Пелам Вудхаус - Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес
– Оба мы ужасно удивились, – продолжила Молли. – Я воскликнула: «Надо же, и вы здесь!». А он отвечает…
– У меня нет ни малейшей охоты слушать, что ответил Финч.
– В общем, погуляли мы немножко, посмотрели на зверушек – и вдруг он попросил меня выйти за него замуж у клетки сибирского яка.
– Вот это уж нет! – с неожиданной твердостью воскликнул Сигсби, решивший хоть раз в жизни настоять на своем. – Замуж ты выйдешь, как и подобает приличной девушке! В церкви Святого Фомы!
– Да нет! У клетки он сделал мне предложение.
– A-а, другое дело! – облегченно вздохнул Сигсби.
Мечтательное выражение затуманило глаза Молли. Ее губки сложились в нежную улыбку, как будто она вновь переживала тот чудесный в жизни любой девушки миг, когда мужчина, которого она любит, позвал ее отправиться с ним в рай.
– Вы бы видели его уши! – хихикнула она. – Они стали такими малиновыми-премалиновыми!
– Не может быть! – тоже хихикнул Сигсби.
– Прямо алыми! А когда он попытался сказать еще что-то, то только булькал.
– Вот бедняга! Поистине недотепа…
Молли, сверкая глазами, набросилась на отца:
– Как ты смеешь обзывать моего Джорджа недотепой?
– А как ты смеешь называть этого недотепу своим Джорджем? – парировала миссис Уоддингтон.
– Потому что он и есть мой Джордж! Настоящий ягненочек! Я его люблю! И выйду за него замуж.
– Ничего подобного! – Миссис Уоддингтон трясло от ярости. – Ты что, воображаешь, я позволю тебе губить жизнь? Он жалкий охотник за приданым.
– Нет!
– Он нищий художник!
– Он страшно талантливый и сумеет продавать свои картины за большие деньги.
– Ха!
– А кроме того, – вызывающе добавила Молли, – когда я выйду замуж, то получу в приданое жемчужное ожерелье, отцовский подарок маме. Продам его, и этих денег нам хватит на долгие годы.
Миссис Уоддингтон готова была возразить – и, без сомнения, возражение это было бы весьма язвительным, как любое слетавшее с уст этой дамы, – но ее перебил страдальческий стон.
– Что тебе еще, Сигсби? – раздосадованно обернулась она на мужа. Судя по всему, тот сражался с бурным волнением, таращась на дочку выпученными глазами.
– Ты сказала… Ты хочешь продать ожерелье? – заикаясь, пролепетал он.
– Ах, да успокойся ты, Сигсби! – прикрикнула миссис Уоддингтон. – Какое это имеет значение? При чем тут жемчуг? Эта заблудшая девушка намеревается броситься в объятия убогого мазилы, бренчащего на гавайской гитаре…
– На гитаре он не умеет играть, он мне сам говорил…
– …когда могла бы выйти замуж за превосходнейшего человека с прекрасным старинным титулом, который…
Миссис Уоддингтон запнулась. В памяти ее всплыла сцена у мадам Юлали.
Молли живо воспользовалась заминкой и ринулась в контратаку.
– За лорда Ханстэнтона я не выйду! Даже если бы на свете не осталось других мужчин…
– Знаешь, солнышко, – тихо проговорил Сигсби, – лично я на твоем месте ожерелье продавать не стал бы.
– Нет, я непременно продам! Когда мы поженимся, нам понадобятся деньги.
– Вы не поженитесь, – опомнилась миссис Уоддингтон. – Любая разумная девушка отвергла бы этого обтрепанного жалкого типа. Да ведь он настолько труслив, что даже не осмелился прийти сюда и объявить мне эту жуткую новость. Все спихнул на тебя…
– Джордж не смог! Его арестовали.
– Ха-ха! – торжествующе воскликнула миссис Уоддингтон. – И за такого субъекта ты собираешься выйти замуж! Арестант! Бандюга!
– Нет, все получилось оттого, что он очень добрый, – возразила Молли. – Он так обрадовался, что мы обручились, что стал раздавать прохожим доллары. На углу Пятьдесят девятой улицы и Пятой авеню. Через две минуты собралась толпа до Мэдисон-сквер и образовалась пробка. Транспорт встал на несколько миль, вызвали полицейских, Джорджа увезли на патрульной машине, а я позвонила Хамилтону Бимишу, чтобы он его выкупил под залог и привел сюда. Так что с минуты на минуту они приедут.
– Мистер Хамилтон Бимиш и мистер Джордж Финч! – объявил от дверей Феррис. По выразительной интонации, с какой он произнес эти имена, любой мало-мальски смышленый слушатель сразу смекнул бы, что Хамилтон Бимиш – гость почетный, а о Джордже он объявляет по принуждению: мистер Бимиш приказал, сокрушив его сквозь очки ледяным взглядом.
– Вот и мы! – сердечно сообщил Хамилтон. – Как раз вовремя для участия в оживленной семейной дискуссии.
Миссис Уоддингтон уничтожающе взглянула на Джорджа: тот пытался укрыться за столиком с откидной крышкой, сам осознавая, что вид у него непрезентабельный. Ничто так не отражается на внешности, как арест и поездка в тюремный застенок с отрядом нью-йоркской полиции. Воротничок болтался, на жилетке не хватало трех пуговиц, а под правым глазом синела тень – благородный полицейский, остро уязвленный тем, что Джордж разбрасывает доллары, и уж совсем распалившийся из-за того, что разбросал он их все без остатка, от всей души врезал ему, когда они ехали в патрульном фургоне.
– Никакой дискуссии нет, – заявила миссис Уоддингтон. – Вы же не предполагаете всерьез, будто я разрешу своей дочери выйти замуж за такого человека?
– Ну-ну-ну! – пропел Хамилтон. – Сейчас мой друг, разумеется, не в лучшей форме, но умоем, почистим – и вы его не узнаете! Какие у вас конкретно возражения против Джорджа?
Миссис Уоддингтон растерялась. Хоть кого спроси так вот, врасплох: а почему ему не нравится слизняк, змея или черный таракан? – любой затруднится с ходу логически изложить свои предубеждения. Антипатию к Джорджу она считала вполне естественной, само собой разумеющейся. Возражала она против Джорджа, потому что он Джордж. Ее оскорбляла его сущность как таковая. Но видя, что от нее ожидают аналитического подхода, она напрягла мыслительные способности.
– Он… художник.
– Микеланджело тоже был художником.
– Это-то еще кто?
– Очень знаменитый, даже великий человек.
Миссис Уоддингтон вздернула брови.
– Мистер Бимиш, я абсолютно отказываюсь вас понимать. Мы обсуждаем этого молодого человека с синяком под глазом и с грязным воротничком, а вы уводите разговор в сторону. При чем тут какой-то мистер Анджело?
– Я всего лишь хотел напомнить, – холодно ответил Хамилтон, – что звание художника не обязательно порочит человека.
– А я не хотела бы, – еще холоднее парировала миссис Уоддингтон, – рассуждать на подобные темы.
– К тому же и художник-то Джордж препаршивый.
– В этом я как раз не сомневаюсь!
– То есть, – поправился Бимиш, чуть покраснев из-за того, что допустил вульгаризм, – рисует он настолько плохо, что его едва ли можно назвать художником.
– Вот какое твое мнение? – воскликнул Джордж, в первый раз подав голос.
– А я уверена, Джордж – один из лучших художников! – вскричала Молли.
– Нет! – прогремел Хамилтон. – Он любитель! И весьма посредственный!
– Вот именно! – подхватила миссис Уоддингтон. – А значит, надежды у него сделать деньги – никакой!
– Это ваше главное возражение? – Глаза за стеклами очков засверкали.
– Какое?
– Что у Джорджа нет денег?
– Да у меня… – вступил было Джордж.
– Умолкни! – оборвал друга Хамилтон. – Я спрашиваю вас, миссис Уоддингтон, дали бы вы согласие на брак, если бы мой друг Джордж Финч был богат?
– Пустая трата времени! К чему обсуждать…
– Так дали бы?
– Хм, возможно…
– Тогда позвольте сообщить вам, – торжествующе возвестил Хамилтон, – что Джордж Финч весьма и весьма богат! Его дядя Томас, все состояние которого он унаследовал два года назад, был главой широко известной юридической корпорации «Финч, Финч, Финч, Баттерфилд и Финч». Джордж, дружище, позволь тебя поздравить. Все уладилось! Миссис Уоддингтон сняла свои возражения.
Миссис Уоддингтон фыркнула, но то было фырканье женщины, наголову разбитой превосходящим интеллектом.
– Но…
– Нет! – поднял руку Хамилтон. – Нельзя отступаться от своих же слов! Вы недвусмысленно заявили, что, если бы у Джорджа были деньги, вы дали бы согласие на брак.
– Не пойму, к чему вся эта суматоха, – вмешалась Молли. – Я все равно выйду за Джорджа замуж, кто бы что ни говорил!
Миссис Уоддингтон капитулировала.
– Отлично! Как вижу я тут никто. И слова мои не важны.
– Мама! – укоряюще воскликнул Джордж.
– Мама?! – ошеломленно вздрогнув, откликнулась миссис Уоддингтон.
– Теперь, когда все счастливо разрешилось, я, конечно, смотрю на вас как на мать.
– О, вот как?
– Да, конечно.
Миссис Уоддингтон презрительно фыркнула.
– Меня силой вынудили согласиться на брак, который я категорически не одобряю. Но позвольте и мне вставить словечко. Лично у меня есть предчувствие, что свадьба не состоится.
– О чем это вы? – встрепенулась Молли. – Конечно, состоится! А как иначе?
Миссис Уоддингтон опять фыркнула.
– Мистер Финч – художник, пусть и очень слабый. Он долгое время жил в самом сердце Гринвич-Виллидж и ежедневно якшался с публикой весьма сомнительной нравственности…
