать в управе!
— Мама... — Карстен встряхнул ее. Он уже обмотал лодочный канат вокруг камня.
Наконец Элида взяла себя в руки. Она обняла Карстена и прижала к себе. И Хельгу тоже. Так, прижавшись друг к другу, они просидели минуту над неподвижно лежавшим Фредриком.
Пришел доктор, у Фредрика оказалась парализована половина лица, а также правая рука и нога. Он спрашивал Элиду о чем-то ей неизвестном. Но был хотя бы в сознании. Говорил он невнятно. Элида видела по его лицу происходящую в нем борьбу. Видела, что ему стыдно, как будто он был виноват, что не может поговорить с доктором, который проделал долгим путь на лодке и в повозке, чтобы осмотреть его. Как будто он был виноват, что доктору пришлось нести тяжелую сумку, оказавшуюся бесполезной. Как будто он, Фредрик, по собственной глупости упал в лодке, в результате чего стал неполноценным человеком. Как будто он один был виноват в том, что вел себя так глупо.
Ведь именно в этом там, на берегу, его и упрекала Элида.
Пока она наблюдала за его борьбой и слушала этот страшный хрип и нечленораздельные звуки, которые вырывались у него из горла, ее охватил такой неудержимый гнев, что ей пришлось выйти из комнаты. Она прошла через кухню, где плакала Агда и где вперемежку валялись детские сапоги, о которые так легко споткнуться. Никто из детей и не подумал аккуратно поставить сапоги на место, как она учила их, когда они были уже настолько большими, что могли самостоятельно спуститься с крыльца кухни. Случившееся с отцом словно лишило их способности и думать и действовать. Теперь эти сапоги представляли собой опасные ловушки для того, кто собирался выйти на улицу. Осмелившийся на это рисковал переломать себе кости и разбить нос, залив кровью весь пол. Элида отчетливо увидела, как это будет выглядеть. Хотя все могло быть и хуже.
