Кан Кикути - Портрет дамы с жемчугами
Рурико, хотя и готовилась к этой встрече, не могла побороть охватившего ее волнения.
Из открывшейся дверцы автомобиля высунулась большая голова Сёды Сёхэя. Он вытер платком лицо и, неприятно улыбаясь, с самодовольным видом направился к подъезду.
Рурико не знала, как ей быть: идти ему навстречу или оставаться на веранде. При одной лишь мысли, что он будет смотреть на нее и ей придется с ним разговаривать, Рурико испытывала неодолимое отвращение. Обычно она сама встречала гостей, если успевала заметить их раньше служанки. Не выйти навстречу Сёде значило обнаружить свой страх перед ним, а гордость не позволяла Рурико сделать это.
«Нет, – думала девушка. – Я не должна бояться этого низкого человека. Пусть он стыдится и трепещет перед порядочными людьми».
К Рурико вернулась ее обычная решительность. Ослепительно красивая и стройная, она предстала перед Сёдой, который учтиво поклонился ей.
– А, мадемуазель Карасава! Приношу свои глубокие извинения за мою резкость во время нашей встречи. Могу ли я вас просить… скажите, пожалуйста, ваш отец дома*?
«До каких же пределов может дойти бесстыдство?» – подумала Рурико, поражаясь его вежливости и самоуверенности, будто между ними никогда не было никаких недоразумений.
– Да, отец дома, – холодно отвечала Рурико. – Но я должна прежде спросить, сможет ли он принять вас. – И Рурико, исполненная гордости, направилась в комнату отца.
– А, он здесь? Отлично! Проведи его в нижнюю гостиную, – коротко приказал отец.
Когда Рурико провожала Сёхэя в гостиную, он пытался заговорить с ней несколько фамильярно, но вполне вежливо. Рурико отвечала холодно, даже резко.
– О! – коротко воскликнул отец, входя в гостиную и выражая таким образом не то удивление, не то приветствие, как будто они не в первый раз встречались друг с другом. Отец так презирал Сёду, что даже не собирался заговорить с ним.
Рурико знала, что подслушивать неприлично. Но от предстоящего разговора отца с Сёдой зависела судьба всей их семьи. Поэтому, стараясь быть незамеченной, она тихонько села на стул, стоявший в коридоре возле гостиной, и вся обратилась в слух.
– Я давно собирался навестить вас, но всегда что-нибудь да мешало. Мой поступок может вам показаться не совсем попятным и, пожалуй, не очень достойным… Я имею в виду покупку долговых обязательств. Поэтому я и пришел, во-первых, принести извинения, а во-вторых, объяснить мотивы и цель своего поступка, – медленно и подчеркнуто вежливо, словно оправдываясь, произнес Сёда. Однако его ласковый голос не предвещал ничего хорошего, как теплый ветер перед началом бури.
– Гм… мотивы… Разве, чтобы скупать долговые обязательства, нужны какие-то особые мотивы, требующие объяснения? – презрительно отвечал отец.
– Разумеется, – смиренно, но твердо возразил Сёда. – У меня, по крайней мере, эти мотивы есть. Начну издалека. Должен признаться, что являюсь искренним поклонником вашего превосходительства и всегда с глубоким уважением относился к вашему поистине благородному образу действий.
Седа вежливо умолк.
Отца поразили лицемерие и цинизм Сёды, пытавшегося с хитростью лисы усыпить его подозрения. Сёда же, сознавая собственное превосходство, держался с отцом подчеркнуто вежливо.
– Чем ближе я знакомлюсь с так называемыми политическими деятелями, тем сильнее в них разочаровываюсь, – снова заговорил Сёда. – Красивые и громкие слова, которыми они так любят щеголять, не имеют ничего общего с их поступками. Ведь любого из них можно соблазнить деньгами. Они даже расчетливее нас, торговцев. Простите за откровенность, но это печальный факт.
Отец слушал молча, ничего не отвечая. Но молчание его было словно затишье перед бурей.
Однако Сёда, как ни в чем не бывало, продолжал разглагольствовать:
– Впервые я увидел вас в клубе «Ниппон» и сразу обратил внимание на ваш благородный облик, и уважение мое к вам возросло. Полагаю, что именно вас, ваше превосходительство, бескорыстно посвятившего столько лет жизни государственной деятельности, можно смело назвать образцовым государственным деятелем и политиком.
Рурико, отчетливо слышавшая каждое слово Сёды, представляла себе, как должен был в душе негодовать отец, слушая столь грубую и беззастенчивую лесть.
– Как вам известно, никакими особыми талантами я не отличаюсь, но благодаря счастливому случаю нажил довольно солидный капитал и в настоящее время располагаю пятью миллионами иен, которыми могу распоряжаться по собственному усмотрению. Я не намерен вкладывать их в какие-либо предприятия или расходовать в благотворительных целях, как это мне советуют. У меня есть своя идея. Я хотел бы отдать их такому государственному деятелю, как вы, ваше превосходительство, чтобы он, не будучи стеснен в средствах, мог всецело посвятить себя служению государству. Такое помещение капитала было бы, пожалуй, наиболее достойным. Но чтобы осуществить свою идею, мне необходимо заручиться согласием вашего превосходительства, а потом уже обсудить с вами все детали. Ознакомить вас с моим предложением я попросил виконта Сугино, что он и сделал.
Седа перевел дух и продолжал с видом человека, сознающего свою вину перед бароном:
– Но по недоразумению или скорое в силу своего глубокого заблуждения Сугино-сан превратно истолковал мои слова, полагая, будто я прошу руки вашей дочери. Это было бы уже чересчур, ха-ха-ха! Не удивительно поэтому, что мое предложение вызвало справедливый гнев нашего превосходительства. Мне, в мои пятьдесят, жениться на молоденькой девушке просто смешно. Но я просил руки вашей дочери не для себя, а для своего сына, которому недавно исполнилось двадцать пять.
Тут Сёда понизил голос и доверительно продолжал:
– Мой сын, конечно, не достоин вашей дочери, хоть и подходит ей по возрасту, он человек без всяких способностей. Но если бы вы, ваше превосходительство, все же согласились выдать за него свою дочь, я почел бы это для себя величайшей честью и с готовностью отдал половину моего состояния. Впрочем, дело это терпит отлагательства, и то, что я вам сейчас скажу, никак с пим не связано. Позвольте мне, ваше превосходительство, уплатить по всем вашим векселям, которые вот уже больше месяца я так старательно скупаю…
Рурико почему-то показалось, что Сёда положил на стол пакет с долговыми расписками.
Речи Сёды были не совсем деликатны, даже бесцеремонны, но одна лишь Рурико знала истинную их подоплеку. Этот низкий человек вначале сам хотел на ней жениться, только бы разлучить ее с возлюбленным и продемонстрировать силу своих денег. Но, встретив решительный отпор со стороны отца и опасаясь общественного осуждения за неравный брак, решил пойти на хитрость и купить Рурико для сына. Оба предложения были в равной степени оскорбительны для девушки.
Отец же, поверив в искренность намерений Сёды, мог попасться па его удочку.
«Неужели отец согласится? – с беспокойством думала Рурико. – Ведь, оплатив векселя, Сёда уже не выпустит его из рук».
Но Рурико напрасно беспокоилась. Выслушав Сёду, отец помолчал немного, потом сказал:
– Весьма признателен за внимание, но по некоторым соображениям но могу воспользоваться вашей любезностью и оплачу векселя сам точно в указанные сроки. Второго предложения я тоже не могу принять, за что приношу извинения; ни вам, ни вашему сыну я в жены дочь не отдам.
Отец говорил спокойно, не торопясь, безупречно сдержанным тоном.
Слушая его, Рурико пришла в восхищение. Она готова была молиться па отца. «Какие бы муки ни сулило ей будущее, величайшее счастье быть дочерью такого человека», – думала девушка, и горячие слезы катились по ее щекам.
Между тем Сёда, воспринявший отказ барона как пощечину, видимо, опешил и не сразу мог собраться с мыслями. Но спустя некоторое время снова раздался его глуховатый, ставший вдруг сиплым голос:
– Гм… Вы, я вижу, не поняли меня! Следовало бы оценить мою доброту и сердечность.
Сейчас голос Сёды был подобен злобному рыку раненого леопарда, пятящегося от врага.
– Ха-ха-ха!… Доброта, сердечность! Неужели вы всерьез об этом говорите? Плюнуть человеку в лицо и назвать это добротой! – Отец презрительно расхохотался.
– Так-так… У вас, ваше превосходительство, от нужды, кажется, испортился характер, и вы неспособны попять великодушия.
Леопард выпустил когти.
– Великодушие!… Ха-ха-ха!… С торговцем, который покупает девушек за деньги, не приходится говорить о чистой совести. Переродитесь сначала, а потом приходите.
– Хорошо, я приду. Но запомните, ваше превосходительство: Сёда может быть не только великодушным, но и злым! Я последую вашему совету, я приду! – С этими словами Сёда грубо толкнул дверь и вышел в переднюю.
Когда Рурико вбежала в приемную, ей показалось, что волосы отца шевелятся от гнева.
– Отец! – Рурико спрятала у него на груди мокрое от слез лицо.
